Сегодня игра становится выражением собственного желания и воли, воплощением мыслей и фантазии. Сила воображения, фантазия в ее многочисленных проявлениях способны вырвать человека из его ограниченности и конечности. Особым местом фантазии, ее "домом" является игра. Элементы игры присутствуют во всех сферах культуры: на работе, в семье, в общественных местах мы, порой и не замечая, используем многочисленные игровые приемы и действия, которые образуют повседневные события. Искусство, философия, наука говорят о высоких ценностях человечества, о проблемах человека и общества, но при этом они опираются на игровые знаки и символы. Игра является, по мнению Э. Финка, таким же феноменом человеческого существования, как любовь, власть, смерть, труд; она так же изначальна, как и они. Э. Финк говорит о том, что человек существует как отношение – отношение к себе, вещам и миру, – и потому не сходен с вещью, которая сначала есть в самой себе и только потом относится к чему-либо. Игра – это отношение к бытию человека, отражающее в себе все основные феномены бытия, сплетенные друг с другом, и одновременно саму себя. "Смерть расположена в конце времени жизни, любовь – на вершине, игра (как детская игра) – в ее начале. Смерть является не только "событием", но и бытийным постижением смертности человеком. Игра – это прежде всего основной способ человеческого общения с возможным и недействительным."Историк культуры И. Хейзинга в своем сочинении "Homo ludens" рассматривает человеческую культуру с точки зрения игры и говорит, что игра – это больше, чем просто материальное явление; смысл игры становится понятным при вмешательстве духа. К функциям игры он относит зависимость от желания, изолированность от реальных событий местом и продолжительностью действий, игровой порядок. Игровое пространство – это ограниченная территория, на которой участники распределены по ролям и точно следуют правилам, отклонение от которых лишает игру смысла, снижает напряжение и интерес со стороны зрителей. Игры можно по-разному классифицировать и выделять типы и виды. Игры бывают детские, подростковые и взрослые. Дети играют в куклы и машинки, строят "песочные города"; у подростков пользуются популярностью спортивные игры с мячом, городки, прятки, сегодня внимание их приковано к компьютерным играм; взрослые играют в карты, лото, в слова. Игры можно разделить на коллективные, носящие спортивный или развлекательный характер. Например, бадминтон и волейбол считаются соревнованием и одновременно свободным времяпрепровождением. Индивидуальные игры характеризуются тем, что они доставляют удовольствие себе самому. Азартные игры имеют целью получить и наслаждение, и материальную прибыль. Ж. Делез различает модельные игры, в которых есть четкий набор правил, имеющих значение в данной игре, и игры по принципу "выигрыш/проигрыш", когда ход игры определяется в соответствии с множеством бросков. Каждый бросок задает новое направление игре, соответствующее тому или иному случаю. Это так называемая мыслительная игра, которая интересна тем, кто знает, как играть, т. е. как утверждать и использовать случай.
В такой игре риск оправдан, поскольку мыслительный процесс и случай руководят игрой, а игроку может повезти или не повезти. Идеальной игрой Ж. Делез называет игру без правил, без победителей и побежденных. Но такая игра в нашем мире нереальна.
В различных играх мы употребляем разные предметы – не просто вещи, а конкретный набор элементов, необходимый только для этой игры. Например, в игре в теннис мы берем специальную ракетку и маленький теннисный мяч. Если же мы строим песчаный домик, то нам нужны камушки, ракушки, земля, песок, водоросли, палочки. И то и другое считается игрушкой – предметом, реально находящимся в мире (природные вещи), и вещью, которая производится в результате труда, серьезного трудового действия, и приобретается в магазине за определенную цену. Игрушка возникает в игре и из игры, насколько последняя раскрывает сферу возможного, но не связанного с течением реальных событий. Игрушка как создание, творение, и человек как игрок вступают в игровом пространстве в отношения, погружаются в роли и тем самым растворяются в мнимом мире событий. Когда игровое действие заканчивается, играющие и игрушки возвращаются в действительный мир. Становятся они при этом пустыми куклами и манекенами или продолжают хранить, хотя бы как воспоминание или возможность, свое прежнее значение?
В игре реализуется тяга к упорядоченному, структурированному континууму. Игра, даже если она содержит множество вариаций, протекает в рамках одной модели, игрового алгоритма. Игру можно представить как борьбу и как представление. В первом случае выделяются спортивные игры, соревнования (марафон, бег, атлетические упражнения); во втором – праздники и торжества, театральные представления, Олимпийские игры. В этих видах игры проявляется функция свободного творчества и образного воплощения.
