Друг нищих сгорел на "догнеппинге"
Более ста лет назад в Петербурге, возле Александро-Невской лавры, проживал один довольно пожилой, но очень энергичный господин. Основным занятием на старости лет Родион Николаевич Каплун выбрал покровительство питерским обездоленным.
Подопечные называли его не иначе как "друг нищих". Содействие им он оказывал весьма нетрадиционным способом - координировал деятельность желающих продуктивно просить подаяние. У Каплуна имелся солидный "альбом" с адресами потенциальных благодетелей, где напротив каждой фамилии находилось точное описание приемов нищенства, производящих наиболее сильное впечатление на выбранного для "прицельного огня" человека. Так, к одному "благодетелю", например, рекомендовалось обращаться за вспомоществованием "на похороны погибшей от удара шаровой молнии тещи". К другому следовало идти с просьбой подать "на кусок хлеба интеллигентному неудачнику", а у третьего просить "на лекарства ребенку, умирающему от дифтерита". Упоминание дифтерита или тещи являлось обязательным условием для "прицельного попрошайничества", поскольку именно в этой семье от названной болезни пару лет назад скончался сын и погибла в грозу мать супруги. "Бюро добрых услуг" оказалось прибыльным мероприятием для его создателя: на адресную "наводку" и "инструктаж" существовали четкие тарифы. Кроме того, прямо в квартире Родион Николаевич организовал прокат "специальных аксессуаров" - повязок, деревянных рук и ног, костылей, бутафорских младенцев и т. д.
Дело было поставлено на широкую ногу и работало как часы. Но через некоторое время старичок заскучал, захотелось ему придумать что-то новое. Как-то во время просмотра объявлений в городских газетах ему пришла в голову гениальная идея, и он решил организовать первое в своем роде "предприятие" по догнеппингу. Механизм нового бизнеса был таков: в одних газетах Родион Николаевич давал объявление "Пропала собака", в других - "Прибилась собака". В обоих случаях фигурировал его адрес. По первому объявлению к нему приводили массу собак. "Друг животных" выбирал из них самых лучших и платил за них мизерное вознаграждение. С пришедших же по объявлению хозяев брал суммы, с лихвой покрывавшие все издержки. А потом он и вовсе совместил два своих предприятия, дав своим старым клиентам-нищим дополнительный заработок.
Теперь они активно "помогали" ему с поиском потеряшек, в основном "подбирая" дорогих псов у зазевавшихся во время прогулки хозяев. Творческая мысль Каплуна не стояла на месте - он уже начал подумывать о создании бюро по "поиску" младенцев. Но тут произошла накладка, стоившая Родиону Николаевичу потери всего отлаженного дела и свободы. Ежедневно ему приводили массу животных, потому он и не заметил, как его работники дважды привели одного французского бульдога, и его оба раза исправно выкупали. А на третий раз еще не успело выйти объявление о том, что найден симпатичный бульдог, как на квартиру к Родиону Николаевичу заявились хозяева трижды украденного пса с двумя околоточными.
Несмотря на почтенный возраст, Каплун оказался в тюрьме по обвинению в воровстве, мошенничестве и… использовании служебных сведений в личных целях. Оказалось, что до того, как выйти на пенсию, Родион Николаевич служил чиновником в полицейском департаменте, что и объясняло наличие у него такого обширного банка данных о жителях города, обновлявшегося благодаря старым связям.
Прийти, поесть… и не платить
Как-то сто лет назад в одном из петербургских ресторанов с работавшим там молодым официантом приключилась крайне неприятная история. Вечером в ресторацию заглянули двое хорошо одетых молодых людей. Гости затребовали себе отдельный кабинет, а устроившись там, заказали полсотни устриц и две бутылки шампанского. Впечатленный уверенным тоном клиентов и по последней моде сшитыми костюмами, Никита с радостью побежал выполнять заказ, рассчитывая на щедрые чаевые.
Быстро разобравшись с двумя десятками моллюсков, молодые посетители потребовали налить им вина. Пока лакей открывал бутылку, один из господ неожиданно поперхнулся и через мгновение вынул изо рта небольшую, но ровную жемчужину. Оба приятеля стали бурно восторгаться такой удачей, рассматривали находку, пробовали на зуб и обсуждали, сколько можно за нее выручить у ювелира. Никита же, который и в Петербург-то приехал совсем недавно, вовсе потерял дар речи и с открытым ртом взирал на эдакое чудо.
Закончив восторгаться находкой, молодые люди посмотрели на официанта и, склонившись друг к другу, начали о чем-то совещаться. Наконец тот, которому посчастливилось найти сокровище, сказал лакею:
- Возьми-ка ты ее себе, братец. Она, конечно, стоит втрое дороже, чем мы у тебя наели, но ты принес нам этих счастливых устриц, пусть и тебе удача улыбнется. Продашь ее и разницу заберешь себе.
