С модных кукол срисовывались фасоны нарядов, модными моделями определялись стандарты кукольной красоты, формы игрушечного тела и стиль прически. Натурализм в описаниях игрушки авторы детской литературы объясняли стремлением быть "правдивыми". Часто такое объяснение служило оправданием литературной неумелости, но причина появления "натуралистических описаний" не только в этом. Авторам и издателям приходилось учитывать интерес детей к куклам, их пристальное внимание к мелочам и деталям в образе игрушки. Книга использовалась как приложение к игрушке и детской игре. Этому же способствовали производители игрушек: они выпускали брошюры с рассказами про кукол своей торговой марки. Печатались также книжечки для "чтения" куклам, журналы для кукол, кукольные альманахи и т. д.
На страницах изданий наряду с описанием кукол сообщалась информация о нарядах, модных сочетаниях цветов, стильных фасонах, прическах и изысканных аксессуарах, ведь модной деталью выходного наряда девочки была и сама кукла. В эпоху малой распространенности модных журналов книжный текст служил источником утилитарной, но значимой для читательниц информации. Не является случайным совпадением, что сочинители кукольных историй были одновременно издателями модных журналов (как, например, немецкий писатель и издатель Ф.Ю. Бертух). Достоверностью отличались также изображения нарядов на иллюстрациях в детских книгах. Интерес к подробностям туалета противоречил поучающему характеру изображения: премиленькое платье и модная шляпка надеты на героиню дурного нрава. Однако стремление наглядно представить модные тенденции пересиливало необходимость назидать.
Мир модно одетых кукол продолжал манить и тогда, когда информация о модах стала более доступной. О неспадающем интересе к модным куклам свидетельствовали рост их производства и организация выставок. С конца XIX века такие выставки становятся регулярными. Так, на выставке 1912 года, проводившейся в Лейпциге, выставлялись среди прочего кукольные дамы-спортсменки, а также дамы-модели. Каждая деталь их наряда, по свидетельству корреспондента, вызывала у публики огромный интерес и становилась предметом обсуждения. Куклы были "в шикарных черных бархатных костюмах с меховой опушкой, с остроконечными шапочками на модных прическах и в высоких коричневых ботинках с крохотными коньками в руке. Здесь же мы можем любоваться роскошными туалетами, сработанными по последней парижской моде, которые могут даже служить моделями. Стоит упомянуть о лиловом бархатном платье декольте, вышитом бисером, с серой легкой накидкой и о светло-зеленом шелковом платье, заложенном красивыми складками и украшенном штофными розочками, – характерная мода этого сезона". Не менее привлекательными казались интимные предметы нарядов игрушечных дам. В описаниях кукольных мод (в том числе в профессиональных журналах для модельеров и игрушечников) использовались литературные клише, заимствованные из массовых изданий. На протяжении двух столетий кукла, мода и детская книга существовали в тесной взаимосвязи.
История куклы отразилась в смене кукольных образов, созданных в литературе. Героинями изданий XVIII века были куклы, произведенные в знаменитых мастерских Нюрнберга. Головки и ручки-ножки кукол этого времени делались из воска или папье-маше, тела шились из лайки и набивались отрубями. На смену им в середине XIX века пришла кукольная классика, производившаяся на французских и немецких мануфактурах: головка из фарфора и тонкая прорисовка аристократического лица свидетельствовали о сословной культуре тех, кому эти куклы предназначались. Конец XIX – начало XX века характеризуется роскошью пышных кукольных форм и броской внешностью фабричных кукол, что стало признаком наступающего демократизма. Затем последовала эпоха революционного авангарда 1920-х годов, с ее резкими чертами деревянной куклы, простонародной или самодельной. Ее сменил период резиновых заводских болванок, выносливых в условиях военного и послевоенного времени. Далее в обиход вошла пластмассовая и целлулоидная неоклассика кукол советской эпохи 1960–1980-х годов. На смену советской эпохе приходит политическая и экономическая перестройка с лицом Барби. Смена кукольных образов запечатлевается в литературе и в памяти современников как эпохальное событие (с положительными или отрицательными коннотациями).
