Тема одиночества здесь возникает через понятие "удвоения". Удвоение никогда не бывает проекцией внутреннего, напротив, оно есть интериоризация внешнего. Это не удвоение одного, а редублирование другого. Это не воспроизведение самости, а повторение различия. Это не эманация "Я", но нечто, что помещает в имманентность всегда – иное. И. Ильин в книге "Постмодернизм от истоков до конца столетия" (1998 г.) пишет о том, что весь пафос постструктуралистской мысли был направлен на доказательство невозможности независимого индивидуального сознания, на то, что индивид постоянно, и главным образом, бессознательно обусловливается в процессе своего мышления языковыми структурами, детерминирующие его мыслительные структуры. В той мере, в какой индивиду удается осознать этот фактор своей зависимости и его критически отрефлексировать, перед ним открывается путь к относительной независимости, и в этом плане постструктуралистская теория субъекта стремится к его эмансипации, но сама она возможна лишь при условии признания индивидом своей исконной ущербности и мыслится как постоянная борьба, как непрерывный, вечный процесс преодоления самого себя, происходящий глубоко внутри в сознании человека, интериоризированный до уровня рефлексии о своем подсознании. Фактически теория индивида лежит вне пределов постмодернистской проблематики, последняя знает лишь только фрагментированного индивида с расщепленным сознанием и без какой-либо положительной перспективы обретения гипотетической цельности, если не вообще самого себя.
Одна из основных проблем современности – это проблема "кризиса идентичности", которая непосредственно связана с феноменом одиночества. В контексте одиночества можно говорить о кризисе идентичности индивида, которая основывается на ощущении тождества самому себе и непрерывности своего существования во времени и пространстве, и на осознании того факта, что твои тождество и непрерывность признаются окружающими. Идентичность в данном контексте понимается как твердо усвоенный и личностно принимаемый образ себя во всем богатстве отношений личности к окружающему миру, чувство адекватности и стабильного владения личностью собственным "Я" и ситуации; способность личности к полноценному решению задач, возникающих перед ней на каждом этапе ее развития.
Негативное чувство одиночества возникает как ощущение грозящей опасности по отношению к приобретенной или сохраняемой индивидом самоидентичности; страх перед возможностью отсутствия смысла, который самость всегда ищет внутри себя. Конечно, любое значение или смысл, относящийся к интимности, по своему характеру, социален, поскольку интимность по своей природе относится к тем ценностям, которые созданы и разделены "Другим". Так как индивиды существа социальные, то их чувство идентичности напрямую зависит от "Другого" – это всеобщая истина, включая и тех, кто полагает, что аутентичность, составляющая позитивный путь индивида, одновременно включает в себя зависимость (hotonomous) и независимость (autonomous).
Аутентичность – необходимый процесс самоактуализации индивида и сохранения его интимности. В своем существовании индивид всегда находится на грани одиночества, так как "даже при избытке существования, одиночество может неожиданно стать зазором между мной и возможной бездной не-Бытия" .
Случается, что "Другой" вдруг схватывает ценностное бытие индивида, но его самость не выходит при этом извне своего внутреннего мира, и этим лишает самость индивида внутреннего "компаса". Тревога, чувство одиночества становятся "кочующими монадами" внутри огромного мира самости. Без "Другого" индивид потерян внутри себя, не имея представления, как достигнуть самоидентичности и более высокого уровня интеграции.
С одной стороны, одиночество связано с ощущением фрагментарности современного индивида, с другой – одиночество может стать следствием неудовлетворительных отношений между фрагментами этой самости. Это связано с проблемой "бездомности". В более общем смысле бездомность, по Хайдеггеру, коренится в покинутости Сущности бытием. Она являет собой признак забвения бытия. Вследствие его забытости истина бытия остается непродуманной. Бытие как событие, посылающее истину, остается потаенным. Через категорию "бездомности" в социальном одиночестве изображается страх самости быть пойманной (остаться потаенной) какой-то своей частью, причем, обычно, более низшими сегментами, чем мозг, Эго, душа или сознание, например, быть захваченной телом или каким-либо другим не-духовным и не-сознательным элементом.