Лакей от навалившегося на него счастья опять на минуту онемел, после рассыпался в благодарностях и обещаниях всегда услужить господам, ежели им что-нибудь угодно будет. Господа же неспешно закончили трапезу и покинули ресторан. Никита тут же отпросился на пять минут у хозяина и помчался в ближайшую ювелирную лавку. По дороге он уже вовсю рисовал радужные картины того, как будет тратить свои деньги, как наконец сможет подарить что-нибудь приглянувшейся ему девушке… Ворвавшись к ювелиру, запыхавшийся официант еле смог произнести:
- Вот, почем возьмете? - и положил драгоценную жемчужину на стол.
Пожилой ювелир как-то слишком небрежно посмотрел на "сокровище" и с удивлением воззрился на продавца. Слова старика прозвучали как приговор:
- Юноша, простите, вы всерьез собираетесь продать эту стеклянную бусину?
Убитый горем Никита вернулся в ресторан. Он и предположить не мог, что столь солидные господа надули его, не желая платить за еду. "Не иначе тут какое-то колдовство, и мне наказание, раз дорогая жемчужина превратилась в бесполезную стекляшку", - думал он. От хозяина за неоплаченный заказ официант, разумеется, получил страшный нагоняй, но был оставлен отрабатывать убытки. Однако уже через неделю владелец ресторации был вынужден изгнать молодца. У того возникла навязчивая идея о несметных сокровищах, таящихся в раковинах моллюсков, и он перепортил кучу устриц в поисках жемчуга.
Продавец воздуха
Затеяли как-то в конце XIX века городские власти ремонт Исаакиевского собора: мрамор северной стены дал трещины, и надо было провести серьезные восстановительные работы. Поставили леса во весь фасад. Дерева не пожалели - леса вышли столь основательные, что любопытствующие горожане приходили смотреть на них как на достопримечательность.
Зачастил к собору и некий очень солидный господин. Был он непривычно щедр и всякий раз, осматривая леса, жаловал сторожа рублем - на чай. Сторож за эдакую доброту визитера, конечно, полюбил и был с ним очень обходителен и приветлив.
Приехав однажды, господин сделал сторожу захватывающее предложение: "Не желаешь ли ты, братец, за полчаса заработать пять червонцев". Сторож, разумеется, тут же согласился, тем более что работа от него требовалась очень простая. Надо было на следующий день, когда приедет его "благодетель", бодро отрапортовать: "Ваше превосходительство, на стройке все в порядке", а когда поднимутся на леса, что бы ни говорилось, на все отвечать: "Слушаюсь" - и кланяться. Получив задаток, сторож обещался непременно сделать все, как велено.
Наутро господин действительно пожаловал "на леса", да не один, а со спутником, который по виду вроде был купцом, причем явно иностранным. Сторож, выполняя давешний уговор, со всей почтительностью отрапортовался, а "его превосходительство" принялся по-хозяйски распоряжаться:
- Управляющий, скажи, чтоб в три дня было все убрано и вывезено, а рабочим передай, что получат водки, коль не будут лениться.
Сторож как заведенный твердил в ответ: "Слушаюсь ваше превосходительство", "Не извольте беспокоиться", "Сделаем все в лучшем виде". Через час гости уехали, а спустя несколько часов радостный благодетель прикатил на экипаже, отдал сторожу вторую часть обещанной платы да еще сверху десятку накинул и тут уже умчал прочь…
Спустя три дня к Исаакию поутру стали съезжаться ломовые телеги - набрался целый обоз. Приехал и заморский купец. На ломаном русском он осведомился у сторожа: почему это рабочие до сих пор не начали ломать леса.
- С чего бы им сейчас ломать? - возмутился сторож. - Леса снимут, когда ремонт закончат, лет эдак через пять…
- Но главный смотритель, что приезжал сюда со мной три дня назад, распорядился ломать, - не унимался купец.
- Человек тот посторонний, - отвечал сторож. - Он хоть щедрый, но к ремонту никакого отношения не имеет.
Как оказалось, неизвестный господин, прикинувшись главным смотрителем ремонта, нашел растяпу-иностранца, которому продал за 15 тысяч рублей все леса с Исаакия. Взяв авансом половину суммы, пройдоха второй половины дожидаться не стал и поскорее скрылся из Петербурга.
Тюрьма "пять звезд"
В советские времена нам усердно рассказывали о страшной жизни в царских застенках, в сотнях книг описаны ужасы тюрем царизма. Но, как выясняется, сто лет назад петербургские жители были совсем иного мнения, например, об арестных домах. Более того, те, кого с легкой руки Федора Михайловича называли униженными и оскорбленными, шли на всевозможные ухищрения, лишь бы попасть… в тюрьму.
