Камелия, избранный цветок Маргариты Готье, стал символом этой общественной формации. Правда, трагическая и трогательная героиня Дюма-сына или ее реальный прототип - Мари Дюплесси имели к новой формации отношение косвенное. Куртизанки, дамы полусвета, они жили за счет богатых поклонников. Основную массу проституток составляли "бедные женщины в юбках", по выражению Алексиса Токвиля. До проституток юбки носили крестьянки, цыганки, актрисы, рыночные торговки. Поэтому, когда в парижской опере появилась знаменитая куртизанка Мари Дюплесси в юбке, с букетом красных камелий у пояса, порядочные женщины были потрясены. Камелии - безжизненные, словно восковые, без запаха, белые или ядовито-красные цветы сразу вошли в моду. Довольно быстро обратили внимание на пикантную деталь: пестик этого цветка, то есть женский половой орган, весьма напоминал возбужденный мужской член. Именно поэтому камелии стали именем нарицательным для женщин дурной репутации. В романе Ф. М. Достоевского "Идиот" генерал Иволгин восклицает: "Посмотрим, старый ли заслуженный воин одолеет интригу, или бесстыдная камелия войдет в благороднейшее семейство!". Мода на камелии требовала длинной широкой юбки с поясом и пышной блузки с манжетами и кружевным воротником. Очень быстро так нарядились художницы, натурщицы, учительницы, суфражистки, революционерки. Долой корсет, да здравствует вальс и свобода личности!
Независимость обусловлена ли продажностью?
Проблема женской продажности сложна в силу этой самой "продажности". Деньги стали универсальным эквивалентом сравнительно недавно, а проституция считается древнейшей профессией. Данное сомнительное утверждение поддерживается в основном порицателями необузданной мужской похоти. Prostitutio означает поденное вознаграждение - только и всего, проститутки в современном смысле появились не ранее шестнадцатого века. Языческий мир - мы говорим о Египте, Греции, Риме - был совершенно свободен от продажных женщин, поскольку брать деньги за это считалось тяжким оскорблением богинь любви - Изиды, Афродиты, Милитты. Посему понятие "сакральная проституция" - нонсенс, чепуха.
Здесь надо уточнить особенности язычества. Физическая девственность не ставилась ни во что - девушка обретала статус женщины, когда выходила замуж или жертвовала волосы богам, божествам, демонам; генитальная эротика не ставилась ни во что - женщина, замужняя или нет, была вольна отдаваться кому угодно, не вызывая никаких нареканий. Спрашивается: за что платить? Совершенное равенство богов и богинь гарантировало аналогичную ситуацию мужчин и женщин. В середине седьмого века до н. э. греческий поэт Архилох писал:
Мы с тобой волны морские,
живем ветром и солнцем.
Ветер вздымает волну,
разбивает другую о берег.
Я над тобой, Диона,
белым гребнем вздымаюсь,
Падаю, разбиваюсь…
теперь ты надо мной.
Напомним еще раз: мужчины и женщины равны перед богами, отличаясь ориентацией природно противоположной - необходимое условие любой жизни. Мужской принцип - центробежная экспансия, женский - центростремительная компрессия. В мифологии это Гермес, бог фаллического огня, и Гестия - богиня очага. Изначальная дихотомия так или иначе дает о себе знать на всех уровнях и позициях. Согласно Гиппократу, мужчина сух и горяч, женщина влажна и холодна. Нет ни малейших резонов возвышать один пол над другим и кому-то платить за эротические ласки.
Платить за работу, покупать и продавать, наживать капитал - данные операции, столь обыкновенные сегодня, очень нелегко детерминировать в античном мире. Рабам не платили ничего, свободные граждане работу презирали. При этом царило полное отсутствие количественных эквивалентов, признавались только магико-символические качества: за ржаво-зеленую бронзовую монету могли отдать массивный золотой браслет, за козленка с "дионисийским" пятном на лбу - оливковую рощу Перикл отдал (подарил, заплатил?) гетере Аспазии сапфировое ожерелье за стихотворение. Слово "гетера" никогда не имело ядовитого колорита "куртизанки", который ему любят придавать многие историки. Арнольд Тойнби так выразился о предмете своих занятий: "Прошлое это река, где в зависимости от умения и снаряжения, историк вылавливает рыбу, годную в пищу его современникам".
Нашу действительность, механистическую, суетливую, агрессивную, нечего комментировать. Разве можем мы вообразить общество, которое живет спокойно, беспечно, никуда не торопясь? Общество, где не ищут работу, не получают зарплату, не смотрят на часы, не подменяют высокое искусство наслаждения стандартным "кайфом".
