Самый знаменитый микробиолог мира - конечно же, доктор Чарльз П. Герба из Аризонского университета, который настолько предан своей науке, что дал одной из своих дочерей среднее имя Эшерихия, в честь бактерии Escherichia coli. Несколько лет назад доктор Герба установил, что самое большое количество микробов в доме скапливается не там, где вы думаете. В ходе одного исследования он измерил содержание бактерий в различных комнатах различных домов и обнаружил, что обычно самой чистой поверхностью в среднестатистическом доме является сиденье унитаза. Это объясняется тем, что сиденье протирают с применением дезинфицирующих средств гораздо чаще, чем все остальные поверхности. А вот на рабочем столе живет в пять раз больше бактерий, чем на сиденье унитаза.
Одна из самых грязных вещей в доме - это кухонная раковина, вслед за ней идет кухонная рабочая поверхность, но отвратительней всего кухонные тряпки. Большинство из них просто пропитаны бактериями, и использовать их для протирания столов, тарелок, хлебниц, засаленных подбородков или каких-то других поверхностей значит просто переносить микробов из одного места в другое, предоставляя им новые возможности для размножения и распространения.
Второй самый эффективный способ распространения микробов, по словам Гербы, - это спустить воду в туалете при открытой крышке унитаза. Миллиарды микробов буквально взвиваются в воздух, и многие остаются парить там до двух часов, как крошечные мыльные пузыри, а мы их вдыхаем; другие оседают на разных предметах - например, зубных щетках. И снова веская причина всегда закрывать крышку!
Пожалуй, самым впечатляющим открытием за последние годы в этой области стало исследование предприимчивой ученицы средних классов одной флоридской школы, которая сравнила качество воды в туалетах местных ресторанов быстрого питания с качеством льда в безалкогольных напитках и обнаружила, что в 70 % случаев туалетная вода оказалась чище, чем лед.
Возможно, самое примечательное во всем многообразии этих форм жизни - это то, как мало мы подчас о них знаем и насколько недавно мы узнали то, что все же знаем о них.
Такое же абсолютное неведение распространялось долгое время и на более крупных существ, главные из которых - летучие мыши. Вряд ли многим из вас нравятся летучие мыши, обычно мы питаем к ним отвращение, а зря: от них гораздо больше пользы, чем вреда. Они поедают бессчетное количество насекомых, к выгоде сельскохозяйственных культур и людей. Летучие мыши-кожаны, весьма распространенные в Америке, поглощают до шестисот комаров в час. Мелкие летучие мыши - нетопыри, которые могут весить не больше мелкой монеты, пожирают по три тысячи насекомых за время ночных полетов.
Без летучих мышей в Шотландии было бы гораздо больше мошкары, в Северной Америке - клещей, а в тропиках - переносчиков лихорадки. Лесные деревья были бы полностью обглоданы, сельскохозяйственные культуры нуждались бы в большем количестве пестицидов, мир дикой природы стал бы очень неприятным местом. Летучие мыши также нужны для опыления и распространения семян множества растений. Крошечный очковый листонос в Южной Америке съедает до шести тысяч мелких семян за ночь. Благодаря распределению семян в единственной колонии таких мышей, насчитывающей около четырехсот летучих мышей, появляется девять миллионов сеянцев новых фруктовых деревьев в год. Без летучих мышей этих деревьев просто не было бы. Летучие мыши также необходимы для роста диких авокадо, бальзы, бананов, хлебного дерева, ореха кешью, гвоздичного дерева, финиковой пальмы, инжира, гуавы, манго, персиков и прочих растений.
В мире гораздо больше летучих мышей, чем думает большинство людей. Фактически примерно четверть всех видов млекопитающих - около 1100 - составляют летучие мыши. Они бывают разные - от крошечных летучих мышей-шмелей, которые и впрямь не больше шмеля и являются самыми мелкими из всех млекопитающих, до великолепных летучих лисиц в Австралии и Южной Азии, размах крыльев которых достигает шести футов.
Иногда в прошлом люди предпринимали попытки обратить особые свойства летучих мышей себе на пользу. Во время Второй мировой войны американские военные потратили немало времени и денег на необычный проект оснащения летучих мышей крошечными зажигательными бомбочками. Мышей собирались выпускать массово - по миллиону за раз - с самолетов над Японией. Идея состояла в том, что летучие мыши усядутся на здания, вскоре после этого сработают крошечные детонаторы с часовым механизмом - и вот в логове врага уже полыхают тысячи пожаров.