Как бы ни менялись идейные взгляды и художественные позиции, кукла оставалась воплощением представлений о женской красоте и девичьей привлекательности, служила идеальным образцом модного и телесного, а имплицитно и сексуального. К кукле относятся слова: "детские игрушки, при всей своей хрупкости, отличаются долговечностью, являются как бы живым воплощением присущей нам всем мечты о вечной весне". В свою очередь кукла участвовала в создании семантики женских и девичьих образов в жизни, культуре и моде: одни из них бледны, словно "восковые", другие прельщают свежестью "фарфора", третьи кажутся грубовато "деревянными", а четвертые напоминают о дешевизне "пластмассы".
Между куклой-изделием и куклой-персонажем существует немалый зазор. Популярная игрушка не всегда оказывалась персонажем литературы или становилась им в другую эпоху либо оставалась не замеченной вовсе. Была среди персонажей и кукла-фаворитка, господствовавшая во все литературные эпохи. Ею стала дорогостоящая кукла из воска или фарфора, представлявшая модно одетую даму. Такие куклы, созданные для детской игры, одновременно служили для демонстрации наряда, стиля жизни и социального статуса ее обладателей. С дорогими куклами девочки являлись на детские праздники и светские рауты, выходили на прогулки в парки и на бульвары. С куклами в руках дети позировали художникам, а позднее фотографам. Дорогая игрушка демонстрировала социальные возможности семьи, была материальным эквивалентом любви взрослых к ребенку. Демонстрационные функции кукла-дама выполняла и в детской игре, где она служила образцом женской красоты, респектабельности и модного изящества. Считалось, что такая игрушка, подобно скульптуре или картине, способствует развитию художественного вкуса у детей. Восковые и фарфоровые дамы царили в детских комнатах и в детских книгах, где они изображались любимицами детей и предметами их страстных мечтаний.
Однако литературные предпочтения расходились с житейскими практиками. В обиходе девочек от трех до четырнадцати лет дорогая кукла не была единственной и тем более любимой игрушкой. Сошлемся на документальное свидетельство начала XX века – периода относительной доступности кукол: "У нас было три сорта кукол: 1) "большие", это покупные куклы с фарфоровыми или мастичными головками, 2) "средние", сделанные самими или кем-нибудь из старших сестер и братьев, куклы из твердой бумаги с головками и лицами с наклеенных картинок… 3) "маленькие", сделанные из бумаги самими нами". По свидетельству мемуаристки, они с сестрами любили играть в детстве со "средними" и "маленькими" куклами: эти игрушки подходили для игрушечных домиков и городков, которые они сооружали. С мнением девочки из буржуазной семьи среднего достатка были согласны дети дворянской и чиновничьей элиты – они тоже предпочитали играть с куклами попроще. Причин тому можно назвать несколько. Прежде всего – хрупкость куклы и ломкость деталей из воска или фарфора. Игра с бьющейся игрушкой предполагала осторожность, граничащую с пиететом и страхом. Подставка, надежно закреплявшая куклу на железном штыре, затрудняла манипуляции с куклой, ограничивала контакты с ней. Мешали в игре и большие размеры игрушки. Носить на руках "аршинную" куклу утомительно, а таскать по полу – предосудительно. Помехой для ребенка были пышные наряды куклы, усложненность гардероба, составленного из множества деталей. Особенное неудобство причиняли шляпы с перьями – обязательный аксессуар костюма куклы-дамы. Эстетика дорогой игрушки, с тонкой прорисовкой лица и изысканной прической, была больше рассчитана на вкусы взрослых, чем на симпатии детей. Взрослыми же диктовались правила игры с куклой: гувернанткам вменялось в обязанность присутствовать при игре, да и родители не выпускали из глаз дорогое изделие. Ограничения в игре приводили порой к детским бунтам, когда девочка демонстративно отказывалась играть с подаренной ей куклой, и примеров таких бунтов против кукол не мало. Игры с кустарными и бумажными куклами отличались большей свободой и разнообразием. С ними можно было заниматься тайком от родителей и воспитателей, пряча под передник, в парту или в учебную книгу.