Современники очень любят тезис о неизменности и низменности человеческой натуры, дабы оправдать собственные негативные свойства. Это, мягко говоря, неправильно - представители даже одной расы и одной национальности резко меняются от поколения к поколению. Поэтому нет смысла искать "глубочайших корней проституции" - явление сие в историческом аспекте весьма недавнее. Красные фонари и уличные женщины замелькали в европейских городах не ранее шестнадцатого века. Следует расценивать проституцию как занятие профессиональное, поскольку "продажность" - понятие хамелеоническое, целиком зависящее от контекста, интонации, субъективного ангажанса. Да и так ли предосудительна продажа собственного тела? Разве землекоп или грузчик поступают иначе, не говоря о сотне других профессий? А как быть с конформизмом и продажей души за деньги или должности?
Однако появление профессиональной проституции - событие важное в истории нравов. Дело в том, что иудеохристианство вообще, инквизиция в частности внесли изрядную путаницу во взаимоотношения полов. Виноват здесь агент грехопадения, Враг, diabolo, демон делимости и распада.
Церковная диктатура не только поделила людей на своих и чужих, праведников и грешников, но и каждого человека расколола соответственно и предписала половине добродетельной угнетать другую, порочную. Женщины лучше мужчин приспособились к беспощадному демону делимости, ибо в магическом смысле женское суть четное, мужское - нечетное.
Монотеистический патриархат - поле битвы инициаторов общих понятий с людьми живыми или мужей добродетельных с мужчинами греховными. Согласно каббалистам, Ягве, изгнав первых людей из рая, бросил вдогонку змея и тот застрял в телах человеческих фаллосом и клиторисом, ибо Адам съел почти целиком запретный плод, а Ева лишь кусочек. На тимпанах готических церквей встречаются барельефы, где голого мужчину душит и жалит собственный, невиданных размеров змей-фаллос. Таковы последствия грехопадения, с которыми необходимо бороться беспрерывно. И поскольку женщина создает благоприятный климат упомянутому змею, женщина в крайней степени опасна. От Святой Девы до "золотого кольца в ноздрях свиньи" дистанция велика.
Неудержимый процесс распада личности на много частей, отделение греховной природы от духовно чистых устремлений привели к распылению жизненной энергии, возрастающей неуверенности и раздирающим диссонансам. В XVIII веке свободную мужскую экспансию взялись использовать экономически целесообразно, расточительность и легкомыслие заменились приобретательством и накоплением собственности, что абсолютно чуждо мужскому принципу. Началась буржуазная эпоха и постепенное превращение мужчины в… недоделанную женщину. Мужчина утратил активную самодостаточность, и ценность его бытия сместилась во внешний мир. Он перестал притягивать, он стал притягиваться, из хозяина превратился в слугу.
Блуждание лифчика в запутанной тематике
Французская королева Мария-Антуанетта славилась роскошной грудью, две гипсовые чаши на золотом треножнике до сих пор хранятся в Лувре. Донельзя эксцентричная, она явилась на бал в парижскую мэрию обнаженной до пояса, что, вероятно, и послужило поводом к революции. Если бы королева надела лифчик, неизвестный в ту пору, Франция оставалась бы страной монархической.
Это почти не преувеличение. Женская грудь на мужчин действует гипнотически. Когда греческий герой Беллерофон почти взял город на элейской равнине, ворота открылись и вышли женщины, придерживая, словно предлагая, груди. Смущенный Беллерофон отступил к морю и скрылся - Посейдон, по слухам, был его отцом.
"Один" и "два" - числа-генады, отвечающие за экзистенциальную ориентацию в стихии земли. Определенные указания на сей счет можно получить в "Теологуменах арифмологии" неоплатоника Ямвлиха. "Один": диктует решительность и целенаправленность, путь категорический и "несмотря ни на что". Уверенность в истине и правдивость противопоставляется релятивизму и лжи. В досадной, изменчивой многоликости бытия "один" стремится к одному центру и одному богу. "Я есмь путь, истина и жизнь", "Единый и его собственность", "Воля к власти"…
Центр должен быть один, бог должен быть один. Остальное - эманации Единого - интеллект, душа, материя. Бог сотворил Адама, но кто сотворил Бога. Кощунство? Да. И все-таки? Яйцо или курица? Космогонический Эрофанес или Эрос-Фанес разбил скорлупу яйца. Хорошо. Но что позволяет это предположить, увидеть очами души? Фанетия - женская божественная субстанция. Только на ее фоне проявляется Эрофанес и не только он, все на свете различимо на материнском фоне, ибо единство на фоне самого себя - это пустота бокала без бокала. Неоплатоники предполагают, что экспансия Первоединого растворяется, распыляется в Ином. В книге "О предположениях" Николай Кузанский рассудил: представим два равнобедренных треугольника, проникающих друг в друга сверху вниз так, что вершины касаются оснований. Основание верхнего треугольника - формирующий свет, нижнего - иное или тьма.