Для того чтобы создать крошечные бомбочки и часовые механизмы, потребовалось множество экспериментов и немалая изобретательность, но в конце концов весной 1943 года были проведены испытания на базе Лейк Мюрок в Калифорнии. План с треском провалился. Летучих мышей снабдили бомбами и выпустили. Однако мыши приземлились вовсе не на те объекты, которые были для них предназначены, а разрушили все ангары и большинство складов на базе, вдобавок взорвав автомобиль генерала армии. Интересно было бы почитать доклад генерала о событиях того дня… Как бы то ни было, вскоре после этого проект закрыли.
Гораздо менее нелепый, но в конечном счете такой же безуспешный план по использованию летучих мышей был придуман доктором Чарльзом А. Р. Кемпбеллом с медицинского факультета Тулейнского университета. Идея Кемпбелла состояла в том, чтобы построить гигантские "башни для летучих мышей", где эти млекопитающие будут селиться и размножаться, а затем летать по окрестностям и поедать комаров. Кемпбелл полагал, что это значительно снизит распространение малярии, а также даст приличное количество гуано. Было построено несколько таких башен, некоторые стоят до сих пор (хоть и пришли в полное запустение), однако эксперимент опять-таки не удался: летучим мышам не очень нравится, когда им указывают, где жить.
В Америке летучие мыши в течение многих лет преследовались медицинскими властями из-за раздутых и подчас несправедливых страхов, что эти млекопитающие являются разносчиками бешенства. История берет начало в октябре 1951 года, когда некая женщина из Западного Техаса, жена хлопкового фермера, увидела летучую мышь на дороге перед собственным домом. Женщина думала, что мышь дохлая, но, когда она нагнулась, чтобы рассмотреть ее поближе, мышь неожиданно подпрыгнула и укусила ее за руку.
Это было крайне необычно. Все американские летучие мыши питаются насекомыми; еще ни разу они не кусали людей. Женщина с помощью мужа продезинфицировала и забинтовала маленькую ранку и забыла о ней. Три недели спустя женщину увезли в больницу Далласа в невменяемом состоянии. Она была крайне возбуждена и не могла ни говорить, ни глотать. Помочь ей врачи уже не смогли. Бешенство успешно лечится, но только если начать лечение сразу. Когда начинают проявляться симптомы, лечить уже поздно. Через четыре дня невыразимых страданий женщина впала в кому и умерла.
Потом начали появляться сообщения о все новых случаях укусов человека бешеными летучими мышами в других местах - два раза в Пенсильвании, по одному во Флориде, Массачусетсе и Калифорнии, еще два в Техасе. Все эти случаи были зарегистрированы на протяжении четырех лет, так что их вряд ли можно назвать угрожающими, но они и впрямь вызывали опасения.
Наконец, в день Нового 1956 года доктор Джордж С. Мензис, официальный представитель общественного здравоохранения в Техасе, был госпитализирован в больницу Остина с симптомами бешенства. Мензис исследовал пещеры Центрального Техаса, чтобы найти там летучих мышей - переносчиков бешенства, но, насколько было известно, он не был ни укушен, ни как-либо еще травмирован этими самыми мышами. И все-таки каким-то образом он был инфицирован и всего через два дня лечения умер в муках, с вытаращенными от страха глазами.
Этот случай получил широкую огласку и вылился в своего рода истерию мщения. Было решено немедленно истребить летучих мышей. В Америке эти животные были объявлены вне закона. И за несколько лет популяция летучих мышей резко сократились. В самой большой колонии летучих мышей в мире в Аризоне число особей снизилось с тридцати миллионов до трех тысяч.
Мерлин Д. Таттл, ведущий американский специалист по летучим мышам и основатель благотворительного Международного общества защиты летучих мышей, пересказывает историю, описанную в журнале The New Yorker в 1988 году. Представители общественного здравоохранения в Техасе сказали одному фермеру, что если он не убьет летучих мышей, живущих в пещере на его земле, то ему, его родственникам и его скоту грозит серьезная опасность заражения бешенством. Действуя в соответствии с их указаниями, фермер залил пещеру керосином и поджег ее.
В огне погибло около четверти миллиона летучих мышей. Когда позже Таттл беседовал с этим фермером, он спросил его, сколько времени его семья владеет этим участком. Примерно сто лет, ответил фермер.
- И за все это время, - продолжал Таттл, - никто из вас не болел бешенством?
- Нет, - ответил фермер.
"Когда я объяснил ему ценность летучих мышей и последствия его действий, он сильно расстроился и даже заплакал, - вспоминает Таттл. - На самом деле больше людей ежегодно погибает на церковных пикниках, чем погибло за всю историю человечества из-за контакта с летучими мышами".
Сегодня летучие мыши, как мало кто другой в мире животных, подвержены риску вымирания. Примерно четверть видов летучих мышей находится в списке исчезающих видов - это поразительная и, разумеется, пугающе высокая цифра для таких живучих и плодовитых существ; свыше сорока видов балансируют на грани полного уничтожения.
