На стадии зрелости цивилизация постмодерна перерастает в саморазвивающееся постчеловеческое образование. Сфера инобытия становится определяющей. Она задает цели и идеалы деятельности, отрывая их от интересов сохранения человека как живого существа. От его Lebenswelt – жизненного мира, среды, в которой он только и может жить как органическое телесно-духовное существо. От идеологии гуманизма, заменяя ее идеологией техно(цифро)кратизма. Прокламируемое в ней "общество знания" является обществом сетевого постсознательного мышления – "обществом незнания", в котором человек, лишаясь личностных характеристик, превращается в агента информационно-компьютерных сетей, его тело в средство для сбора "данных", чтобы перенести их в Сеть (основное занятие "офисного планктона"). Или в подставку для них. Или в их отходы. Как обобщенное отражение новых обстоятельств (не) существования человека возникают, сначала в философии, а потом захватывает сферу всей культуры, разнообразные теории его конца и смерти. Наступает мир универс(ум)ального "пост/после": религии, морали, истории, искусства, политики. Все они заменяются "гуманитарными технологиями". Через ге(й)ндеризм, феминизм и толерантность к ним открылись шлюзы самоотрицания условий воспроизведения живого человека как родового существа: полов (различия их функциональных ролей), семьи, этносов, национальностей. И т. д. Все они заменяются "социальными технологиями". Потому что им на смену идет "иная реальность". Это и есть "конец света" – эпоха Трансмодерна.
Судьба человека! Как менялось его состояние и представление о самом себе в историческом процессе "забвения бытия"? Чем он(о) заканчивается? Если перевести этот процесс в антропологический контекст, то придется сказать, что в XXI веке Он становится традицией. Тем, что есть, существует, но не подкрепляется дальнейшими потребностями окружающего и пронизывающего его мира, новыми тенденциями развития. Настолько, что рождение человека теперь происходит в результате "традиционного секса" (говорящий, кричащий термин!), такой же семьи и брака. Быть мужчиной и женщиной, продолжать жизнь, рожая детей – традиция. Прогрессивно ими не быть (вместо полов – тендер) и ничего не продолжать (детей покупать, пока есть отсталые продавцы или, как предлагают совсем передовые борцы с традициями – клонировать). Хотя "традиционный р-ебенок" еще не говорят (пока?). Пока не появились "дизайн-бэби". Процесс "традиционализации" человека подкрепляется появлением традиционного и нетрадиционного искусства, намечающегося аналогичного деления культуры в целом, даже традиционной (классической) и нетрадиционной (постклассической) науки и техники. Началась традиционализация человеческой жизни! Как принципиально новый этап ее подавления до, если дело пойдет так и дальше, "окончательного забвения".
Очевидно, что если человек не будет этим тенденциям сопротивляться, не найдет своего места в потоке перемен, то как специфическая форма бытия он исчезнет. И чем дольше не поймет своего изменившегося положения, тем это роковое событие произойдет раньше. Оно уже "при дверях": в открытой форме, даже не стремясь обмануть себя, люди(?), их теоретики заговорили о необходимости "расчеловечивания человека", его замены чем-то другим. И предлагают варианты, радуясь столь счастливой перспективе. Потом, мол, "соберем лучшего". Еще лет 15–20 назад, это было невозможно представить или показалось бы из серии "мысли о немыслимом". Абсурдом. Нравственной патологией. Чем-то чудовищным. Но вот возник трансгуманизм (тирансгуманизм), пред(по)лагающий трансформировать существующего Genus Homo, показывая открывающиеся здесь возможности и прогрессивные перспективы. Трансгуманизм можно ругать, проклинать, но это только идеология практически набирающего силы процесса замены функций и роли человека техническими приспособлениями, перекинувшегося на его тело и мозг. Вплоть до реализации проекта полного технического воссоздания, а потом, по-видимому, со скоростью смены технологических поколений, "усовершенствования" (в России известная доктрина Бессмертие – 2045). Далее может быть Доктрина – 2070, 2100… – в направлении человеческого "постбытия" или (пост)человеческого бытия.
