Моделирование как способ познания лингвистических объектов широко используется в языкознании, в том числе и применительно к фрагментам ЯКМ (см: Бутакова, 2001, с. 39). Выбор метода моделирования обусловливается, как правило, неосязаемостью объекта, познание которого требует осуществления определенного набора операций, "которые могли бы обеспечить наблюдаемые преобразования входных данных в выходные" (Фрумкина, 1974, с. 11). Языковой ОЧ – это неосязаемый объект, который мы стремимся познать, наблюдая за тем, как человек (в нашем случае – homo sapiens) "входит" в язык и что являет собой "на выходе".
Как известно, модель в языкознании трактуется двояко: во-первых, как "искусственно созданное лингвистом мысленное устройство, воспроизводящее, имитирующее своим поведением (обычно в упрощенном виде) поведение какого-либо другого ("настоящего") устройства (оригинала) в лингвистических целях"; во-вторых, как "образец, служащий "стандартом для массового воспроизведения" (в этом смысле понятие модель приравнивается к понятиям тип, схема, структура, парадигма и т. п.) (ЛЭС, 1990, с. 304–305).
Говоря о возможности моделирования ОЧ разумного в русской ЯКМ посредством комплексного анализа высказываний об интеллекте, мы имеем в виду создание модели в первом значении: создание мысленного устройства, в которое войдут те знания и представления о homo sapiens, которые объективированы русским языком.
Лингвоантропологическое моделирование образа homo sapiens осуществляется нами поэтапно, по принципу "от менее сложного к более сложному", "от частного к обобщенному". Комплексный подход к высказываниям об интеллекте предусматривает следующие этапы моделирования образа homo sapiens по данным языка: 1) анализ лексико-семантического поля "интеллект"; 2) выделение семантических базовых моделей высказываний об интеллекте (здесь термин модель употребляется во втором его значении); 3) семантико-прагматическое описание высказываний о homo sapiens.
Если анализ лексики ИС – это описание языковых знаков, которыми располагает язык, а выделение базовых семантических моделей – определение частотных знаковых комбинаций, то прагматический анализ высказываний – это выявление того, как отдельные языковые знаки (лексемы) и знаковые выражения (пропозиции) проявляют себя в коммуникативной ситуации и какие смыслы сохраняют, теряют и обретают в зависимости от нее. Семиотический подход в сочетании с дискурсивным, предполагающим учет экстралингвистических (социокультурных, психологических, ситуативнопрагматических) и паралингвистических (мимика, жесты, фонационные средства) факторов, участвующих в формировании смысла высказывания, позволит адекватно смоделировать образ homo sapiens в русском языке.
В ходе сбора эмпирического материала исследования – высказываний о человеке разумном, использованных в разных коммуникативных условиях, – было замечено, что в данных речевых произведениях преобладает такая модусная категория, как оценка. Это подтверждает неравнодушие говорящих к интеллектуальным проявляениям человека: касаясь темы интеллекта, говорящие не могут в той или иной мере избежать его оценки.
Оценка в высказывании дает информацию о человеке не только как об объекте, но и как о субъекте, то есть высвечивает ОЧ с двух позиций: человек в языке и язык в человеке. За счет такого совмещения двух плоскостей вырисовывается целостный образ, в котором homo sapiens-говорящий и homo sapiens-объект оценки взаимодополняют друг друга. Homo sapiens немыслим без аксиологической деятельности: оценивает он и оценивают его.
Все это дало нам основание избрать в качестве материала исследования оценочные высказывания (как те, в которых оценочная интенция является доминирующей, так и те, в которых она, не будучи доминирующей, взаимодействует с другими целями говорящего). Наличие оценочной интенции определялось с опорой на ситуативный контекст и интуицию исследователя.
Было замечено, что оценочные высказывания об интеллектуальных проявлениях человека (ОВИПЧ) – это высказывания разных речевых жанров.
При выявлении типичных для ОВИПЧ речевых жанров нами учитывалась как природа оценки (наличие знака положительности или отрицательности), так и сопутствующие оценке цели говорящего. Так, положительная оценка соотносится с речевым жанром одобрения, отрицательная – с речевым жанром порицания – теми речевыми жанрами, цель которых – "изменить самочувствие участников общения, соотнося их поступки, качества и все другие манифестации с принятой в данном обществе шкалой ценностей" (Шмелева, 1997, с. 92) В то же время одобрение и порицание пересекаются с речевым жанром портретирования, целью которого является создание ОЧ через выделение его характерных и отличительных признаков (см.: Седова, 1999 а, с. 94).