Особенно "сладкой" была жизнь в арестном доме на Казачьем плацу, где "отдыхали" мелкие дебоширы, хулиганы и прочие нарушители общественного спокойствия. Жизнь у этих узников была почти райская. Журналист одной из петербургских газет, попавший в тюрьму на Казачьем, с удивлением описывал уютные и просторные залы, которые явно по недоразумению пока еще называли камерами. Широкие коридоры, отличная вентиляция и электрическое освещение… Единственное, на что, пожалуй, жаловались заключенные, - курить приходилось тайком. Впрочем, и этот запрет вскоре сняли. В общем, сказка, разве что водки по камерам не разносили.
Понятное дело, всякие нищие и оборванцы стремились совершить какой-нибудь легкий проступок и попасть в этот тюремный рай. Желание это обострялось еще тем, что, коротая время за решеткой, можно было бесплатно получить любую врачебную помощь. Местные доктора готовы были лечить от любой хвори. К примеру, попал как-то в арестный дом глухонемой дебошир, и тюремные лекари вернули ему и слух и голос. Одновременно с ним другому узнику выводили бородавки на лице, а третий арестант, лысый, был обеспечен мазью для отращивания волос. Видя наплыв "клиентов", к арестному дому даже пристроили один этаж. Но и он вскоре был заполнен, так что на дверях заведения впору было вывешивать табличку "Извините, мест нет".
Откуда же такое благоденствие? Все очень просто: штрафы, которые взимались в Петербурге с нарушителей порядка, городские власти были обязаны направлять исключительно на благоустройство арестного дома. Вы будете смеяться, но так они и поступали, отдавали все до копейки. Вот начальство и тратило: завели современное электрическое освещение, отстроили чудную баню, обеспечили арестантов бельем, какое не снилось и пациентам городских больниц, организовали здоровый и сытный стол… Но деньги все шли и шли. Куда их тратить, уже никто не знал. В итоге накопилось больше 300 тысяч рублей - капитал по тем временам значительный. Думали, думали, да и отстроили второй такой же дом - так сказать, по просьбам "посетителей".
А среди петербургских официантов и прочей прислуги пошла шутка - в ответ на жалобы клиентов по поводу плохого обслуживания они говорили: "Что же вы хотели, милейший, у нас тут не арестный дом, живем поскромнее…"
Тюремные каникулы
Сто лет назад в одном петербургском страховом обществе произошел не имеющий аналогов случай. Человек, который работал в этой конторе счетоводом на протяжении двадцати лет, за все время службы ни единого раза не побывал в отпуске. Ситуация осложнялась тем, что хозяином и непосредственным начальником этого служащего являлся немец по фамилии Кнейпе, как и положено - аккуратный в ревности к наживе и педантичный во всем. Всего два-три дня в году он не отпирал своей конторы. И его сотрудникам достаточно было хотя бы один раз не явиться на службу, чтобы быть исключенным. Поэтому работу счетовод манкировал только один раз по случаю смерти прабабки и то только на половину дня. Моментов, когда служащим нечего было делать, просто не существовало, нужное занятие находилось всегда, например сосчитать стальные перья в коробочке.
Как-то в невыносимо жаркий летний день, когда уже стало невозможным ни сидеть на высоком табурете за рабочим столом, ни стоять рядом с ним, когда цифры гроссбуха плавно поплыли перед глазами, из справедливо наболевшей груди счетовода вырвался полный отчаяния вздох: "Отдохнуть бы!" И надо же такому случиться, что именно в этот момент мимо его стола проходил начальник Август-Фредерик и грозно заметил: "Вам нужно стыдиться в сорок лет думать о Смоленском кладбище! Создатель сотворил нас для каждодневного труда, а не для мыслей об отдыхе". "Послушайте, а если случится смертельно заболеть или попасть в тюрьму, что тогда?" - вспылил счетовод. "О, в этом случае вы, конечно, можете не приходить на работу", - серьезно ответил немец. Вечером, выходя из конторы, счетовод бормотал, что на Сахалине раз в году "душегубов всяких" и то отпускают сходить в церковь покаяться. А на следующий день он на работу не явился. Посыльный, которого отправили справиться, что случилось с отсутствующим, вернулся в недоумении, поскольку счетовода дома не оказалось по причине "нахождения под стражей". А жена счетовода сообщила, что сам он несказанно доволен этим фактом, шлет всем горячие приветы и обещает увидеться через пару недель.
