Когда признают, что традиция не пепел, который надо хранить, а огонь, который надо нести, или повторяют хайдеггеровскую мысль, что бытие требует возврата к истокам, редко додумывают эти положения до конца. Для своего исполнения они требуют "консервативной революции", изменения характера цивилизационной активности, ее направления и целей, признания, что человечество прошло фазу подъема на вершину и теперь свою энергию должно прилагать к тому, чтобы тормозить, а не рваться вперед, в "бессмертное никуда". Это наиболее ответственный этап бытия. Альпинисты чаще гибнут на спусках, чем на подъеме. Прогресс приобрел силу инерции, поэтому управлять теперь, значит, прежде всего, регулировать творческую деятельность, особенно в части внедрения ее новых результатов в практику. "Если вы думаете, – писал М. Мамардашвили, – что можно естественным образом продолжать традицию, как если бы она была просто самой жизнью, – то это заблуждение. Можно подумать, что традиция – как твое дыхание: ты дышишь и живешь, чему-то следуешь, и тем самым она продолжается. Между тем человеческий опыт кричит о том, что нет этого, что ткань, которая ткется над бездной, иная". Хотя в целом М. Мамардашвили был интеллектократом, следовательно, чуждым эколого-гуманистической проблематике его пафос, что человек есть усилие и быть человеком не объективное естественное состояние, представляется весьма ценным. Оно сугубо ценностное. Человек – это непрерывное напряжение, своего рода воля к существованию. К бытию. Не к "белокурой бестии", не к "новому" или "пост-транс-сверхчеловеку", а к сохранению идентичности существующего. Для этого теперь нужны усилия. Борьба. Как борьба за сохранение природы и культуры, всего, что является нашим домом. Домом бытия. Держит этот дом, служит его фундаментом, в живой природе – геном, в культуре – традиция. Традиции – это геном человеческой цивилизации вообще и ее конкретных культурных форм, в частности. Телесно-духовный человек – генно-традиционный человек.
Глава II. Жизнь под знаком "пост": на тонущем корабле гуманизма
1. Эта коварная реальность
Кроме членов сатанинских сект, открыто провозглашающих приверженность злу, остальные люди, как известно, служат добру. Добру! Что они ни делают: изобретают оружие или/и уничтожают себе подобных, открывают новые химические элементы и/или добывают уран, клонируют живые органы или/и создают искусственный интеллект – всегда ради мира и прогресса, во имя торжества свободы и справедливости, на благо себе и будущим поколениям. Удивлять должно бы только одно: откуда и почему на Земле так много Зла. Но удивляются этому непропорционально мало.
Библия подсказывает, что благими намерениями вымощена дорога в ад, однако ее подсказка трактуется обычно морализаторски, без понимания, что зло имеет объективную природу и в конечном счете обусловлено взаимодействием бытия и небытия, жизни и смерти, рождения и гибели. Философы, от которых можно было бы ожидать выявления злого семени благих начинаний, такой задачи почти не ставят. Не принято. Они в основном "познают", то есть дублируют науку, хотя теперь намного больше потребность распознавать, выявлять превращенные плоды этой науки. Последствия ее технической реализации. На первый план выходит проблема ценностной и экологической рефлексии над нашей (а может быть уже и "не нашей") деятельностью, ее реальными и предполагаемыми результатами.
Хотя люди никогда не были особо дальновидны, на что издревле сетовали мудрецы, близорукость современного человека, прежде всего ученых и изобретателей – поражает. Если сегодня открывается возможность получения какого-то видимого эффекта, они готовы разрабатывать и внедрять что угодно, в большинстве своем не задумываясь о последствиях завтра. О компенсационной отдаче. О вопросе за счет чего/кого, а значит неизбежном зле, в лучшем случае пользе в одном и вреде в другом. Не задумываются о пропорциях такого соотношения. Но причина, что наши действия все чаще достигают целей по принципу "шел в комнату, попал в другую" или с точностью до наоборот, все-таки не в прогрессирующей глупости Homo sapiens. По крайней мере, не только. Она в усложнении производственных и социальных отношений, образа жизни людей, в том, что создаваемая техникой искусственная реальность саморазвивается и стала нелинейной, контринтуитивной и контррациональной, что из субъекта деятельности человек превращается в ее элемент.