Таким образом, лингвоантропологическое моделирование языкового образа homo sapiens осуществляется нами через комплексный подход к ОВИПЧ: материал изучается в синхронном аспекте на разных уровнях языковой системы с дискурсивной точки зрения.
Учитывая неразрывную связь национального языка и национальной культуры, можно говорить о том, что образ homo sapiens в русском языке – это национальный ОЧ как носителя культурных традиций, и следовательно, при его изучении и описании неизбежен лингвокультурологический подход.
Глава 1
Теоретические основы исследования
1.1. Языковая картина мира. Языковой образ человека
Базисным понятием теории человека стало для лингвистов понятие картины мира, выдвинутое на рубеже XIX–XX веков физиками. Картина мира как целостный глобальный образ мира, являющийся результатом духовной деятельности человека (Серебренников, 1988, с. 19), была осознана с позиций научного и практического видения человеком процессов, происходящих в окружающей действительности. Вся совокупность знаний об окружающем, в том числе и о человеке как субъекте и объекте познания, и есть целостная картина мира.
В языке отражены результаты практического, художественного, технического, научного познания мира человеком. При этом нельзя не учитывать, что наивная ЯКМ возникла намного раньше научной картины мира: homo sapiens начал формировать представления о мире и о самом себе и облекать их в языковую мифопоэтическую, религиозно-мифологическую форму еще до зарождения науки и соответственно формирования ЯКМ.
Между целостной концептуальной картиной мира как системой образов мира и знаний о мире (куда входят и научные, и языковые знания), с одной стороны, и ЯКМ (куда входит и научная ЯКМ, и наивная ЯКМ) – с другой, существуют сложные отношения, взаимосвязь и взаимопроникновение. Безусловная связь, взаимопроникновение, наслоение, пересечение характерны и для научной ЯКМ и наивной (обыденной, ненаучной) ЯКМ. Ср.: Смотри, молния сверкнула – сейчас дождь будет… Парит-то как! Дышать нечем (из разговора) – Молния (мгновенный разряд скопившегося атмосферного электричества в воздухе; влекущее за собой грозу атмосферное явление) наблюдается в жаркую погоду при бурной конденсации водяного пара над перегретой сушей (из научной литературы); Сегодня тепло – снег тает (из разговора). Под влиянием тепла снег обращается в жидкое состояние (из научной литературы). Иными словами, обыденное сознание не лишено научности, наивная ЯКМ не исключает реалистических представлений об окружающей действительности, а наука, базируясь на опыте, наблюдениях, не лишена элементов обыденного сознания.
Безусловно, "концептуальная картина мира богаче языковой картины мира, поскольку в ее образовании, по всей видимости, участвуют различные типы мышления" (Михайлова, 1972, с. 107). В то же время "язык не мог бы выполнять роль средства общения, если бы он не был связан с концептуальной картиной мира" (там же).
Итак, определение базисного понятия теории человека в лингвистике выглядит так: картина мира – это "взятое в своей совокупности все концептуальное содержание языка" (Караулов, 1976, с. 245).
ЯКМ, представляющая собой образы мира, запечатленные в семантике языка, основана, таким образом, на материалистических и идеалистических представлениях его носителей, представлениях не всегда научно оправданных, часто противоречивых, неполных, а порой и ошибочных (см.: Колшанский, 1990).
Язык вообще "не стремится к абсолютно точному описанию обозначаемого им предмета", он "создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться" (Бенвенист, 1976, с. 15). Этот постулат, сформулированный Э. Бенвенистом, стал идейным кредо ученых-лингвистов, сосредоточивших свое внимание на особенностях национальных ЯКМ, репрезентации образов мира в том или ином языке.
Центральным образом, фрагментом, ЯКМ, безусловно, является ОЧ. Проблема ОЧ в русской ЯКМ начала разрабатываться в конце XX века (Апресян, 1995; Арутюнова, 1999 а, Одинцова, 1991; 1994; 2000; Седова, 1999 и др.).