Оказалось, что, покинув трудовую вахту и дойдя до ближайшего сквера, утомленный жизнью и работой счетовод присел на скамейку и понял, что его сильно раздражают бестолковое щебетание пташек, глупо и свободно растущая трава и не дают покоя бесконтрольно плывущие по небу облака. "Нужно взять себя в руки, иначе добром это не кончится", - подумал счетовод, имея в виду, безусловно, свое душевное состояние. Но тут он заметил прилично одетого господина, который сидел напротив и, казалось, нарочно болтал ногами, беззаботно жуя черешню, и явно бездельничал. Это было уже слишком для истерзанной работой души, счетовод подскочил к нему и просто со всего размаху дал в ухо. Разразился скандал, завязалась драка, подбежал городовой, счетовода повязали… И наступил долгожданный отдых. Две недели, проведенные в Казачьем остроге, пошли счетоводу явно на пользу. На службу он вернулся порозовевший и в приподнятом настроении.
Уголовные дамы страшней приговора
Сотню лет назад в Петербурге было море всевозможных развлечений: театры, вечера, приемы и балы - только успевай всюду побывать. Однако большой группе прекрасных обитательниц столицы все это не приносило удовольствия. Единственной их радостью были громкие уголовные процессы, которые они исправно посещали. Их так все и звали - "уголовные дамы". Подобно заядлым театралкам, они толпились у расписания судебных процессов и делали пометки, решая, куда пойти.
Каждое утро они первыми появлялись в суде. Тут их все знали в лицо. Служитель, принимая пальто и галоши, спрашивал:
- На покушение жены пришли, мадам Раменская?
- А разве отложено? - испуганно спрашивала дамочка.
- Нет-нет, все будет, как и обещано.
Спешно поднимаясь на второй этаж, мадам встречалась со своими "коллегами по увлечению", и первый взволнованный вопрос был все тот же: "Отложено?" Узнав, что все в порядке и заседание вскоре начнется, дама задавала новый вопрос: "Кто защищает?"
- Присяжный поверенный Федотов, - отвечали сведущие.
- Ну опять он затянет: "Обернемся к семнадцатому веку, посмотрим, чем была женщина", - опять эти цитаты из Шекспира, как это все надоело, - со знанием дела резюмировала мадам Раменская.
А потом начиналась увлекательная охота на адвокатов, судебных приставов и обвинителей. Стайки "уголовных дам" пытались поймать всех этих господ и вызнать подробности предстоящего процесса. Запуганные неуемным любопытством женщин, те спешно ретировались в кабинеты и не казали оттуда носа до самого начала.
Но больше всего не везло тому подсудимому, который до процесса обретался на свободе. Не дай Бог ему было появиться чуть раньше назначенного часа. "Дамы" тут же летели к нему и начинали громким шепотом обсуждать будущую жертву:
- Недурен. Глаза с поволокой, значит, склонен поддаваться чужому влиянию. Походка у него больно нервная - точно, виновен: в душе сознает свою вину. Я вам уверенно говорю, походка любого выдаст.
Растерянный подсудимый начинал еще больше нервничать, пытался спрятаться от любопытных женщин, но те не отставали, комментируя каждое его движение:
- Посмотрите, как он передергивает плечами - явно обдумывает свое последнее слово. Отвернулся к окну, глаза прячет, ну точный признак вины.
Наконец начинался процесс, на котором "уголовные дамы" были самыми благодарными слушательницами. У каждой из них были свои любимые адвокаты и прокуроры, которые удостаивались за свои речи бурными аплодисментами. Особым шиком среди "уголовных дам" был качественный обморок в особо напряженные моменты процесса, это мастерство вырабатывалось долгое время и использовалось при каждом удобном случае.
Увлечение судебными процессами доходило до фанатизма. Приходя в суд часов в одиннадцать утра, женщины могли просидеть там до 3–4 часов ночи. Любой мужчина давно бы свалился от духоты, недосыпа и голода, а они ничего - съедят пару сосисок в буфете и снова "на дело". Семья, дом - все забывалось. Прибежит, например, за какой-нибудь "уголовной дамой" слуга, посланный мужем:
- Барыня, я за вами, барин послал, у Костиньки жар.
- Так, а я что, доктор? - возмущается отвлеченная от процесса дама.
- Нет, но барин просил, чтобы вы домой к сыну шли.
- Скажи ему, идиоту, что я уйти никак не могу. Тоже выдумал, сейчас речь прокурора будет, а он - домой.
Бороться с "уголовными дамами" было совершенно бесполезно. Даже если процесс считался закрытым и вход на него был по билетам, они шли на все, лишь бы эти билеты раздобыть: сторожили ответственных за билеты у дверей дома, чуть ли не ночью проникали к ним в апартаменты… И в итоге попадали на вожделенное заседание, где, следя за хитросплетениями дела, вскрикивали, хлопали в ладоши и хлопались в обморок, превращая рутинное заседание в увлекательное шоу.