IX
Ночь за ночью тени появлялись в Час Быка; и каждую ночь Шинзабуро слышал плач О-Тсую. Однако он считал себя спасённым едва ли предполагая, что его судьба была уже определена характером его подчинённых.
Томозо пообещал Юсаю никогда больше не разговаривать с кем-либо другим даже со своей супругой О-Майн о странных событиях, происходящих в хозяйском доме. Но в скором времени и его начали мучить привидения, которым которые не могли найти покой. Ночь за ночью О-Йоун входила в жилище Томозо, поднимала его ото сна и просила его убрать о-фуда, помещенное на одно очень маленькое окошко в задней части дома хозяина. И Томозо из страха, как часто бывает, пообещал ей забрать это о-фуда до следующего заката; но никогда к концу дня он не решался убрать его полагая, что Шинзабуро из-за этого грозит зло. Наконец в ночь, когда разыгралась буря, О-
Йоун разбудила слугу от сна криком упрёка, наклонилась над его подушкой и пригрозила ему:
– Берегись! Ты относишься к нам несерьёзно! Если завтра к ночи ты не уберешь этот текст, ты узнаешь, как я могу ненавидеть!
И она сделала такое страшное лицо при этих словах, что Томозо чуть не умер от ужаса.
О-Майн, жена Томозо, никогда до этого часа не знала об этих визитах: даже её мужу они казались дурным сном. Но в эту особенную ночь случилось так, что, неожиданно проснувшись, она услышала голос женщины, разговаривающей с Томозо. Почти в тот же миг разговор прекратился; и когда О-Майн оглянулась вокруг, она увидела при свете ночника только своего мужа он весь дрожал и побледнел от страха. Незнакомка ушла; двери были плотно закрыты: проникновение чужака в дом казалось невозможным. Тем не менее, это пробудило ревность жены; и она начала бранить и задавать Томозо вопросы таким образом, что он посчитал себя обязанным всё рассказать и разъяснить ужасную дилемму, перед которой он был поставлен.
Затем упрёки О-Майн сменились удивлением и тревогой; но она была умной женщиной и она сразу же соорудила план по спасению своего мужа при помощи жертвы своего хозяина. И она дала Томозо хитрый совет она подсказала ему заключить договор с умершими.
Они явились снова на следующую ночь в Час Быка; и О-Майн спряталась, услышав звук их шагов каран-корон, каран-корон! Но Томозо вышел, чтобы встретить их в темноте и даже нашёл смелость сказать им, что его жена научила его сказать:
"Правда, мои славные госпожи, я и впрямь заслуживаю вашего упрёка; – но я не желаю злить вас. Причина, по которой о-фуда не была убрана, – это то, что моя жена и я можем хоть как-то сносно жить только при помощи почтеннейшего нашего господина Хагивара Сама и потому мы не можем предавать его какой-либо опасности, не навлекая тем самым на себя беду. Но если мы смогли бы получить хоть какую-то небольшую сумму, хотя бы сто рио золотом, мы смогли бы сделать вам что-нибудь приятное, так как тогда нам уже не нужна будет чья-либо помощь. Следовательно, если вы дадите нам сотню рио, я могу забрать эту о-фуда, не страшась потерять наше единственное средство к существованию".
Когда он произнёс эти слова, О-Йоун и ОТсую молча посмотрели друг на друга с минуту. Затем О-Йоун сказала:
– Госпожа, я говорила вам, что неправильно было беспокоить этого человека так как мы не имеем веской причины желать ему зла. Но определенно бесполезно беспокоиться за Хагивара Сама, так как его сердце изменилось в отношении вас. А сейчас ещё раз, моя дорогая молодая госпожа, позвольте мне попросить вас не думать больше о нём!
Но О-Тсую, плача, ответила:
– Дорогая Йоун, что бы ни случилось, я не могу не думать о нём! Ты же знаешь, что способна заполучить сто рио, чтобы убрать эту о-фуда… Только ещё раз, я прошу тебя, дорогая Йоун! только ещё раз позволь мне встретиться лично с Хагивара Сама я умоляю тебя!
И закрывая своё лицо рукавом, она продолжила просить.
