Этот взгляд на происхождение местных рас вполне согласуется с замечательными результатами, полученными Иоганнсеном в его исследованиях о наследственности[60]. Он искусственно воспроизводил условия, господствующие в небольшой общине, и усиливал их действие, выбирая типы одинаковой формы и размножая их путем самооплодотворения. Он выращивал таким способом бобовые растения из бобов одинакового веса, и ему удавалось ограничивать вариации типа, так что практически любой род бобов определенного веса и определенной формы мог быть разводим с сохранением типа своего предка и без сохранения случайных вариаций предков. В тех случаях, когда группа предков восходит к ограниченному числу индивидуумов, как у наших изолированных племен, вариация не будет, конечно, до такой степени ограниченной; но характерное развитие устойчивого типа вполне аналогично опыту, произведенному Иоганнсеном.
Здесь можно еще указать и на другое явление, пока мало исследованное, но весьма заслуживающее внимания. Мы видели, что в устойчивых общинах в редко населенных странах родство между членами племен оказывается весьма близким, и что это родство непременно повлияет на тип и на его изменчивость. С течением времени между двумя районами, население которых развивалось таким образом, могут установиться сношения, и возможно множество браков между их обитателями. Само собой разумеется, что, хотя между двумя типами, по-видимому, существуют лишь небольшие различия, в результате получится полный беспорядок в формах наследственности, так как сочетается большое количество людей, предки которых различны. Например, южные итальянцы и испанцы являются представителями двух типов, не очень отличающихся друг от друга по физическим чертам, но разделенных в течение веков. Небольшие итальянские деревенские общины, подобно испанским, обладают всеми характерными признаками общин, в которых эндогамные браки продолжались в течение долгого периода. В Аргентинской республике между этими двумя типами установилось общение и их члены часто вступают в брак друг с другом. У нас нет наблюдений о действии этого смешения на характерные физические черты, но было отмечено, что распределение рождаемости мальчиков и девочек оказывается совершенно иным, чем в семьях, где родители оба или испанцы или
[52]
итальянцы (Перль)[61]. Понятно также, что это может быть одним из элементов, вызывающих изменение типа городского населения по сравнению с деревенским в Европе, и, быть может, это играло роль при изменении типа, наблюдаемом у потомков европейских иммигрантов в Америке, ибо, хотя наблюдения производились над чистыми типами, в Америке браки между уроженцами различных деревень гораздо чаще, чем в Европе.
После того как мы рассмотрели влияние наследственности и окружающей среды, поскольку они определяют характерные черты различных человеческих типов, остается прибавить несколько слов относительно индивидуумов, составляющих каждый тип, и относительно различного распределения индивидуумов в различных типах.
Мне уже не раз приходилось упоминать об явлениях вариации у человеческих рас; и я уже отмечал, что, поскольку дело идет об индивидуальных чертах, мы находим, что размеры вариаций в каждом человеческом типе настолько велики, что постоянно встречается перекрывание рядов, в которых обнаруживаются вариации, в разных типах. Мы видели, например, что средней величины мозг европейцев очень часто встречается у негров, и что лишь для чрезмерно малого негритянского мозга не существует параллельных форм у европейцев, а соответственно этому и для чрезмерно большого мозга, встречающегося у европейцев, не существует параллельных форм среди мозгов негров. Степень изменчивости по отношению к различным физическим чертам весьма различна у разных рас. Например, большая часть европейских типов отличается своей значительной изменчивостью. То же самое можно сказать и относительно полинезийцев и некоторых негритянских племен. С другой стороны, такие народы, как европейские евреи, и даже в еще большей степени североамериканские индейцы, отличаются сравнительно гораздо большим однообразием. Степень изменчивости представляет значительные различия по отношению к различным физическим чертам. Очевидно, например, что цвет и форма волос у северных европейцев гораздо разнообразнее, чем цвет и форма волос у китайцев. В Европе цвета волос встречаются от белокурого до черного, при чем есть много лиц с рыжими волосами, и форма волос также очень разнообразна: от прямой до высоких степеней волнистости. С другой стороны, у китайцев не встречается таких же вариаций в темноте окраски, так как у них отсутствуют белокурые и индивидуумы с курчавыми волосами. Подобные же наблюдения могут быть произведены и относительно роста, формы головы и любой иной черты тела, которая может быть выражена при посредстве измерений.