Соответственно в "высокой" философии начинают превалировать аналогичные процессы. Эпоха трансмодерна разрушает традиции гуманизма, тем более представления о божественном творении человека. "Транс" как переход мира в инореальность означает отказ существовавших от века представлений о назначении и смысле его жизни. Гуманизм трансформируется в трансгуманизм. В действительности, за пределами философских учений о гуманизме, трансгуманизм – это трансгомонизм, отказ не от идеологии высшей ценности людей, а от их самих. Как формы бытия. Её необходимости на этой Земле. В философской антропологии культивируются наряду с "телами без органов" и "телами без пространства", "постчеловеческая персонология", "гуманология", "творческая смерть", "бессмертие", мода на "зомби" и прочие варианты самоотрицания. Смысл этой категориальной перестройки в приспособлении гуманизма, а фактически антропологии, самого человека к его собственной смерти. Отдание нашего, живого, естественного, предметного, собственно человеческого бытия на милость "того света", техногенной, информационной, виртуальной и т. п. реальности. Человека хоронят недостойно, даже не попрощавшись. Что, к сожалению, проявляется и в философии, которая стремясь быть актуальной (как актуальное искусство), стала рефлексом, а не рефлексией событий, которой принято (было) от нее ожидать.
Соответственно в сфере гуманитаристики нарастает критика языка. Пошли странные разговоры о "признаках увядания традиционной сигнальной системы" и "конце библейского проекта". В искусстве художественной задачей концептуализма объявлен "выход из плена языка". Разрозненные выпады против слова выливаются в контрлингвистическое движение. Причиной этих тенденций являются все те же явления технологизации и сциентизации современного мира, его переход от логоса к матезису, от слова к цифре. Замена живой речи сначала универсальным абстрактным языком, потом текстом, потом дигитальной коммуникацией и, наконец – коммутацией. Хотя в гуманитарном сознании все это происходит в преврат(щен)ной форме концептов "грамматологии", "археписьма", "скрипторики", "риторики", "антиязыка", маскирующей от людей суть происходящих процессов. Даже от самих ее авторов и носителей. Если на первом уровне лингвистической контрреволюции или, может быть контрлингвистической революции "антиязыком" можно считать языки программирования и коммуникации, что в свое время в завуалированной форме было обосновано, прежде всего, в работах Ж. Деррида, то на втором, когда коммуникация трансформируется в коммутацию, никакой язык больше не нужен. Конец Слова, "которое было у Бога" и Человека. Возникает (не)человек молчащий. Параллельно "слипанию" мира в матрицу нерасчлененного тождества Иного.
В конце XIX века Ницше предупреждал и объявлял: "Я утверждаю, что все ценности, к которым в настоящее время человечество стремится, как наивысшим – суть ценности decadence… Я утверждаю, что всем высшим ценностям человечества недостает этой воли (к власти. – В. К.), что под самыми святыми именами господствуют ценности упадка, нигилистические ценности".
Я – как автор данной книги, да и как любой честно мыслящий человек – невольник, понуждаемый объективными обстоятельствами следовать за Ницше, полагаю, что теперь вместо decadence (упадка воли к жизни) утверждаются ценности Mortido (отказа от жизни и воли к смерти). Под лозунгами прав человека, политкорректности и толерантности господствуют ценности нигитологии и инонизма, идеология автогеноцида. Человечества! Его Бытия! Именно под давлением этих сил человека пора заносить в Красную книгу. Потому что он становится традицией, сохранение которой равнозначно продолжению его дальнейшего существования.
Не видеть подобных тенденций могут только слепые и трусы. Или слепые, потому что трусы, будто бы оптимисты, а на самом деле "комфортники", "гламурники", ленивые души и ограниченные технократы (как много их!), не понимать только те, кто мыслит не дальше хода е–2 – е-4 (кажется, большинство, и кажется – ученое). Не случайно эти то и дело по разным поводам ожидания апокалипсиса, его перенос на новые сроки. Потому что он происходит, здесь и сейчас, вполне реально. Не обязательно мгновенно, в дыму и пламени, а – эпоха. "Деградация в новое", в состояние "пост" всего сущего – так можно определить ее трагическую для человечества суть. Новационизм, идеология инновационизма, когда все вещи считаются существующими не для того, чтобы быть, жить, работать, а скорее исчезнуть, замениться другими, более совершенными – это растянутый во времени, непрерывный апокалипсис, фактическая цель переднего края техно-науки. И теперь, когда обоснованная структурализмом и открыто пропагандируемая постмодернизмом в XX веке "смерть человека" реализуется на практике, посредством его замены в трансгуманизме "люденами" и "трансхьюманами" как чем-то "новым, у-совершенствованным", задачей философии становится раскрытие закрывающихся катарактой (прежде всего, техногенной) теоретических глаз человечества. Смысл ее/его существованию придает борьба с наступающим временем. Борьба за Традицию Человека. Это наш последний (увы) пока сохраняющийся рубеж обороны.