– О, зачем вы просите меня делать эти вещи? – отвечала ей преданная О-Йоун. – Вы прекрасно знаете, что у меня нет денег. Но поскольку вы настаиваете на этой своей причуде, несмотря на всё то, что я могу сказать, я полагаю, что я должна попытаться найти деньги каким-либо образом и принести их сюда завтра ночью. – Затем, поворачиваясь к неверующему Томозо, она сказала: – Томозо, я должна сказать вам, что Хагивара Сама сейчас носит на своём теле мамори, названное именем Каи-От-Ниорай и что пока он носит его, мы не сможем подойти к нему. Поэтому вы должны снять с него это мамори, тем или иным образом, а также убрать о-фуда".
Томозо ответил едва слышным голосом:
– Я тоже могу сделать это, если вы пообещаете мне сотню рио.
– Ну, госпожа, – сказала О-Йоун, – вы подождёте до завтрашнего вечера, не так ли?
– О дорогая Йоун! – зарыдала та, – мы и сегодня ночью снова должны вернуться, так и не увидев Хагивара Сама? Ах, как это жестоко!
И тень плачущей госпожи была уведена тенью служанки.
X
Наступил другой день, за ним пришла ночь и с ней пришли умершие. Но на сей раз вне дома Хагивара не было слышно каких-либо стенаний, так как вероломный слуга нашёл своё вознаграждение в Час Быка и убрал о-фуда. Кроме того, он смог украсть, пока его господин был в ванной, золотой мамори из оклада и заменить его на медное изображение; и закопать Каи-Он-Ниорай в пустынном поле. Так, ничто не мешало пришельцам с того света проникнуть внутрь дома. Закрыв лица рукавами, они встали и пробрались, как струя пара, в маленькое оконце, над которым ещё недавно висел священный текст. Но что случилось после этого в доме Томозо никогда не узнал.
Солнце было уже высоко, когда он попытался снова подойти к дому своего хозяина и постучаться в раздвижные дверцы. Впервые за много лет он не получил никакого ответа; и тишина насторожила его. Он постучался ещё раз и не получил никакого ответа. Затем, при помощи О-Майн, ему удалось пробраться внутрь и пройти одному в спальню, где он снова постучал в дверь и снова не получил никакого ответа. Он отодвинул грохочущие ставни, чтобы впустить свет; но в доме попрежнему стояла тишина. Наконец он осмелился поднять уголок сетки от насекомых. Но не успел он взглянуть вниз, как с криком ужаса выбежал из дома.
Шинзабуро был мёртв мёртв самым ужасным образом; и его лицо отражало самую кошмарную агонию предсмертного страха; а рядом с ним в кровати лежал скелет женщины! И руки её крепко сжимали его шею.
XI
Предсказатель Хакуодо Юсай пошёл посмотреть на труп по просьбе неверного Томозо. Старик был испуган и удивлен при виде этой сцены, но внимательно осмотрел комнату. Вскоре он увидел, что о-фуда был взят с маленького окна в глубине дома; и пока он искал тело Шинзабуро, то обнаружил, что и золотой мамори был вынут из оклада и вместо него поставлено медное изображение Фудо. Он заподозрил Томозо в краже; но всё происшествие было столь необычным, что он решил, что сперва было бы неплохо посоветоваться со священником Риосеки, а уж потом предпринимать что-либо. Поэтому после тщательного осмотра жилища, он направился к храму ШинБанзуи-Ин так быстро, как только ему позволял его почтенный возраст.
Риосеки же, едва увидел старика и не дожидаясь его слов о цели визита, сразу пригласил его в свои частные апартаменты.
– Вы знаете, что здесь вам всегда рады, – сказал Риосеки. – Пожалуйста, присаживайтесь поудобнее. Я с прискорбием узнал, что Хагивара Сама мёртв.
Юсай с удивлением воскликнул:
– Да, он мёртв; но как вы узнали об этом?
Священник ответил: -
– Хагивара Сама страдал от последствий своей плохой кармы; и его слуга оказался очень плохим человеком. То, что случилось с Хагивара Сама, было неизбежно; его судьба была решена задолго до его последнего рождения. Для вас же будет лучше не беспокоить себя мыслями об этом происшествии.
Юсай сказал:
– Я слышал, что священник, живущей праведной жизнью, может обрести способность видеть будущее на сотни лет вперед; но, признаться честно, получил доказательство такой способности впервые в моей жизни. Однако, существует ещё один вопрос, о котором я очень беспокоюсь.
– Вы говорите, – перебил его Риосеки, – о краже священного мамори, Каи-Он-Ниорай. Но вы не должны беспокоиться об этом. Образ был закопан на пустоши; но его найдут там и вернут мне в течение восьмого месяца наступающего года. Поэтому прошу не тревожиться более об этом.