Фигура названа "Парадигмой", следовательно, допускает свободу интерпретаций. Фаллос Гермеса во тьме очага Гестии, мужской акт в женской потенции и т. д. Но вот что любопытно: потенция равна акту, мужское проникновение вызывает адекватное сопротивление. Если во времена Плотина материя считалась "чистой потенцией", то в пятнадцатом веке ситуация изменилась, ибо стала она "оппозицией" и "формирующий свет" встречает ее повсюду. Фаллос Гермеса "наткнулся" на клитор Гестии, на ее тайный мужской принцип - партеногенетического сына, более того, обнаружил в собственном центре свою андрогенетическую дочь. Вывод: "Из двух оппозиций одна стремится быть единством в отношении другой".
"Два" - постоянный противник одного, "два" спокойно признает левое и правое, "и безумца и брамина, украшенного ученостью, и собаку, и того, кто ест собаку", истину и ложь, не отдавая никому преимущества. Свидригайлов из романа Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание" мыслит примерно так: привидения порождены болезнью, это правда, но разве нельзя сказать, что болезнь порождена привидениями? Человеку с подобной экзистенциальной ориентацией бесполезно задавать вопросы, требующие однозначного ответа.
Число "один" - идея фикс и упрямая догма: вопрос суть двойственность и сомнение, ответ должен "снимать" вопрос. Делимость означает здесь раздробление, то есть уничтожение. Это число мужское, несгибаемое, принципиальное, мужчина и его боги отличаются нетерпимостью, прямолинейностью, автодиктатом. Когда Лермонтов провозглашает: "Но есть, есть божий суд, наперсники разврата!", - это безусловная угроза в адрес беспринципной делимости. Число "один" - мужская монотеистическая религия, Ева - результат "дробления" Адама.
Имея в сердце число "один", единственные расценивают мир как свое представление и полигон амбиций. Лук натянут, рука тверда, стрела на тетиве уже знает вражье сердце или кончик вражеского уха. Их любовь - милость победителя. "Бог и мое право" - девиз ордена Подвязки. Мелочь дамского туалета не имеет значения, это обманный оборот, "мое право" единственная реальность. Увы. К старости, когда все завоевано, и тиран на белом слоне въезжает в Каракорум или Коринф или, напротив, раздавленный и забытый, целует дамскую подвязку и молится Богу, он благословляет сына: дерзай, познавай, покоряй легендарную Северную Индию. Совет неплох в ситуации гелиоцентризма. Но когда sol ivictis (непобедимое солнце) теряется в периферии вселенной и бесконечная ночь говорит - это лишь атом света в мириаде подобных солнц, героический фаллос сникает. Единый рожден быть богом или ничем, его контакты с четными числами катастрофичны. Геракл в тряпках Омфалы, Омфала в львиной шкуре героя.
В "Космогоническом Эросе" (1930) немецкий философ Людвиг Клагес недурно прокомментировал балладу Шиллера "Статуя Изиды в храме Саиса". Некий юноша домогался тайного знания у жрецов Саиса, но, презрев постепенность, возжаждал высшей мудрости или обнаженной Изиды. Улучив момент, он сорвал покрывало со статуи богини. Конец баллады: мрачный, разбитый, угнетенный, он вскорости умер. Вывод Людвига Клагеса: пагубна "жажда знания" и ничем не отличается от жадного любопытства. Правильно. И позволительно добавить следующее: мужчина может любить женское божество, как рыцарь - Прекрасную Даму, но ни в коем случае не учиться у нее или вмешиваться в ее мистерии.
Эвристическая гипотеза: женская нагота грозит мужчине духовной и физической гибелью. Скажут: это невероятное преувеличение, в мифах речь идет о богинях, а не о простых женщинах, бабах то есть. Однако наивным дочерям матери земли лунные богини придают гибельный для мужчины напряженный магнетизм, а луна ненавидит мужское начало во всех проявлениях. Мужчина, который не сумел полностью преодолеть лунное притяжение, обречен. Примеров сколько угодно. В ночных ресторанах танцовщицы стриптиза часто бросают лифчики хорошим клиентам, которые целуют и прячут реликвии сии.