[53]
Причина различий изменчивости отчасти указана в наших предшествующих замечаниях. Мы видели, что изменчивость народа уменьшается, если он произошел от малочисленной однообразной группы; с другой стороны, изменчивость может значительно увеличиться, если происхождение группы очень разнородно, или если предки принадлежат к совершенно различным типам. Во всех исследованных случаях, даже и в тех, в которых изменчивость невелика, между индивидуумами, составляющими племенную или национальную или иную социальную единицу, все же остаются значительные различия в телесных формах, при чем то, что верно относительно физических черт, очевидно, не менее применимо и к умственным чертам, но трудно выразить характерные черты ума числами, при посредстве которых определяется изменчивость. Однако, при ознакомлении с племенами, быт которых, очевидно, наиболее прост в социальном отношении, обнаруживается существование известных индивидуумов, принадлежащих к разнообразнейшим типам по своему характеру и уму. Если же мы станем рассматривать умственное состояние в зависимости от телесной формы, то большое разнообразие строения тела, в особенности мозга, обнаруживающееся даже и в наиболее однообразной группе, делает вероятными весьма значительные различия в индивидуальных свойствах.
Сказанное выше относительно перекрывания вариаций у различных рас и типов и значительной изменчивости в каждом типе можно также выразить, сказав, что различия между разными человеческими типами, в общем, не велики по сравнению со степенью изменчивости в каждом типе.
Важность этих наблюдений в сфере умственного развития составит предмет нашего дальнейшего рассмотрения.
[54]
IV
УМСТВЕННЫЕ ЧЕРТЫ ПЕРВОБЫТНОГО И ЦИВИЛИЗОВАННОГО ЧЕЛОВЕКА.
В предшествующих главах мы рассмотрели биологические условия различных рас и разных социальных групп, поскольку эти условия образуют основу умственной деятельности. Мы должны теперь обратить внимание на психологические характерные черты человечества при изменении расовых свойств и условий, зависящих от окружающей среды.
Если мы станем рассматривать нашу проблему с чисто психологической точки зрения, то нам предстоит придерживаться тех же приемов, которых мы держались при нашем рассмотрении анатомической проблемы. Мы должны постараться ясно указать типические различия между умом человека и умом животных, которые мы должны иметь в виду, приступая к нашему исследованию. При рассмотрении психических различий между цивилизованным и первобытным человеком, мы должны разграничить две проблемы: проблему различий в культурном состоянии членов одной и той же расы и проблему различий в характерных чертах разных рас; иными словами, мы должны разграничить проблемы влияний, оказываемых окружающею средою, и проблемы влияний наследственности.
Для целей нашего исследования нам нет надобности углубляться в рассмотрение первой из вышеуказанных проблем, а именно различий между умом животного и умом человека. Эти различия столь резки, что относительно них существуют лишь незначительные разногласия, или их вовсе не оказывается. Двумя внешними чертами, в которых находит выражение различие между умом животного и умом человека, являются существование у человека организованной членораздельной речи и пользование орудиями, находящими различное применение. И то и другое составляет общее достояние всего человечества. Никогда не встречалось такого племени, которое не обладало бы хорошо организованным языком; никогда не встречалось такой общины, которой не были бы известны употребление инструментов для разбивания, резания или сверления и применение огня и оружия, служа-
[55]
щего для самозащиты и для добывания средств к существованию. Хотя у животных имеются способы общения при посредстве звуков, и хотя, по-видимому, давке у низших животных имеются способы для осуществления сотрудничества между различными индивидуумами, нам неизвестно ни одного случая, в котором у животных было бы установлено существование подлинной членораздельной речи, из которой исследователь мог бы извлечь абстрактные принципы классификации идей.
Возможно также, что высшие обезьяны иногда пользуются для защиты ветвями деревьев или камнями, но ни для одного из представителей животного ряда не констатировано, что он употребляет сложные орудия. Лишь по отношению к жилищам мы находим некоторое приближение к более сложным родам деятельности; но эти роды деятельности остаются абсолютно неизменными у каждого вида, - как мы выражаемся, инстинктивными, - и они вовсе не свидетельствуют о какой-либо индивидуальной свободе применения, составляющей основной признак человеческих изобретений. Происхождение у животных видов инстинктивной деятельности, ведущей к сложным механическим построениям, все еще не выяснено; но отношение принадлежащего к данному виду индивидуума к этим родам деятельности отличается от отношения человека к его изобретениям полным отсутствием свободы контроля.