Всё более удивлённый, старый нинсоми попытался высказаться:
– Я изучал Инь-Ян и науку предсказаний; и я зарабатываю на жизнь, предсказывая людям судьбу; но сам я не могу понять, откуда вы знаете эти вещи.
Риосеки ответил серьёзно:
"Не спрашивайте, как я узнал о них. Сейчас я хочу поговорить с вами о похоронах Хагивара. Дом Хагивара несомненно имеет своё семейное кладбище; но похоронить его там будет неуместно. Он должен быть похоронен рядом с О-Тсую, госпожой Ииджима; так как его кармические отношения к ней были очень глубокими. И правильно было бы вам воздвигнуть для него памятник за ваш счёт, так как вы были в долгу перед ним за многие милости с его стороны.
Таким образом и случилось, что Шинзабуро был похоронен рядом с О-Тсую на кладбище Шин-Банзуи-Ин в Янака-но-Сасаки.
Так заканчивается история привидений в "Романе о Пионовом Фонаре". -
* * *
Мой друг спросил меня, заинтересовала ли меня эта история; и я ответил ему, что я хотел бы пойти на кладбище Шин-Банзуи-Ин чтобы более определенно реализовать местный колорит авторских изысканий.
– Я пойду с тобой, если ты не против, – сказал он. – Но что ты подумал о персонажах?
– Для западного человека, – ответил я, – Шинзабуро на редкость подлый человек. Я мысленно сравнивал его с верными любовниками нашей старой балладной литературы. Они были бы только рады последовать за мёртвой возлюбленной в могилу; но, кроме того, будучи христианами, они посчитали бы, что у них есть только одна человеческая жизнь, чтобы прожить её в этом мире. Но Шинзабуро был буддистом с миллионом прошлых и миллионом будущих жизней; и потому он был слишком эгоистичным, чтобы прекращать даже одно жалкое существование ради девушки, которая вернулась к нему из царства мёртвых. Кроме того, он был даже более трусливым, чем эгоистичным. По рождению и воспитанию он был самураем, но ему пришлось просить священника спасти его от привидений. Он показал себя презренным во всех отношениях человеком; и О-Тсую поступила правильно, когда задушила его.
– С точки зрения японца, – ответил мой друг, – Шинзабуро тоже достаточно презренный человек. Но использование этого слабого характера помогло автору развить истории, которые вероятно в противном случае нельзя было бы так эффективно контролировать. По моему мнению, единственный привлекательный персонаж в этой истории О-Йоун: тип старомодного верного и любящего слуги умного, проницательного, изобретательного верного не только до, но и после смерти… Итак, давайте пройдём в Шин-БанзуиИн.
Мы нашли храм неинтересным, а кладбище отвратительным покинутым местом. Участки, занятые некогдао могилами, были превращены в огороды, где рос картофель. Между могил стояли покосившиеся надгробья, надписи на которых невозможно было прочитать из-за мха, покрывающего камни, пустые постаменты, разрушенные резервуары для воды, статуи Будды без голов или рук. Недавние дожди пропитали чёрную почву оставляя тут и там небольшие лужи грязи, вокруг которых прыгали тучи мелких лягушек. Всё, за исключением борозд с картофелем, казалось заброшенным уже долгие годы. Под навесом прямо внутри ворот мы увидели женщину, которая чтото готовила; и мой спутник осмелился спросить её, известно ли ей что-либо о могилах, описанных в Романе о Пионовом Фонаре.
– А! Могилы О-Тсую и О-Йоун? – ответила она, улыбаясь. – Вы найдете их в конце первого ряда сзади храма рядом со статуей Джизо.
Сюрпризы такого рода я встречал ещё коегде в Японии.
Мы прошли между дождевых луж и между зелеными зарослями молодого картофеля чьи корни несомненно питались от земли, в которой лежали много других О-Тсую и О-Йоун – мы дошли наконец до двух покрытых мхом могил, надписи на которых были почти стёрты. Около большой могилы была статуя Джизо со сломанным носом.
– Буквы не так-то легко разобрать, – сказал мой друг но подожди!..
Он вытащил из рукава лист мягкой белой бумаги, наложил его на надпись и начал тереть бумагу куском глины. Пока он делал так, буквы проявились белым на потемневшей поверхности.
"Одиннадцатый день, третий месяц Крыса, Старший Брат, Огонь – Шестой год Гореки… – прочитал он. – Это похоже на могилу владельца гостиницы Недзу по имени Кичибей. Давайте посмотрим, что есть на другом памятнике.