Тем осторожнее, "экологичнее" должны быть его действия, трезвее реакция на безудержные множащиеся проекты, изобретения, идеи и утопии. С ростом практических возможностей реализации чего угодно, ответственность при выборе целей должна быть на порядок выше, а предвидение опосредованных следствий намного важнее накопления непосредственного знания – информации. Умение понять и определить, что является действительно полезным для человека, а что таковым "прикидывается" идальше обернется превышающим сиюминутную выгоду ущербом, иногда непоправимым, можно считать, пожалуй, основной задачей экологического мышления и критерием мудрости в "новационную эпоху". Смысл этой мудрости – наше спасение от самих себя.
Всеобщая и все более фальшивая благонамеренность ведет к тому, что зло как бы не имеет носителей и тем более идеологов. Не ясно даже, с кем бороться, защищая добро. Его просто "защищают". Выступают за сохранение природы, жизни, беспокоятся о нарастании угроз человеку, его телу и духу. Основания для этого видят либо довольно абстрактные – загрязнение среды, технизация, сциентизм, либо сугубо конкретные, против которых и мобилизуется общество: против распространения ядерного оружия, СПИДа, наркотиков, за то, чтобы выделялись заповедные территории, разрабатывались программы гуманитарной помощи, применялись новые чудодейственные лекарства и т. д. В 99 % случаев это "битье по хвостам", не касающееся причин проблемы, а если и находят виновников, то всегда исполнителей. Между тем любые опасные процессы и авантюрные, близорукие решения имеют идейных вдохновителей, "певцов" и пропагандистов. Есть они и у тех, кто уничтожает природу, подрывает корни жизни, дегуманизирует социальные отношения.
Часто это делается неосознанно, без понимания действительного значения выдвигаемых проектов. Творцы новационных теорий, как правило, их фанатики и не способны видеть обратную сторону своей активности. А многие причудливо сочетают заботу о каком-либо явлении с взглядами, которые ведут к его отрицанию. Один и тот же автор может исповедовать экологические убеждения и одновременно хлопотать об "экологическом производстве", т. е. замене естественной среды искусственной, вплоть до создания БТМ – бесприродного технического мира; беспокоиться о сохранении биосферы и тут же восхвалять универсальный космизм, который не совместим с органической жизнью; или, указывая на признаки антропологического "снятия" и дегуманизации человека, предлагают быстрее совершенствовать виртуальные технологии, которые, в сущности, данный процесс провоцируют. Нельзя также сбрасывать со счета тех, кто хорошо понимая опасность собственного творчества, маскирует ее ссылками на объективную необходимость прогресса, от которого "не уйдешь" (так обычно говорят о смерти) и… обещаниями будущих благ.
Сложилась странная ситуация: повседневная жизнь человека раздирается противоречиями, пронизана психологической напряженностью и тревогой, в обществе идет ожесточенная борьба интересов, нарастают апокалипсические ожидания, а в области мировоззрения и универсальных идей царит равнодушный плюрализм: "толерантность". Нет желания знать, кто и что на самом деле выражает, у природы и жизни одни защитники. Существует как бы своеобразный сговор идеологов: выдумывай и дай выдумать другим. Остальное не важно. Это беспринципное мирное сосуществование противонаправленных или откровенно мусорных, запутывающих суть дела подходов, коварно и ведет к предательству человека. Оно не позволяет осмысленно противостоять враждебным тенденциям развития или хотя бы вовремя приспосабливаться к ним. Под пение сирен о прогрессе, о все новых и новых успехах техно-науки или, напротив, отвергая их, но "вообще", в духе фобии, мы теряем представление о том, куда нас тащит и какие взгляды чему служат. Короче говоря, сейчас нужна открытая борьба различных мировоззренческих стратегий, когда вещи называются своими именами.