Исследователи отмечают, что языковой ОЧ не сводим к той концептуальной информации, которую можно извлечь из словарной статьи типового словаря русского языка: "Живое существо, обладающее даром мышления и речи, способностью создавать орудия и пользоваться ими в процессе общественного труда" (Ожегов, 1984, с. 763). Семантические реалии языка развивают иное представление о человеке, формируемое обыденным, наивным сознанием. В обыденном сознании и в языковом менталитете (в семантике языковых единиц и их объединений) человек ассоциируется и соизмеряется со Вселенной или с центром Вселенной, в конечном счете – со всем окружающим и включающим homo sapiens мирозданием (Одинцова, 1994, с. 73). "Стремление ставить человека в центр Вселенной восходит к эллинской традиции" (Караулов, 1976, с. 250).
М.П. Одинцова, проанализировав описания человека в современной русской речи, художественной и нехудожественной, доказывает, что содержание понятия "человек" в языке значительное шире того, что мы находим в определениях толковых словарей:
человек – это множество лиц, ипостасей, органов и квазиорганов, частей и квазичастей, условно наделяемых активностью и многими другими качествами двойников, alter ego личности (см.: Одинцова, 1994);
человек – это вещь, предмет и, следовательно, некое пространство, физическое и духовное, в пределе – вселенная, космос или, точнее, центр двух вселенных – внешней, природной, и внутренней, духовной (см.: Одинцова, 1991);
человек – это властелин мира, хозяин, распорядитель всего живого и неживого, включая самого себя, свое тело и душу. Об этой же черте языкового менталитета можно сказать иначе: все, что осваивается и присваивается человеческой мыслью, становится принадлежностью, частью, собственностью человека (в реальном и виртуальном мире);
человек – творец и преобразователь мира, многих вещей в нем, самого себя, языка, другого человека, равный – в пределе – по созидательной компетенции и талантам божеству, демиургу, он поистине "мера всех вещей";
человек – судья и пророк, оценивающий все и вся, всевидящий, наделенный разумом и сверхразумом, чувствами и сверхчувствами, чудо создания, гений, "венец природы", сознающий и использующий этот дар всеведения (см. антропоцентрическую интерпретацию эгоцентрических, в том числе оценочных (субъективно-эмотивных), значений языковых единиц: Вольф, 1985; Телия, 1996; Проблемы структурной лингвистики, 1982. М., 1984);
человек и мир – одно и то же: человек тождествен миру, всему, что входит и может войти в сферу его жизнедеятельности и сознания, что в той или иной степени зависит от него и от чего зависит он сам. Верно и обратное: мир тождествен человеку. Образы мира и человека взаимноизоморфны (Телия, 1987);
человек – воплощение и средоточие противоположностей, сил, субстанций, качеств, находящихся в отношениях противоборства, конфликта и вместе с тем диалектического единства, притяжения, взаимодействия и взаимоперехода. Человек – воплощение добра и зла, силы и слабости, простоты и сложности, величия и ничтожества, он Бог и дьявол, царь и раб, бессмертная субстанция духа и в то же время тленная земная плоть, он ангелоподобен и звероподобен, разум в нем, сознательное начало, сосущестует и борется с чувством, стихией подсознания, животными инстинктами (Одинцова, 2000, с. 9).
Свойственные "широкой публике" представления о человеке – это область знания, о которой рассуждают самые разные люди: специалисты в области проблем человека и обыватели, философы и домохозяйки, мечтатели и реалисты, ученые и невежды – все без исключения пользуются неотъемлемым правом говорить о себе и себе подобных.
Все не претендующие на научную истину высказывания человека о самом себе и/или о других людях, о человеке вообще позволяют утверждать, что целостный, глобальный человек, точнее, – образ такового человека – это все, что люди о себе и себе подобных знают, воображают и в принципе могут вообразить, ассоциируя себя не только с ближайшей действительностью, но и легко переносясь мыслью в иные, возможные и невозможные, миры, превращаясь мысленно в кого угодно и что угодно обращая в свое подобие (Одинцова, 1994, с. 73).
Итак, есть основание согласиться с М.П. Одинцовой, что образ человека в языковой картине мира – это концентрированное воплощение сути тех представлений человека о человеке, которые объективированы всей системой семантических единиц, структур и правил того или иного языка (Одинцова, 2000, с. 8).