* * *
Основной = роковой и мучительный вопрос (философии) этого времени: на что надеяться, как вести себя человеку в условиях, когда процесс его "снятия" приобрел объективный характер и прогресс "переступает" через него. Как вырваться из гегелевской тоталитарной ловушки-утверждения, что "все действительное разумно, все разумное действительно", которое нельзя просто отбросить, так как оно говорит о необходимости происходящего. Как относиться к подобной необходимости?
Если она ведет явление, оно встроено в нее, то все великолепно, ее надо только познавать и реализовывать: свобода – познанная необходимость. Такой и была идеология человечества на стадии совпадения технического и духовного прогресса, притом, что его телесное развитие происходило по законам живого. Но если в настоящее время человек познал, что эта необходимость его, как носителя разума, устраняет, является ли она для него разумной? Не разумней ли бороться с ней, имея в виду, что действительность неоднозначна, противоречива, многопланова и плюралистична? В ней, о чем заявляют все, кто находится на переднем крае науки, заложены разные варианты, что развитие реальности принципиально нелинейно и "возможно все". Тогда разумно то, что служит сохранению той сущности, для которой этот разум существует. Разум, если он служит и следует тому, что его уничтожает, сходит с ума, превращается в абсурд. Чтобы он не стал таким, необходимо преодоление неблагоприятной (для нас) необходимости. Свобода – это преодолеваемая необходимость! Разум нетождествен (по)знанию, это ум(ение) = способ(ность) оценивать, сравнивать, выбирать. Перефразируя того же Гегеля, "направлять одну силу на другую, чтобы стоя за их спиной, сохранять себя". Такой Разум и надо культивировать как основной вопрос-задачу философии. Как деятельность ради продолжения нашего бытия.
В любом случае, даже если не верить в возможность сосуществования разных миров, не лучше ли тогда умереть достойно, по философски, т. е. отдавая отчет, каким образом привело нас к этому положению вырвавшиеся из-под контроля нерегулируемое научно-техническое развитие. Давайте уйдем мужественно, в памяти опыта и с пониманием амбивалентности результатов своей без(д)умной веры в прогресс. В сознании, хотя бы в лице некоторой части людского рода. В истории человечества было много великих смертей, начиная с Сократа и Христа, но в ситуации его родовой смерти стоит вспомнить артефакт Гамлета, его последние в трагедии, обращенные к Горацио, слова: "Так ты ему (новому наследнику трона), скажи и всех событий открой причину. Дальше – тишина". (Умирает). "По-философски" – это не в состоянии эвтаназии, а хотя бы попрощавшись, сохранив честь человека как разумного существа, когда-то населявшего Землю.
Еще более по-философски, пока Печальное Событие не произошло, думать и заботиться, при каких условиях, какие предпринять действия, чтобы оно не происходило как можно дольше! Не торопиться к рукотворному концу света, антропологическому апокалипсису, не камуфлировать бессмысленно учеными словами свое "комфорт(абель)ное самоубийство", что оскорбительно для существ, веками считавших себя разумными. Значит, необходимо обуздывать фанатиков любого нового. На фронтоне каждого технопарка золотыми буквами должна быть выбита надпись: не все, что технически возможно, следует осуществлять. Главным социальным институтом в/при/ них должны быть гуманитарные центры как фильтры контроля внедрения новаций. Принимающие решения не по финансово-бухгалтерским соображениям прибыли, а просчитывая их последствия всесторонне и максимально далеко. Прикладные технические работы должны быть подчинены теоретическому и философскому, шире – гражданскому, еще шире – Высшему контролю.