Мы привыкли говорить, что существенной характерной чертой умственных процессов человека является способность к рассуждению. Хотя животные могут так же, как человек, совершать действия, приспособленные к достижению какой-либо цели, основанные на воспоминании о результатах прежних действий и на подходящем выборе действий, соответствующих известному намерению, у нас, тем не менее, нет никаких данных, которые показывали бы, что абстрактные понятия, сопровождающие действие, могут быть составляемы животными, между тем как все человеческие группы, от первобытнейших до стоящих на высших ступенях развития, обладают этой способностью.
Этих немногих замечаний относительно общих умственных черт человека достаточно. Приступая к рассмотрению расовых и социальных характерных черт человеческого ума, мы встречаемся с особою трудностью. Мы всегда мыслим в терминах, свойственных окружающей нас социальной среде. Но виды деятельности человеческого ума представляют у народов, населяющих мир, бесконечное разнообразие формы. Для ясного понимания их исследователь должен стараться вполне отрешиться от мнений и эмоций, в основе которых лежит та специфическая социальная среда, с которой он сроднился. Он должен, по мере возможности, приспособлять свой ум к уму изучаемого им народа. Чем более ему удается освободиться от односторонности, вытекающей из группы идей, свойственных той цивилизации, среди которой он живет, тем успешнее он будет истолковывать человеческие веро-
[56]
вания и действия. Он должен прослеживать новые для него черты склада мысли. Он должен становиться причастным к новым эмоциям и понимать, как при непривычных для него условиях те и другие влекут за собою определенные действия. Верования и обычаи людей и то, каким образом индивидуум отзывается на события повседневной жизни, - все это дает нам много случаев наблюдать проявления человеческого ума при изменяющихся условиях.
Ясно, что мысли и действия цивилизованного человека и мысли и действия, констатируемые при наличности более первобытных общественных форм, доказывают, что в разных группах человеческого рода ум, подвергаясь влиянию одних и тех же условий, отзывается на них совершенно различным образом. Двумя основными характерными чертами в. первобытном обществе представляются: недостаток логической связи в выводах, недостаток контроля по отношению к воле. При составлении мнений, верования становятся на место логического доказательства. Эмоциональное значение мнений велико, и вследствие этого они быстро влекут за собой действия. Воля представляется неуравновешенной, так как она легко поддается сильным эмоциям, но оказывает упорное сопротивление тогда, когда дело идет о пустяках.
К сожалению, такие описания умственного состояния первобытных людей, как те, которые мы находим у большинства путешественников, слишком поверхностны для того, чтобы ими можно было пользоваться для психологического исследования. Очень немногие путешественники понимают язык посещаемого ими народа; но как можно судить о племени лишь по описаниям переводчиков или по наблюдениям, относящимся к бессвязным действиям, мотивы которых остаются неизвестными? Но даже если язык народа известен путешественнику, последний обыкновенно выслушивает его рассказы, не будучи способен вникнуть в них. Миссионер проникнут сильным предубеждением против религиозных идей и обычаев первобытных людей, а торговец не интересуется их верованиями и варварскими искусствами. Таких исследователей, как Кэшинг, Каллавэй и Грэй, которые серьезно старались вникнуть во внутреннюю жизнь народа, немного, и их можно пересчитать по пальцам. Тем не менее, в основе большей части аргументов всегда лежат рассказы торопливых и поверхностных наблюдателей. Было сделано множество попыток описать характерные психологические черты первобытного человека.
Я здесь упомяну о попытках Клемма[62], Каруса[63], де-Гобино[64],
[57]
Нотта и Глиддона[65], Вайца[66], Спенсера[67], Тайлора[68]. Их исследования заслуживают внимания как описания характерных черт первобытных людей, но ни об одном из них нельзя сказать, что они описывают психологический характер рас, независимо от их социальной среды. Клемм, и Вуттке характеризуют цивилизованные расы как активные, а все другие - как пассивные и предполагают, что все элементы и начатки цивилизации, встречающиеся у первобытных людей - в Америке или на островах Тихого Океана - обязаны своим существованием раннему соприкосновению с цивилизацией. Карус разделяет человечество на "народы дня, ночи и зари". Де-Гобино называет желтую расу мужским элементом, черную - женским и считает лишь белых благородной и одаренной расой. Нотт и Глиддон приписывают животные инстинкты лишь низшим расам, утверждая, что белой расе свойственен высший инстинкт, возбуждающий и направляющий ее развитие.