– При помощи чистого листа бумаги он вскоре перенес текст каймио и прочитал: – "Эн-мио-Ин, Хо-йо-И-тей-кен-ши, Хо-ни: Монах по закону, Блистательный, Чистый сердцем и душой, прославленный по закону живущий в Доме Молитвы о Чуде"… Могила некоего буддистского монаха.
– Чистое надувательство! – воскликнул я.
– Эта женщина лишь посмеялась над нами.
– А вот сейчас, – возразил мой друг, – ты явно несправедлив к этой женщине! Ты ведь пришёл сюда, так как захотел заполучить сенсацию; и она хорошенько постаралась, чтобы удивить тебя. Ты ведь не веришь, что вся эта история про привидения это правда, не так ли?
Демоны и духи в японской традиции
Вера в привидения, демонов и духов уходит корнями глубоко в историю японского фольклора. Она переплетается с мифологией и суевериями, взятыми из японского синтоизма, а также буддизма и даосизма, привнесенного в Японию из Китая и Индии. Истории и легенды в сочетании с мифологией собирались на протяжении многих лет различными культурами мира, как прошлого, так и настоящего. Фольклор развивался для объяснения или рационализации различных природных событий. Необъяснимые явления вызывали страх у человека, поскольку их невозможно было предугадать или вникнуть в суть их происхождения.
Тайна смерти – явление, которое не даёт рационального объяснения различным культурам. Смерть вторгается в жизнь человека. Смерть – изменение из одного состояния в другое, воссоединение тела с землёй, души и духа. Люди на протяжении веков редко могли поверить в или понять, что смерть – это конец. Поэтому сказания и легенды строились вокруг духов умерших.
Японцы верят, что они окружены духами всё время. Согласно японской религии синто, после смерти человек становится духом, иногда божеством.
Японская гравюра нач. XIX в. к книге Китагавы Утамото (1754–1806) "100 историй о демонах и духах"
Полагают, что на небесах и на земле живут восемь миллионов богов – горы, леса, моря и сам воздух, который мы вдыхаем. Традиции говорят нам, что эти божества имеют две души: одну слабую (ниги-ти-тама), а другую сильную (арами-тама).
Буддизм, введенный в Японию в VI веке н. э., расширил масштаб верований в духов и другие сверхъестественные силы. Буддистское верование в мир живых, мир мёртвых и "Чистую Землю Будды" (Йодо) приобрело новое значение. Образ поведения человека в течение жизни определял, куда он отправится: в царство мёртвых или в "Чистую Землю". Те, кто отправляются в преисподнюю, считают его адом во всей своей отвратительности.
Кацашика Хокусай (1760–1849) "Дом плит". Японская гравюра из серии "Сто историй…"
Японцы считают, что после смерти дух преисполнен гнева и нечист.
Многие ритуалы исполняются в течение семи лет для очищения и успокоения души. Таким образом, человек становится духом.
Согласно легенде, дух блуждает между землей живых и царством теней. Поэтому молитвы предлагаются для обеспечения перехода в Землю Мёртвых.
Привидения (Юреи)
Если душа мёртвого не очищена, она может вернуться на землю живых в облике привидения. Также если умерший при помощи молитвы не очищен от личных эмоций, таких как ревность, зависть или гнев, дух умершего может возвратиться в виде привидения. Привидение является в то место, где раньше жил человек, и преследует ответственных за свою горькую судьбу. Привидение будет являться до тех пор, пока оно не будет освобождено от страдания при содействии живого человека, который должен молиться за то, чтобы душа умершего вознеслась на небеса.
В течение эры Хейян (794–1185 гг.) полагали, что духи умерших витали над живыми, вызывая у них болезни, мор и голод. В эре Камакура (1185–1333 гг.) это верование усилилось, что духи превращались в небольших животных, таких как еноты и лисы, которые сбивали людей с пути. Предметы домашнего хозяйства более ста лет, могли бы стать божествами в период Муромачи (1336–1573 гг.). Считалось, что эти древние предметы обладают особыми свойствами – поэтому с ними обращались с заботой и уважением.
Деспотический феодальный режим, преобладавший в течение периода Эдо, в сочетании с природными катаклизмами, происходившими в то время, послужил появлению новых легенд о злых и мстительных духах и привидениях. В конце эры Эдо принимались указы, запрещающие показ театральных представлений с пугающими привидениями из-за страха подрыва авторитета правительства.