Одновременно, поскольку "мысль не остановишь", надо допустить право на существование игровой науки. Общество вполне может платить ученым как художникам, музыкантам, другим деятелям культуры, откупаясь от них, особенно от их нетрадиционности. Пусть развивается "наука для науки". Пусть проводятся выставки и конкурсы теоретических новаций, без их превращения в инновации. Как актуальное искусство, фактически являющееся игрой ума. Прикладной наукой. Они и так сливаются друг с другом. Последним критерием ценности новых идей в физике объявляется не истина или польза, а "интересность". Чтобы они были любопытны и "раздражали мысль". Тогда пусть андронный коллайдер останется в истории как произведение "научного искусства". Атомные бомбы, если их удастся не использовать – тоже. (Любители прекрасного будут ходить на выставку атомных бомб; в Сарове, в музейной форме, я такую видел; они эстетичны; главное, чтобы изобретения были бесполезны). Не уничтожив себя ради истины и пользы, люди тем более не должны допустить этого акта из любопытства. Мы не торопимся к смерти в индивидуальной жизни, не радуемся ей, хотя она тоже предопределена. Такой теперь должна быть модель поведения родового человека. Жить, смеяться и верить как дети, влюбленные, посетители тренажерных залов и косметических салонов: вопреки перспективе.
Сохранить Homo genus-vitae – sapiens получится, если сохранится среда, необходимая для его бытия как целостного телесно-духовного существа = Lebenswelt, включая естественный язык как выразителя собственно человеческого, о-со-знаю-щего (не редуцированного к интеллекту, тем более, программированию) мышления. Его/их право на бытие и надо защищать, опираясь на идеи полионтизма и коэволюции, допускающие, в отличие от фаталистического универсального эволюционизма, вечное существование нашей реализации возможных миров. Гамлет остался героем на все времена, потому что умер, сражаясь. Герой тот, кто в поединке с судьбой, в дилемме "быть или не быть", выбирает: Быть. Если же, в конце концов, наступит конец, чтобы не по собственной вине. Задача времени: будить Людей, культивировать Язык жизни, поднимать Голос, говорить Слово(а) и не бояться философии Крика…, призывающего к спасению человека, в надежде, что кто-то нас услышит. С упованием: Deum salvatorem.
Так продлимся…
Часть первая. Иная реальность
Глава I. Когнитизация антропоморфной реальности, ее философско-исторические основания и последствия
1. Последнее слово в познании мира
Все великие империи, будь-то Римская или Советская, распадались из-за внутреннего нестроения, хотя выглядело это как под воздействием варваров. 2-х тысячелетняя традиционная философия терпит поражение не столько от ударов постмодернистского нигилизма, сколько из-за процессов и событий в царстве человеческого духа в целом. Распад метафизики их продукт, проявление. То и дело торопливо провозглашаемая смерть постмодернизма подтверждает его жизненность, но уже не в виде отдельного течения, а в качестве типа знания и способа существования человека, возникающего в результате охватившей мир новационно-информационной революции. Это глобальная идеология техногенной цивилизации, захватывающей/ая/ одну страну за другой, продвигаясь с Севера на Юг и с Запада на Восток. В культурологии и гуманитаристике ее было принято определять как идеологию постмодернизма. Для понимания онтологического смысла этой идеологии важно: 1) рассматривать ее не интерналистски, изнутри, а как она развивалась вместе и параллельно с историей общества, или минимум, вместе и внутри культуры, или минимум миниморум, внутри философии; 2) во что она превращается на своем последнем этапе, о котором говорят как о "смерти постмодернизма". Или о возникновении "постпостмодернизма". Что "на" и "в" место его.
Падение начинается с вершины, и потеря философией статуса метафизики как высшей формы духа происходит со смещением её внимания с бытия на познание, переносом центра тяжести с онтологии на гносеологию. И. Канта не зря до сих пор считают актуальным философом. Потому что он первый "отказался от мира", объявив его "вещью в себе". Перестав рассматривать объективное бытие как таковое, он перенес интерес и смысл философствования на субъект, сознание и познание. Гносеология, анализ субъектно-объектных отношений становятся синонимом прогрессивного, отвечающего духу времени, "продвинутого" философствования практически до возникновения феноменологии и структурно-лингвистического поворота, не говоря об "отсталых странах", где гносеология была знаменем прогресса в борьбе с гегельянством и материалистической онтологией почти до конца XX века. Хайдеггерианство и связанное с ним возобновление внимания к проблемам бытия не могли остановить общий процесс гносеологической деонтологизации философии. Также безуспешно ему противостояли философская антропология и экзистенциализм. Их, да и любые вненаучные формы философствования, можно считать маргинальными уже в неклассическую эпоху, сейчас же, в постнеклассичекую, или, говоря культурологическим языком, эпоху постмодерна и "пост-постмодерна", они существуют вопреки, несмотря или по недосмотру адептов и идеологов глобальной сциентизации, технологизации и дигитализации всего сущего.