Так как летучие мыши очень скрытны и их нелегко наблюдать, нам трудно получить достоверную информацию об их численности. К примеру, в Британии не знают, сколько видов летучих мышей осталось в стране - семнадцать или шестнадцать. У специалистов нет доказательств, которые позволили бы однозначно считать большую ночницу полностью вымершей или просто исчезающей.
Множество существ так непритязательны и при этом так мало изучены, что мы почти не замечаем, когда они начинают вымирать. В XX веке Британия потеряла двадцать видов бабочек и, кажется, не слишком переживает по этому поводу. Популяции примерно 75 % видов британских бабочек сильно сократились. Среди вероятных причин - интенсификация сельского хозяйства и использование мощных пестицидов, но точной динамики не знает никто. Это может привести к катастрофическим последствиям, ведь птицы часто сильно зависят от количества здоровых мотыльков и бабочек. Одним лишь синицам требуется 15 000 гусениц в сезон. Поэтому снижение популяций насекомых означает снижение популяций птиц.
III
Стоит отметить, что популяции могут не только сокращаться, но и увеличиваться. Иногда они увеличиваются катастрофически - и это подчас меняет ход истории. В 1873 году фермеры западных штатов США и долин Канады пережили чрезвычайно опустошительное нашествие. Буквально ниоткуда явились полчища саранчи (эту разновидность называли "кобылка Скалистых гор") - огромные копошащиеся массы голодных энергичных насекомых, которые затмевали солнце и сжирали все на своем пути.
Там, где эти полчища приземлялись, последствия были ужасающими. Они дочиста объели поля и фруктовые сады; саранча ела кожу и брезент, висящее на веревках постиранное белье, шерсть на спинах живых овец, даже рукоятки деревянных инструментов. Один пораженный свидетель рассказал, что гигантская стая саранчи, приземлившись, затушила большой костер. По словам большинства очевидцев, все это напоминало конец света, тем более что шум стоял оглушающий.
Одна стая растянулась на 1800 миль в длину и примерно на 110 миль в ширину. Чтобы она пролетела, потребовалось пять дней. Считается, что в стае было как минимум 10 миллиардов особей саранчи, однако есть и другие подсчеты, согласно которым эта цифра равнялась 12,5 триллиона, а общая масса всей стаи составила 27,5 миллиона тонн. Это было, пожалуй, самое крупное сборище живых существ, когда-либо виданное в истории. Саранчу ничто не могло остановить. Когда встречались две стаи, они просто пролетали одна через другую и как ни в чем не бывало продолжали пожирать все, что видели. Люди пытались сбить саранчу лопатами, поливали ее пестицидами, но никакого ощутимого результата не наблюдалось.
Как раз в это время люди активно переселялись на запад Соединенных Штатов и Канады, чтобы создать там новый "пшеничный пояс", который протянется через Великие Равнины. За одно поколение население Небраски выросло с 28 000 до более чем миллиона человек.
После гражданской войны в США к западу от Миссисипи было создано четыре миллиона новых фермерских хозяйств, и многие новые фермеры взяли большие ипотечные кредиты на покупку домов и земельных участков, а также ссуды на приобретение нового оборудования - жаток, молотилок, уборочных комбайнов и прочего необходимого для ведения хозяйства на промышленном уровне. Сотни тысяч других инвестировали огромные суммы в железные дороги, зерновой силос и иные подобные предприятия для того, чтобы поддержать сильно разрастающееся население Запада.
К концу лета саранча исчезла, и у людей появилась первая робкая надежда на восстановление разрушенного. Но оптимизм оказался преждевременным. В течение следующих трех лет "кобылка" каждое лето возвращалась, причем всякий раз ее было еще больше, чем раньше. Постепенно в головах фермеров укрепилась пугающая мысль о том, что жизнь на Западе невозможна. Не менее пугающей была мысль о том, что саранча может распространиться на восток и начать пожирать еще более богатые урожаи Среднего Запада и Востока. Это был самый мрачный период во всей истории Америки. Люди пребывали в полной растерянности.
А потом все это просто кончилось. Разом сошло на нет. В 1877 году стаи саранчи сильно поредели, а насекомые казались вялыми и апатичными. В следующем году они вообще не пришли. Кобылка Скалистых гор (ее официальное название - Melanoplus spretus) не просто отступила, а исчезла совсем. Это было чудом. Последний живой экземпляр был обнаружен в Канаде в 1902 году. С тех пор они не появлялись.