Анализируя вышеизложенное, можно сделать вывод о том, что каждому индивиду необходимо воспитывать в себе мысль: он изначально уникален и имманентно одинок. Одиночество есть не что иное, как универсальная сущностная характеристика человеческого бытия, врожденное переживание. По этой причине следует воспринимать собственное состояние одиночества позитивно, ведь именно в нем происходит очищение, столь необходимое человеку, для того чтобы сохранить себя как индивидуальность.
Послесловие
Значительная часть книги была написана еще в 1998 г., и послужила основой кандидатской диссертации. В те годы в отечественной философии и психологии тема одиночества исследовалась очень мало. В последние же годы в среде современных отечественных социальных философов появилось значительное количество исследований, этой проблеме посвященных. Среди них можно выделить А. А. Гусейнова, В. В. Бибихина, К. Х. Момджяна, B. C. Барулина, В. А. Кувакина, В. В. Василькову, И. Т. Касавина, П. С. Таранова, Г. С. Батищева, А. Ю. Агафонова, В. Н. Карандашева. Большой вклад в понимание сущности феномена одиночества как социокультурного явления внесли работы по истории философии и культуры А. В. Гулыги, П. Гайденко, Л. М. Баткина, А. Я. Гуревича, А. А. Белика. Более поздние российские исследователи одиночества – Н. В. Хамитов, Н. Е. Покровский, Ж. В. Пузанова, С. В. Куртиян, Л. И. Старовойтова, Д. В. Гарбузов, И. А. Уследова, А. В. Нечаев, А. П. Глазков, В. А. Сакутин, Е. Е. Рогова и многие другие.
15 лет назад проблема одиночества в основном обсуждалась в рамках гуманистического подхода эпохи Модерна. Постмодернизм, появившейся в России со значительным опозданием по сравнению с Западом, стал предлагать свои версии "адаптации" человека к новым социально-экономическим условиям глобализационного мира, в которых на место "слишком человеческого" пришли концепции структур, субъективации, коллективного бессознательного и пр., где классические основы и принципы индивидуального гуманизма выводились за рамки общественных потребностей и культурных практик. В результате, идеи и ценности традиционной российской культуры, известные всему миру как оплот духовности и иррационалистического мировоззрения, оказались за границами современного философского дискурса. Россия стремительно стала вступать в мировые глобальные экономические процессы, не сформировав при этом, своего аутентичного, но обращенного к современным реалиям "образа мира".
Если философия – это "эпоха схваченная мыслью", то сегодня складывается такое впечатление, что в современной России "своя" философия отсутствует. Традиция русской философии XIX – первой половины XX вв. оказалась прерванной, а философия марксизма превратилось в почти маргинальное учение.
Отсутствие "родных", сформированных на принципах исторического сознания своей культуры, философских концепций в современной отечественной гуманитарной науке, привело к культурологическому коллапсу в отечественной педагогике и психологии. Те гуманитарные науки, объектом изучения которых является субъективность и ментальность человека, не имеют методологической базы работы с современным россиянином. Между наследием отечественных устаревших теорий и практическими нуждами в использовании технологий работы с современным индивидом образовалась пропасть, способная опосредованно разрушить интеллектуальный потенциал нации.
Сегодня заметен рост обостренного осознания российским интеллектуалом универсального противоречия между "вызовами" и формами общественного устройства, давлением отчужденных социальных процессов, ценностями общества потребления и возможностями самоактуализации самости человека, которая включает в себя комплексный, многослойный, исторически насыщенный мир, не имеющий возможности полноценно выразиться в современном все более авторитарно-объективированном социальном пространстве. Сложная, одновременно тонко ранимая субъективность человека, исторически нацеленная на целостность выражения своего собственного бытия, оказывается не способной найти адекватные формы своей объективации. Эти процессы "индивидуальной недостаточности" имеют своим следствием все более и более усугубляющееся "чувство одиночества", которое может переживаться в самых разных видах и формах.