Сегодня жизнь человека целиком подчинена принципу экономии и расчета. Воспитание детей, поиск работы, заработка, проблемы с жильем, социально-экономические условия составляют ее основу. "Забота", если принять терминологию М. Хайдеггера, является главной установкой Dasein– человеческого бытия-понимания. Ей сопутствуют страх, радость, надежда, тревога. Человек все время озабочен и к тому же постоянно испытывает чувство вины из-за нереализуемости своих намерений. Труд составляет основную часть жизни, которая заключается в обустройстве окружающего мира. Получается парадокс: жизнь – это не самоценность, ибо посвящается, иногда целиком, без остатка, служению чему-то внешнему. В "заботе" человек нацелен на обустройство (организацию) мира, на создание условий жизни и на самосохранение. В этом модусе жизнь оказывается жертвой, так как она откладывается на потом ради сиюминутных забот.
Осознав озабоченность как растрату жизни, которая должна стать самоценной, можно обратиться к игре как форме реализации свободы. Если свобода не сводится к осознанной необходимости и возможности выбора, то подлинной формой ее осуществления является игра. Игра – это нечто спонтанное, борьба сил, связанная с риском поражения. Но человек рассчитывает на победу и нередко ставит на кон свою жизнь. Игра – это такая деятельность, в которой без каких-либо ограничений (хотя всякая игра ведется по правилам, но они принимаются добровольно) проявляются сила и случай – т. е. все то, с чем борются мораль и наука. В таком описании игры как борьбы архаических сил есть нечто привлекательное, ибо сегодня игра чересчур символизирована и приручена для выполнения социальных или интеллектуальных задач.
Развитие цивилизации приводит к усложнению культурного материала; происходит появление и наслоение новых идей, систем, норм, понятий, знаний; совершенствуется техника организации общественной жизни. Культура становится серьезной, уделяя внимание глобальным проблемам человечества, сохранению и передаче традиций, выживанию человека, умножению знаний и раскрытию творческих способностей. Даже игра, праздник становятся "прирученными" – они используются как средство восстановления сил или, наоборот, "выпускания пара". Игра коммерциализируется. Спорт и искусство приобретают характер профессиональной деятельности, где игрок, строго говоря, не играет, а работает.
Подлинная игра не ставит перед нами никаких целей и задач; она бесполезна и беззаботна. Ведь по-настоящему мы играем тогда, когда не задумываемся о том, зачем мы играем и для чего. По мере рационализации всех форм жизни человек задумался: не следует ли сделать игру более разумной, подчинить ее целям жизни? Но, может быть, человек играет, когда он не мыслит, и когда он мыслит, то не играет? Конечно, мысль сопровождает игру, а игра – мысль, однако это не основание для их отождествления. Чтобы сохранить своеобразие игры и мысли, следует отдавать отчет в том, что хотя игра и не чужда пониманию и имеет конкретный смысл, она не сводима к понятию, ее нельзя определить через слово, обозначающее некую абстрактную сущность. В этом случае она должна быть осмыслена в себе самой и через себя самое.
Семья как дисциплинарное пространство культуры
Сегодня трудности семейной жизни и перспективы их решения исследуются с двух различных позиций. Одни видят их в сексуальной адаптации супругов, другие – в восстановлении нарушенной коммуникации, приведшей к непониманию и конфликтам. Не отрицая важности терапии того и другого, следует расширить возможности философского анализа семьи, которая всегда выступала как традиционная "ячейка общества", как место осуществления биологического, сексуального, экономического, социального, интеллектуального и иных форм признания.
Рассуждения Платона сегодня легко квалифицируются как мужской шовинизм. Женщина у него лишена права любить и считается машиной деторождения. Забота о ней определяется исключительно надобностью государства в хорошей человеческой породе, которая поддается дальнейшему одомашниванию и воспитанию в рамках "пайдейи". Однако такой вывод не соответствует истине, так как рассуждения Платона критически оценивали реальное положение женщины в патриархальном обществе и в каком-то смысле вырывали ее из гинекея, а также освобождали от господства онтологических различий "теплого" и "холодного". Производителями тепловой субстанции считались мужчины, поэтому они закалялись в гимнасиях, а женщины пребывали закутанными в темную одежду в душных помещениях женской половины дома. Сравнивая стражей со сторожевыми собаками, Сократ указывал на то, что самки не только приносят приплод, но и стерегут стадо. Отсюда он делал вывод, что и женщины способны выполнять функции стражей, если получат воспитание, подобное мужскому.
Вопрос о том, могут ли женщины выполнять в государстве ту же роль, что и мужчины, решается с точки зрения возможностей их природы. Она определяется различием функций мужчин и женщин в деторождении. Однако Сократ считал: "…Если же они отличаются только тем, что существо женского рода рожает, а существо мужского рода оплодотворяет, то мы скажем, что это вовсе не доказывает отличия женщины от мужчины… Напротив, мы будем продолжать думать, что у нас и стражи, и их жены должны заниматься одним и тем же делом".