Верование в высшие наследственные способности белой расы возродилось в связи с современным учением о прерогативах ума лиц, призванных к господству, нашедшим наиболее смелое выражение в сочинениях Ницше.
Все такие взгляды представляют собой обобщения, в которых или не принимаются надлежащим образом в расчет социальные условия жизни рас и, таким образом, причина смешивается с действием, или же они продиктованы научными или гуманитарными интересами, желанием оправдать рабство или стремлением предоставить наибольшую свободу наиболее одаренным.
Тайлор и Спенсер, дающие остроумный анализ умственной жизни первобытного человека, не допускают существования расовых характерных черт, хотя эволюционная точка зрения труда Спенсера, по-видимому, часто приводит к этому выводу.
Вайц[69] держится совершенно иной точки зрения. Он говорит: "По распространенному мнению, стадия культуры, достигнутая народом или индивидуумом, является в значительной степени или исключительно продуктом его способностей. Мы утверждаем, что обратное положение, по меньшей мере, столь же верно. Выражение "способности человека" означает лишь указание на то, что он способен сделать в ближайшем будущем, и эти способности зависят от прежних стадий культуры и от той стадии культуры, которой он достиг".
Взгляды этих исследователей показывают, что относительно характерных признаков первобытных рас в психологии господ-
[58]
ствует еще большее смешение понятий, чем в анатомии, и что не установлено ясного разграничения между расовой и социальной проблемами. Иными словами, в основе аргументации лежат частью предполагаемые характерные черты умственной жизни рас, какова бы ни была стадия их культуры, частью же характерные черты племен и народов, достигших различных стадий цивилизации, при чем не принимается в расчет, принадлежат ли они к одной и той же расе или к различным. Однако эти две проблемы совершенно различны: первая из них является проблемой наследственности, вторая - проблемой окружающей среды.
Итак, мы признаем возможность двух объяснений различных проявлений человеческого ума. Возможно, что в умах различных рас обнаруживаются различия организации, так что законы умственной деятельности могут оказываться неодинаковыми для всех умов. Но возможно также, что организация ума в действительности тождественна у всех человеческих рас, что умственная деятельность повсюду подчиняется одним и тем же законам, но что ее проявления зависят от характера индивидуального опыта, подверженного действию этих законов.
Вполне очевидно, что роды деятельности человеческого ума зависят от этих двух элементов. Организация ума может быть определена как группа законов, определяющих формы мысли и действия, независимо от того, на какой предмет направлена умственная деятельность. Такого рода законам подчинены способ отличения одних представлений от других, ассоциация представлений с прежними представлениями, действия, вызываемые стимулами, и возникновение эмоций, порождаемых стимулами. Эти законы в значительной степени определяют проявления ума. В них мы усматриваем наследственные причины.
Но, с другой стороны, легко показать, что влияние индивидуального опыта весьма велико. Человеческий опыт накопляется, главным образом, благодаря часто повторяющимся впечатлениям. Один из основных законов психологии гласит, что повторение умственных процессов увеличивает легкость, с которою совершаются эти процессы, и уменьшает степень сопровождающей их сознательности. Этот закон выражает хорошо известные явления привычки. Когда известное представление часто ассоциируется с другим предшествовавшим представлением, одно из них обыкновенно будет вызывать другое. Когда известный стимул часто вызывает известное действие, он будет клониться к тому, чтобы обыкновенно вызывать то же самое действие. Если стимул часто порождал известную эмоцию, он будет клониться к тому, чтобы воспроизводить ее всякий раз. Эти причины принадлежат к группе причин, данных в окружающей среде.
Итак, объяснение деятельности человеческого ума требует рассмотрения двух различных проблем. Первая из них относится к вопросу об единстве или разнообразии организации ума, а вторая относится к разнообразию, порождаемому различием содер-
[59]
жаний ума, в том виде, как они бывают даны в различных социальных и географических средах. Задача исследователя в значительной степени заключается в разграничении этих двух причин и в выяснении роли каждой из них в развитии особенностей ума.