Одним из наглядных примеров интуитивного осознания данного противоречия, который пока еще не подвергся серьезной концептуализации, является феномен дауншифтинга, приобретающий в современной мировой и, в частности, российской культуре все большую популярность. Дауншифтинг означает переход с высокооплачиваемой работы, наполненной стрессами и сверхнагрузками, на менее престижную и хуже оплачиваемую, но оставляющую больше времени и сил для хобби, развлечений и общения с семьей. Термин пришел из английского языка и дословный его перевод звучит как "переключение автомобиля на низкую передачу". В основе философии дауншифтинга лежит отказ от навязанных обществом целей и стремление к духовному совершенствованию. Корнями это явление отчасти уходит в 60-е, во времена хиппи, противопоставивших себя обществу потребления. Дауншифтеры проповедуют простой способ жизни, отказ от чуждых ценностей, навязанных человеку обществом благодаря активной пропаганде по телевидению, в Интернете, глянцевых журналах, фильмах и книгах: роскошь, стремительная карьера, автомобили престижных марок и т. д и т. п.
Рост индивидуальных и социальных форм недовольства призывает к созданию новых концепций, интегрирующих идеалы классических подходов к традиционным индивидуальным ценностям, таким как духовность, нравственность, свобода, субъектность и прочее (что было в центре внимания в русской философии) и экзистенциальную необходимость пребывания человека в современных процессах развития ассамбляжа объективных ему социальных систем – "паноптикума" государственного контроля, засилья общества потребления, "гонки" личностного карьерного роста и материального благополучия (чему много уделялось места в западной постмодернистской мысли).
Интеграцию классических, неклассических и постнеклассических подходов в современной философской мысли можно осуществить в рамках концептуализации субъективности и внутреннего мира человека по отношению к внешним для него формам социального пространства.
Ни для кого не секрет, что всякий индивид находится в пространственно-временном континууме общества, где есть своя система координат. Если представить себе три координационные оси, то можно схематично обозначить социальную фигуру субъективности индивида, включенного в систему межличностной коммуникации, в виде шара с центом 0 тождественным "Я" отдельной личности.
Первая ось 0-Х – характеризует длительность социальных контактов.
Вторая ось 0-Y – характеризует социальную дистанцию контактов.
Третья ось 0 – Z – характеризует глубину эмоциональных контактов.
При расположение условных параметров по осям и соединение их между собой, "вырисовываются" два типа фигур.
1. Фигура: интенсивные и длительные контакты, глубокие и интенсивные эмоции, но большое социальное "поле", что характеризует меньшую вероятность коммуникационной встречи. Ось социальной дистанции в рамках интерпретации проблемы одиночества личности показывает, что именно увеличение показателя по данной оси дает возможность индивиду найти наиболее желаемую коммуникацию. В меньшем социальном поле жизнедеятельности личности труднее встретить желаемого "Другого".
Эта фигура описывает в большей степени классический тип социальной субъективности, придающий значение глубоким межличностным отношениям, окрашенным метафизическим и духовным "родством душ". Но согласно схеме системы координат, ось 0-Y показывает, что встретить подобные тип контактов бывает очень сложно. В повседневной социальной жизни индивид чаще всего общается с формальными людьми, решая повседневные фрагментарные коммуникационные задачи (соседи, коллеги, представители социальных служб и пр.). Друзья, единомышленники, любимые и духовно близкие люди требуют большего социального пространства для поиска, именно поэтому иногда индивиду бывает очень трудно, а порой и невозможно встретить такой тип коммуникации.
2. Фигура: короткая длительность и формализованность контактов, неглубокие и поверхностные эмоции, ближайшее социальное поле с высокой частотой встреч.
Такая фигура описывает современный конформистский тип социальной субъективности, придающий значение рациональной успокоенности от формальных, эмоционально неглубоких социальных контактов, которые окружают человека повсюду, легко устанавливаются, не требуют глубокой меры ответственности и позволяют сохранять поверхностный уровень социальной свободы. Это фигура субъективности индивида – фланера, оправданная требованиями современного общества потребления.