Ученым понадобилось больше века, чтобы понять причину странного исчезновения саранчи в тех краях. Похоже, дело в том, что саранча каждую зиму впадает в спячку, а потом размножается в глинистых почвах, примыкающих к извилистым речкам высокогорных долин к востоку от Скалистых гор - в тех самых местах, где вновь прибывшие фермеры возделывали землю с помощью боронования и ирригации; эти действия и погубили спящую кобылку и ее куколок.
Они не сумели бы изобрести более эффективного способа уничтожения саранчи, даже потратив миллионы долларов и многие годы на изучение этого вопроса. Уничтожение живых существ трудно назвать благим делом, однако в данном случае это обрадовало всех.
Если бы саранча не отступила, мир стал бы совсем другим. Международное сельское хозяйство и коммерция, заселение Запада и, в конце концов, участь нашего старого дома приходского священника - все сложилось бы иначе.
В последней четверти XIX века многие американские фермеры уже были озлоблены и охвачены популистскими идеями, их глубоко возмущали банки и крупный бизнес, и эти чувства были широко распространены и в больших городах, особенно среди новых иммигрантов. Если бы сельское хозяйство значительно пострадало, если бы начались лишения и даже голод, то население могло проявить массовую склонность к социализму. Такого развития событий отчаянно желали многие.
Но, разумеется, все пришло в норму. Поселенцы продолжили свою экспансию на запад, Америка стала хлебной корзиной мира, а британские деревни и фермы вошли в долгий штопор, из которого так и не выбрались до сих пор. К этой истории мы еще вернемся, а пока давайте заглянем в сад и подумаем, почему этот вид ландшафта так нас привлекает.
Глава 12
Сад
I
В 1730 году королева Каролина Ансбахская, супруга короля Георга II и сторонница прогресса, сделала весьма рискованную вещь. Она приказала отклонить русло маленькой лондонской речки Уэстборн, чтобы создать большой пруд в центре Гайд-парка. Пруд, названный Серпентайн, сохранился до нашего времени и по-прежнему восхищает посетителей, хотя почти никто не знает его истории.
Это был первый искусственный пруд в мире, который должен был выглядеть как природный. Сейчас трудно представить себе, насколько смелый это был шаг. Раньше все искусственные водоемы делали правильной формы, либо прямоугольными, либо круглыми (как, скажем, Круглый пруд в соседнем парке Кенсингтон-гарденз, построенном всего двумя годами ранее). И вот теперь появился изящный искусственный водоем неправильной формы, который выглядел так, как будто его создала сама Природа.
Лондонцы были очарованы этой иллюзией и стекались поглазеть на пруд. Королевская семья какое-то время держала на Серпентайне две огромные яхты, хотя им едва хватало места, чтобы разойтись не столкнувшись.
Для королевы Каролины это была настоящая победа, так как ее садово-парковые фантазии часто шли вразрез со вкусами публики. Примерно в те же годы она выкупила двести акров Гайд-парка для строительства Кенсингтонского дворца, изгнав частных горожан с их обычных прогулочных тропинок: теперь им дозволялось гулять в парке только по субботам, лишь в определенное время года, да и то если они респектабельно выглядели. Неудивительно, что это решение вызвало волну негодования.
Кроме того, королева вынашивала идею сделать весь Сент-Джеймс-парк частным и даже спрашивала своего премьер-министра Роберта Уолпола, во сколько это ей обойдется. "Вам придется всего лишь пожертвовать короной, ваше величество", - с улыбкой отвечал Уолпол.
Так или иначе, Серпентайн тут же возымел успех, и это всецело заслуга довольно загадочного персонажа по имени Чарльз Бриджмен, который спроектировал пруд и которому, возможно, принадлежала даже сама идея его постройки. Откуда взялся этот невероятно талантливый человек, до сих пор остается загадкой. Он появился практически из ниоткуда в 1709 году с папкой весьма профессионально выполненных эскизов для ландшафтных работ в Бленэмском дворце. Все, что касается жизни Бриджмена до этого момента, - не более чем предположения. Где он родился, когда и при каких обстоятельствах рос, где приобрел свои недюжинные навыки?
Во всяком случае, за те тридцать лет, что прошли с момента его появления на сцене ландшафтного дизайна, он побывал повсюду, где требовались высококачественные проекты садов. Чарльз Бриджмен работал со всеми ведущими архитекторами эпохи - Джоном Ванбру, Уильямом Кентом, Джеймсом Гиббсом, Генри Флиткрофтом.
Он спланировал и разбил парк Стоу, один из самых знаменитых во всей Англии, он занимал должность королевского садовника и проектировал сады в Хэмптон-Корте и Виндзоре, в Кью и Ричмонде, а также все королевские парки. Он создал Круглый пруд в Кенсингтоне и Серпентайн в Гайд-парке. Он провел геодезическую съемку и разработал планы для целого ряда поместий в южной Англии.