Но это рядовая чепуха. Читая "Собор парижской Богоматери" Виктора Гюго, иной читатель справедливо удивится: как это ученый алхимик Клод Фролло пал жертвой чувственной страсти к цыганке, уличной плясунье?
В классическом индийском произведении "Двадцать два рассказа демона" излагается казус не менее поразительный. В джунглях жил мудрейший санниази. Иногда он выходил из состояния "самадхи" и катался верхом на тиграх, иногда пропитания ради отщипывал кусочек коры от ближайшего дерева. Услышав, как раджа этой области восхваляет великого аскета, некая куртизанка поспорила с ним, что через неделю санниази станет ее рабом. Для начала она подсунула конфету, пропитанную афродизиаком, под кору, которую время от времени пощипывал санниази, затем "случайно" попалась ему на глаза обнаженная, испуганная, стыдливо прикрывая маленькими ладонями красивые большие груди. Короче говоря, уже через три дня несчастный аскет ползал у ее ног.
Новые астрономы, пораженные бесконечностью великой матери-ночи, предрекают импотенцию, угасание солнцу - фаллической парадигме - впрочем, вселенная все равно засосет нас "черными дырами" - забавная и прозрачная метафора. Пока мечтатели мечтают, деловые монады под сдержанные аплодисменты прогрессистов и негодование гуманистов, познают, покоряют, пожирают лоно (нашей локальной) земли-матери, сетуют на "ограниченность ресурсов", советуют человечеству худеть, размножаться экономично, ибо однажды все мы проснемся с голодным брюхом и лифчик будет не на что надевать.
Женские груди наглядно обнажают природную двойственность земного бытия. Если раздвоение чувства или мысли на одновременную симпатию и антипатию, правду и ложь неприятно, если общая молитва и богу и дьяволу предосудительна, то раздвоение женской груди… Иногда старуха, задетая прохожим, кричит вслед: чтоб у тебя… отсох, чтоб тебе невесту с одной сиськой… Ужасны инвективы старой ведьмы.
Обладатели фаллоса не умеют считать до двух, поскольку "два" для них составлено из двух единиц при обязательной дистинкции. В самом деле: две руки делятся на правую и левую, один глаз или одно ухо часто функционируют лучше своих "напарников". Но женские груди качественно равны - каждая из них одинаково красива и функциональна или наоборот, по крайней мере, на мужской взгляд. В схолиастике сие называется indifferentia aequilibrii - равновесия побуждений, две лужайки буриданова осла. Вероятно, данный осел был сыт в отличие от ребенка или мужской руки, которые с одинаковой жадностью хватают любую грудь.
Генада "два" дает женскому телу два центра тяжести - груди и ктеис. Две груди и соцветия сосков, "двуличная" вульва с клитором и активный бэксайд.
Если дуализм, дилемма, оппозиции неразлучны с мужчиной, то женщине свойственна двойственность естественная, что дает куда лучшую устойчивость и сбалансированность, потому в земной стихии женщина "у себя дома". Она суть медиа меж землей и луной. Подъем и спад грудей зависят от луны, первые регулы аналогичны новолунию, последние - ущербу. Пенис, истолкованный как увеличенный клитор, опосредованно слушается лунных фаз. В полнолунии, в диком лесу неистово-похотливые фавны гоняются за голыми и стыдливыми нимфами - на улицах современного города подобное зрелище было бы скандалом.
Возбужденный член неприличен всегда, кроме пиковых случаев, колыхание обнаженной женской груди неуместно, возможно, на собраниях, хотя… вспомним "Свободу на баррикадах" Делакруа.
Благодаря книге И. Я. Бахофена "Материнское право" нам немного известны отношения полов в античном мире. Равенство достигалось весьма просто - каждый следовал своей природной ориентации. Генада "один" диктует мужчинам созерцательный покой или кинезис, но не то и другое вместе. Арнстотель и Александр Великий, философ и воин - возможные мужские ипостаси.
Философ не должен иметь жены и детей, собственность воина - конь и копье. Воину не возбраняется женитьба, но в таком случае надобно оставлять военную добычу женской родне.
Он естественно бездомен, естественно неимущ, его удел - просто быть. Н. С. Гумилев "Возвращение Одиссея":
Ну, собирайся со мною в дорогу,
Юноша светлый, мой сын Телемах!
Надо служить беспощадному богу,
Богу Тревоги на черных путях.
Это после избиения женихов и в перспективе спокойной супружеской жизни. Но верность Пенелопы, богини ткачества, еще страшней коварства Цирцеи, потому что она нежно и непреодолимо лишит Одиссея героизма, то есть фаллической силы.
Согласно генаде "два", женщина должна иметь и быть.