Если в дотехническую эпоху мечты людей об избавлении от труда, скатертях самобранках и живой воде свидетельствовали о свободном полете их духа, имели очевидно положительное значение и можно было только желать их скорейшего осуществления, то проблема XX века, по замечанию Н. Бердяева, в том, что мечты и утопии стали слишком осуществимы. По мере приближения к воплощению, в них обнаруживаются дотоле скрытые противоречия – "зло". Отсюда возникает жизненная потребность анализа, как в контексте новых технологий меняются содержание и сама роль мировоззрения, особенно утопий. Одно дело понятие ноосферы, когда его предлагал В. И. Вернадский: с неизбежностью оно было довольно туманным и представлялось разрешением всех земных трудностей; другое дело ноосфера, как она выступает сейчас: в виде техносферы, разрастающейся искусственной среды, которая подавляет естественную и эволюционирует с не меньшей жестокостью, чем природа. То, что издалека казалось спасением, вблизи становится опасностью. Повседневная реальность и проза жизни более милосердны, чем возвышенные грезы, стоит им опуститься на землю. Так проявляет себя в области духа "ирония истории", когда зло выступает в виде добра. Ф. М. Достоевский называл это "законом искажения великодушных идей".
2. Отказ от гуманитарной парадигмы
Эволюционирующее человечество можно уподобить флотилии плотов, лодок и кораблей разной величины и устройства, плывущих в (ни)куда-то под разными флагами. Передовой корабль этой флотилии, громадный, сложный, многопалубный, больше трехсот лет он плывет под флагом гуманизма. На флаге золотыми буквами написано: Человек. "Все во имя человека, всё для блага человека!" – это лозунг не только коммунизма, который (не)долго строили, но, по сути, всей нововременной цивилизации, эпохи, наступившей после Средневековья, в котором жили "ради Бога". Сначала идеал всестороннего и гармоничного развития личности, потом богатство, комфорт и свобода как отказ от служения чему-либо Высшему, стали последней высшей целью пассажиров этого корабля. С возникновением общества потребления, казалось, что люди, конечно, не все, но на верхних палубах определённо, попали в Гуманистический Рай.
И вот в конце XX – начале XXI века – перелом, разрыв с этой великой эпохой. Рай возникает, но какой-то другой. Все громче слышны голоса о кризисе гуманизма, его конце и катастрофе. Впервые не шепотом, а вслух об этом, как известно, сказали структуралисты, объявив, что "человек" изобретение недавнее и он/о скоро исчезнет как рисунок на песке морского берега (М. Фуко). Наследник структурализма, пост-структурализм довел идею заката гуманизма до логического конца, провозгласив "смерть человека" вообще. Но это все-таки были косвенные, абстрактно-теоретические, как бы посторонние сигналы. Их почти не воспринимали: "постмодернизм". Они плохо доходили до представителей остальной, более чем двух тысячелетней исторической метафизики, тем более не затрагивали собственно гуманистическое мировоззрение и обыкновенных, не теоретизирующих людей. Которые продолжа(ли)ют считать гуманизм смысловой вершиной в развитии человеческого духа, выдвигая лишь, с учетом времени, задачу его совершенствования в духе идей так называемого нового (реального) гуманизма (И. Фролов).
Настоящий отказ от гуманизма происходит только сейчас, со становлением информационного общества, практической эксплуатацией микро и мегамиров и распространением высоких = постчеловеческих технологий, в контексте принятия постмодернизма в качестве нормы философствования. По мере того как корабль гуманизма входил в эти техногенные воды и перед ним открывались невиданные перспективы воздействия наряду с природой на самого человека, он стал терять своих пассажиров. Более того, его начали покидать члены команды. Ряды гуманистов редеют, молодое поколение теоретиков in toto отказывается от земли и моря, записываясь в очередь на виртуальные и космические путешествия. Остающиеся на корабле твердые приверженцы гуманизма попадают в стан консерваторов и традиционалистов, а скоро, вот-вот и реакционеров, они посылают сигналы sos, но им никто не спешит на помощь. Философско-теоретическое сообщество, оглушаемое известиями о последних новейших достижениях технонауки, возможностях "улучшения" человека, а может, ради его блага, и уничтожения, дабы заменить чем-то другим, более совершенным – их не слышит.