Если определять ЯКМ и ОЧ в лингвокультурологическом и этнолингвистическом ракурсах, то необходимо отметить, что и ЯКМ, и ОЧ в ней отражают определенный способ восприятия и концептуализации мира, характерный для национальной культуры. Н.Д. Арутюнова замечает: "Мир для современного человека двойственен. Он распадается на Универсум, или Чуждый мир (ср. "Оно" М. Бубера, "Antre" французских экзистенциалистов) и мир человеческого существования, "наличного бытия" (ср. "Dasien" М. Хайдеггера). Первый бесконечен, безграничен, но (в принципе) исчислим. Второй ограничен, конечен, но неисчислим. В Универсуме все подчинено законам, единым для всех. В мире человека царствует его величество случай: представления человека о жизни национально специфичны. Естественный язык отражает мир человека в национально специфических вариантах (Арутюнова, 1995, с. 33). Добавим, что и ОЧ в том или ином языке отражает черты национального мировосприятия и понимания человеческой природы. Представители разных национальных культур перерабатывают информацию о мире по-разному. "Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее" (Гумбольдт, 1985, с. 154). С одной стороны, выражаемые в национальном языке значения складываются в некую коллективную философию, которая оказывается неотъемлемой чертой мировосприятия носителей языка, с другой – всякий язык есть закрепленные знания о мире и человеке в соответствии со спецификой сознания национально-языкового коллектива.
Картина мира и ОЧ применительно к языку не могут быть адекватно описаны вне национально-культурного контекста.
Лингвокультурология знает два подхода к проблеме взаимосвязи языка и культуры. Суть первого подхода заключается в том, что язык и культура – это движение в одну сторону. Поскольку язык отражает действительность, а культура есть неотъемлемый компонент этой действительности, с которой сталкивается человек, то и язык есть зеркало народной культуры (Б.А. Серебренников, Г.В. Колшанский, Р.М. Фрумкина, С.А. Атановский, Г.А. Брутян, Е.И. Кукушкин, Э.С. Маркарян). В рамках второго подхода к интерпретации взаимоотношений языка и культуры выдвигается гипотеза лингвистической относительности, согласно которой язык обусловливает способ мышления говорящего на нем народа и способ познания мира зависит от того, на каком языке мыслят познающие субъекты (Э. Сепир, Б. Уорф).
И в том, и в другом подходе есть, на наш взгляд, рациональное зерно. Язык (равно как и картина мира, и образы мира, отраженные в нем) – это часть культуры говорящего на нем народа. В то же время язык в результате длительного исторического развития формирует некие культурные коды (ключевые слова, ставшие общеупотребительными, частотными; устойчивые выражения – фразеологизмы, пословицы, поговорки), позволяющие говорящим на данном языке осознавать действительность определенным образом. И в этом смысле язык влияет на видение мира, на картину мира и образы мира в сознании людей.
Отношения между языком и культурой могут рассматриваться как отношения части и целого. Язык может быть воспринят как компонент культуры и как орудие культуры (что не одно и то же). Однако язык в то же время автономен по отношению к культуре в целом, и он может рассматриваться как независимая, автономная семиотическая система, то есть отдельно от культуры, что делается в традиционной лингвистике (Толстой, 1991, с. 16).
Безусловно, ОЧ в языке не может быть адекватно исследован только в рамках традиционной лингвистики (впрочем, такая проблематика и не была для нее главной), без учета национально-культурных, социально-психологических и иных факторов, оказывающих влияние на язык и речевую деятельность. Можно утверждать, что проблема языкового ОЧ обречена на междисциплинарность, на разнообразие методических подходов и приемов в силу сложности самого объекта изучения – человека – и интерпретатора этого объекта, коим также является человек.
1.2. Языковые ипостаси человека
Разные лингвистические направления (дисциплины), сформировавшиеся внутри антропологической парадигмы, изучают человека в разных проявлениях, ипостасях. В реальной жизни этим ипостасям, ролям, "маскам", параметрам человека несть числа. Все они получают в языке наименования, некоторые из этих номинаций-определений выделяют в человеке главное – сущность: человек разумный, человек биологический, человек социальный, человек моральный и т. д. (Одинцова, 2000 а, с. 25). Однако не все ипостаси человека являются языковыми, поскольку не все они определяют строй языка и речи. И, следовательно, не все они становятся предметом изучения в лингвистике.