Безусловно, оба типа фигур носят "идеальный" характер и в чистом виде практически не встречаются. Но тенденции, описанные в данных типах, характеризуют выбор комфортной коммуникации для каждого отдельного индивида. Каждый из нас тяготеет к первому, либо второму типу. И в своей жизни каждый индивид традиционно выстраивает все свои контакты в соответствии со своим типом. Для одних даже в публичном пространстве требуются глубокие эмоциональные связи, для других – в приватном – достаточно поверхностных формализованных отношений.
При этом, как это ни странно, оба типа фигур субъективности и соответствующие им способы коммуникации, продуцируют социальное одиночество. В первом случае одиночество возникает вследствие невозможности переживать адекватные по ценностно– эмоциональному уровню отношения, требующие духовно – нравственного и интеллектуально-культурного совпадения. Во втором – одиночество возникает в силу невостребованности в коммуникации глубинных слоев субъективности человека, от которых зависит полнота самореализации личности. В первом случае одиночество может сопровождаться изолированностью, во втором – отчужденностью.
Включение современного человека в различные формы виртуальной реальности представляет собой естественную эволюцию человеческой культуры, выражающуюся в символичности, рациональности и отказе от телесности. Крен в сторону расширения поля сознания и раскрытия новых форм познавательной деятельности приводит к новым формам и видам проблемы одиночества.
Складывается впечатление, что тяга современного человека к новой символической виртуальной реальности объясняется в первую очередь желанием избежать одиночества, подстерегающего индивида в реальном мире. Осознав и приняв его самые очевидные формы – уединение и изолированность, согласившись в одиночку сидеть у монитора компьютера, наш современник выбирает виртуальное пространство как возможность в широком социальном поле найти своего "близкого". Отказ от реальных коммуникаций в пользу виртуального общения дает возможность индивиду стать Субъектом конструирования своего "проекта", создать клон своей индивидуальности и быть полноценным автором любых действий, желаний и переживаний этого клона (новой идентичности). Вынужденная пассивность и конформизм человека реального мира превращается в активность авторства "ников" в виртуальном мире. Так осуществляется иллюзорное избавление от одиночества в реальном мире. Иллюзия в прямом и переносном смысле помещает "человека виртуального" (автора и произведение одновременно) в ситуацию игры вторичных после реального социума ролей. Фрагментарность личности, подавленной объективностью реальных социальных процессов, приобретает шанс на восстановление своей целостности в другой реальности. Эта возможность имеет огромную притягательную силу, так как создает комфортный контролируемый самим человеком тип коммуникации.
Какие же опасности поджидают виртуального конструктора коммуникаций?
Во-первых, дуальность человеческой природы – души и тела, по-прежнему остается сущностным определением человека.
Любые "перегибы" в ту или иную сторону приводят к ассиметрии его сущностного самовыражения. Расширение рационального, на котором основывается виртуальная реальность, перекрывает телесное самовыражение человека. Текст и языковые практики, с помощью которых выстраивается вся виртуальная коммуникация, не создают полноты интимного физико-энергетического контакта между людьми. Телесная близость, необходимая для передачи дополнительной информации через жесты, совместное молчание, выражение глаз, прикосновения и т. д., остается "за кадром" текстовой или речевой коммуникации. Понятие "со-общение" шире понятия коммуникация и в нем заложено значительно большее количество смыслов, имеющих, в том числе, и иррациональную, и чувственную природу. Чувственные импульсы и энергетика со-переживания событий реального мира "выводятся за скобки" виртуального типа коммуникации. И этот "остаток" не создает полной картины самовыражения для человека как целостного антропологического универсума.
Во-вторых, "побег" в виртуальную реальность очень многие психологи объясняют желанием современного индивида минимизировать свою долю ответственности и прибрести большую свободу за счет анонимности пребывания в интернет сетях. Само это явление глубинно противоречит тому факту, что свобода личности напрямую зависит от степени ее ответственности. Большая ответственность предполагает большую свободу. Свобода и ответственность никогда не трактовались как взаимоисключающие характеристики бытия человека. Стоит даже в большей степени акцентировать внимание на необходимость личностной ответственности для того, чтобы индивид смог полноценно ощутить свое право на свободу. Поэтому иллюзорность безответственности виртуального мира может привести только к иллюзорности индивидуальной свободы, что найдет свое отражение во внутреннем конфликте индивида.