С увеличением числа ситуаций, в которых человек перестает быть субъектом, превращаясь в фактор технологии и агента сетей, опирающаяся на традиционную метафизику "гуманитарная парадигма" начала размываться. Пошли толки о "симметричной антропологии" как равенстве вещей и людей (Бруно Латур), о "конце человеческой исключительности" (Ж. М. Шеффер) и т. п. В умах наиболее легко-мыслящи(енны)х и "безрефлексивных" теоретиков она уже рухнула. Притом речь идет не о гуманизме как мировоззрении, возникшем в эпоху Возрождения, когда человек занял место Бога в качестве высшей ценности бытия. И не о критике гуманизма с религиозных или экзистенциалистских позиций. Вернее, не только об этом. Наряду с отказом человеку в статусе субъекта, цели и смысла развития общества (собственно гуманистическое мировоззрение), речь пошла об его замене как сущего. Чем-то другим. Об отказе от человека, каким он был до сих пор. Которого, т. е. нас, ныне существующих на Земле людей больше нельзя считать ни вершиной эволюции, ни целью своей собственной деятельности. Он/мы, скорее, материал для изменений и дальнейшего продвижения к какой-то высшей форме бытия. Человек может = будет = должен сознательно и целенаправленно улучшаться, радикально повысив свои физические силы и умственные возможности, ликвидировав болезни, старение и смерть. И, в конце концов, достигнет бессмертия. Ради этой великой цели надо перестать бояться "перестать человеком", наоборот, преодолев его, превратиться в некое "более совершенное существо".
Эта критическая по отношению к гуманизму, а, в сущности, антигуманистическая идеология Human enhancement ("расширения", улучшения человека) к началу XXI века нашла, как известно, свое позитивное выражение в феномене трансгуманизма. Нет необходимости пересказывать все его обещания, прельщения и соблазны, особенно тем же бессмертием. Конечным идеалом трансгуманизма являются теории не просто улучшения существующего человека, добавления ему рук, ног или других органов, а его изначального "(переконструирования", создания фактически постчеловека, вплоть до disigner baby – ребёнка, который бы изготавливался согласно техническому проекту, что отражает реально идущие технологические работы по биофизической трансформации млекопитающего вида Homo sapiens как такового. Да много, много, непрерывно множащихся вариантов того, что будет после человека, хотя у них есть и названия: нелюди, людены, трансхьюманы и т. п., которые вовсе не обязательно будут естественными и живыми. Он могут/будут функционировать на иной субстратной основе, например, кремнии, быть автотрофными, сначала как киборги, а потом вообще с искусственным телом и математическим интеллектом.
Переход к ним неизбежен, потому что параметры человека начали ограничивать возможности дальнейшего развития цивилизации. Гуманизм, то есть ценностный антропоцентризм становится тормозом этого процесса. Прогресс техники посылает заказ на то, чтобы не технику подгонять под человека, а человека под ее всё нарастающие возможности. Он требует "переступить через человека", традиционного Homo sapiens, толкая к созданию нового мыслящего сущ(вещ)ества или нейро-коммуникационного комплекса и т. п. нечто. Технократы изощряются в вариантах преодоления ограниченности человека и трансгуманизм – прямой вызов ему, его идентичности, как(ую)ого мы знаем, какими в темпах природы развивались тысячи лет или какими нас, Адама и Еву, сотворил Бог (старый "биокон"), сказав: "Это хорошо".
Таким образом, собственно говоря, мы имеем дело с кризисом и отказом не гуманизма, а антропологизма и речь идет о замене людей тем, что обычно называли роботами. Пресловутый трансгуманизм – это трансантропологизм, транс-гомо-низм, а если учитывать обе тенденции: отказ от гуманизма как ценности и как антропологизма, да и ради благозвучия, то это трансгоманизм. Отказ от человека как Genus Homo, Homo vitae sapies, просто sapiens в пользу e-Homo, Гомутера, Кибернавта и т. п. Совсем смелые, наиболее последовательные и без(д)умные говорят уже о трансвитализме (!), т. е. преодолении жизни на Земле и ликвидации традиционных, исторически возникших на ней живых существ как наилучшем способе решения всех наших, прежде всего, экологических(!?) проблем. Нет человека – нет проблем, это все-таки мало. Не будет живого – тогда и наступит настоящая жизнь.