Женщина явно отличается от мужчины не только тем, что вынашивает детей, но и своими домашними функциями; она лучше готовит, а также ткет. Но можно ли отсюда сделать вывод, что мужчины лучше, чем женщины, управляют государством? Участники диалога склонялись к мнению Сократа, что у женщин существуют разные природные задатки. Наряду с тем, что часть из них лучше приспособлены к приготовлению пищи, среди них есть и такие, кто добивается больших успехов в музыке и гимнастике. Стало быть, нельзя исключать эти способности и заранее запрещать женщинам быть стражами. Во имя процветания государства Платон наступил на мужской шовинизм. Нет никаких природных препятствий к тому, чтобы женщины занимались мусическим искусством и гимнастикой. Но что из этого выйдет? Чисто формально собеседники высказали либеральный тезис: "Пусть же жены-стражи снимают одежды, раз они будут вместо них облекаться доблестью, пусть принимают они участие в войне и в прочей защите государства и пусть не отвлекаются ничем другим. Но во всем этом, из-за слабости их пола, женщинам надо давать поручения более легкие, чем мужчинам".
Такая постановка вопроса вызвана, конечно, не защитой прав женщин. Принцип справедливости суров: каждому свое. Но дело в том, что женщину нельзя содержать как рабыню, ибо она рожает мужчин, способных властвовать. Чтобы порода не испортилась, необходимо хотя бы часть женщин – производителей породистого мужского потомства – поддерживать в хорошей форме и подвергать цивилизационному воздействию.
Греческий "Домострой", по образцу которого был создан и тот, что получил распространение на Руси, включает нечто, удивляющее нас. В нем необходимость семейной жизни обосновывается ссылкой на две противоположные причины – на продолжение рода и особого рода дружественность, возникающие между мужем и женой. Отношения симпатии не сводятся ни к родовым связям, ибо брак предполагает разрыв с кровными родственниками, ни к духовной любви, предполагающей "прогулки при луне" и разговоры на романтические темы. Но "Домострой" не похож, как иногда думают, на пособие по сексологии, ибо его наставления настраивают мужчин на управление самим собой, призывают не путать жену с любовницей. (Признаем, что трудно совместимыми обязанностями современной женщины является необходимость совмещать три различные роли, а именно быть кухаркой, матерью и любовницей. К этому перечню следует отнести также ожидание некой мудрости, благодаря которой женщина оказывает терапевтическое воздействие на закомплексованного мужчину.) Анализируя наставления супругам, написанные греческими и римскими писателями (особенно симпатизировали семье стоики), следует особо подчеркнуть ссылки на "естественность" семьи, ее "метафизическую" необходимость для человека, дружественность как достойную, цивилизованную форму признания.
Философы отрицали ценности семейной жизни, ибо считали, что они отвлекают от поисков истины. То, что первыми высказали возражения против семьи именно философы, должно нас насторожить. Наверное, следует более глубоко осмыслить их аргументы. Думается, что ссылки на заботы и тяготы семейной жизни на самом деле означают нечто иное. Ведь преимущества брака в традиционном обществе несомненны. Не только женщина без мужчины, но и мужчина без женщины не могли вести достойную жизнь. Всякий, кто оставался один на даче (т. е. в условиях, приближенных к первобытным) с целью заняться научной работой, быстро понимал, что он платит за отсутствие мелких помех дорогой ценой, ибо вынужден почти все свое время тратить на приготовление завтрака, обеда и ужина. Философы выразили сомнение против брака потому, что видели лучший способ достижения единства в истине, в понятии. По сравнению с ним даже счастливый брак, в котором супруги достигают не только биологического и экономического признания, но и некоего "космологического" единства, слияния двух душ в одно целое, выглядит как недостаточный. Сегодня многие молодые люди понимают брак исключительно как сексуальную и интеллектуальную коммуникацию, и именно это делает их союз непрочным. Современная культура не готовит к несению тягот семейной жизни. Открывая истину о браке, она не предпринимает усилий для необходимой в совместной жизни "дрессуры", поэтому молодые супруги у нас являются, несмотря на знание сексологии и даже наличие романтических ожиданий, самыми настоящими дикарями. Свободные индивиды, каждый на свой страх и риск, ищут и не находят абсолютную формулу счастья. Пренебрежение кажущимися безнадежно устаревшими традициями, автоматическое следование которым обеспечивало прочность брака, является одной из причин нестойкости его сегодня.
Конечно, отказ от традиционных правил в семейных отношениях связан не только с ориентацией на самопознание. Эти правила оказались ненужными в силу распада того пространства, в рамках которого зародилась и воспроизводилась патриархальная семья. Особенно ничтожной в пространстве современной городской квартиры оказалась роль мужчины. Хотя набирает обороты феминистский дискурс, на самом деле в спасении сегодня нуждаются мужчины. Непомерная тяжесть маскулинности, сопровождающаяся невостребованностью традиционных мужских достоинств, приводит к бегству и без того слабого мужского сообщества. Об этом свидетельствует тот факт, что многие мужчины склоняются к перемене пола или к нестандартному сексу.
И сегодня семья рассматривается как необходимость, связанная с продолжением рода, и как государственная инстанция, благодаря которой социальный порядок максимально приближается к человеку. К этому добавляется наследие христианства, которое ввело таинство брака и тем самым отметило сверхприродное и надсоциальное назначение семьи.