Картонажная кукла с набором одежды и аксессуаров (надписи на англ., фр., нем. и рус. языках; вт. пол. XIX в.)
Однако фактом культуры и литературы стала дорогая, громоздкая и неудобная для детской игры фарфоровая кукла-дама. То, что мешало в игре (хрупкость, неудобные размеры, сложность гардероба, высокая цена), стало привлекательным в искусстве и публицистике. Обладание куклой имело статус событийности, прерывавшей череду типичного и обыденного. Претенциозность фарфоровой игрушки уводила за пределы житейской прагматики, а сходство с человеком служило основой для литературного мифотворчества или педагогического воздействия. Игрушка "не для всех" была индикатором социальных потребностей, материальных возможностей и сословных амбиций. Эти же качества делали куклу "девочкой для битья" в различные этапы русского демократического движения.
Авторами первых кукольных историй были европейские издатели, педагоги и писатели конца XVIII века. "Детская библиотека" Иахима Кампе, "Друг детей" Жозефины Вейсс и Арнольда Беркена, сборники рассказов Жан-Николя Буйи, повести для детей мадам Жанлис и Марии Эджеворт на протяжении столетия пользовались непререкаемым педагогическим и читательским авторитетом. Из этих произведений, разнообразных по жанрам, составился интернациональный свод сюжетов для детских сборников и периодических изданий. В России он послужил основой для создания отечественной литературы для детей. Истории про кукол занимали в ней не последнее место. В изданиях XVIII века куклы фигурировали в качестве поучительного примера, часто отрицательного: бездушная кукла противопоставлялась человеку. Противопоставление живого и бездушного стало устойчивым мотивом в духовно-назидательной литературе. Впрочем, отрицательная оценка куклы не снижала интереса к изысканной игрушке. Филантропы и просветители оставили нам самые подробные описания кукол и их нарядов. Свой вклад в литературную историю куклы внесли и русские авторы: они переводили иностранные тексты, переделывая их на свой лад. Вольные пересказы становились таким же отечественным "изделием", как и французская кукла, обшитая в русских мастерских.
Значительная часть кукольных историй находилась в стороне от большой литературы. Их авторы сделали себе имя в журналистской, издательской или педагогической среде, выступая моралистами и блюстителями нравов. Часто истинными "хозяевами" литературных текстов были издатели, хорошо знавшие запросы публики и бесцеремонно диктовавшие писателям "правила игры". Авторы и издатели ориентировались на воспитательные и досуговые практики детей из "достаточных" ("образованных") сословий, так как достаток и образование позволяли приобретать книги и игрушки, нанимать гувернанток для занятий с детьми. Сословный характер изданий диктовал выбор тем, набор персонажей и манеру общения с читателем. "Детский писатель должен подчиниться следующим правилам: каждая мысль его должна быть верная и удобопонятная для детей, должна быть выражена приятно и заманчиво для воображения, которое беспрестанно ждет нового и, наконец, должна быть способна убедить ребенка, чтобы заставить его поступать так, как сказано". Стремясь выражаться "приятно и заманчиво", авторы текстов для детей воспроизводили стиль общения с ребенком, принятый в дворянской детской ("нянюшкин" тон, уменьшительно-ласкательная лексика, наставительные интонации и т. д.). Естественное в речевом обиходе выглядело нарочито сентиментальным в печатном тексте, но своего языка у русской детской литературы XVIII – первой половины XIX века не было. Несмотря на литературную несамостоятельность, русские издания для детей помогали осваивать культурные формы общения с ребенком и корректировали стиль Домостроя, царивший в русском семейном быту.
Рассказы о девочках и их куклах считались увлекательным и полезным чтением. Современники полагали, что "читать их похождения, значит, как бы видеть оные в действии". Кукольные истории наставляли, как лучше и полезнее проводить досуг, подсказывали "правильные" сюжеты для игр, учили бережному отношению к дорогой игрушке, давали на примерах кукол азы гендерного, сословного и духовно-нравственного воспитания. Литературные тексты транслировали не только религиозно-этические идеи и просветительские образцы, но также житейские суеверия и сословные предрассудки (их хватало в избытке у самых просвещенных авторов).