Особый образ принимал огонь, становясь огненным змеем, или "Летучим". В небе он принимает образ летучего змея, на земле – человека. В этой ипостаси он выполнял две функции: либо приносил богатство хозяину дома, открывал клады, либо воплощал сугубо мужское начало, прилетая по ночам к девушкам, утратившим невинность, одиноким женщинам и вдовам и вступая с ними в половую связь. Последствия такой неестественной связи крайне печальны для женщин – они болеют, усыхают, гибнут либо рождают сына: змея или демона, черного, с копытами, без глазных век. Огонь, с одной стороны, это тепло, свет, творческая энергия, но, с другой стороны, он опасен, яростен, способен сжечь, уничтожить все живое. Как уже упоминалось, огненная река течет в мир покойников, что заставляло сжигать умерших, облегчая им попадание на тот свет. С этой же целью бросали в могилу деньги как плату за неизбежный перевоз через огненную реку. Огонь называли Сварожичем, его кормили, поили, укладывали спать, обходясь с предельной ласкою и осторожностью, как с человеческим существом, которое может разгневаться, обидеться и т. п. Перед идолом Перуна огонь должен был гореть постоянно, на огне приносили жертвы и другим языческим божествам. Так называемый "живой огонь" (или "новый, деревянный, самородный" и т. п.), получаемый трением двух деревянных палочек, считался очистительным и целебным. Через зажженный от такого огня костер прогоняли стада, чтобы остановить падеж скота. Через "живой огонь" проходили и люди во время эпидемий, а больных переносили через него. Такие же костры разводили по границам деревни, чтобы остановить эпидемии (тифа, чумы и пр.) и болезни, как людей, так и домашнего скота. Но, персонифицируя огонь, наделяя его капризным и яростным характером, люди видели в нем постоянную угрозу пожаров, уничтожающих дом, урожай, скот и все остальное, что составляло жизнь язычника. Отсюда страх перед огнем и стремление задобрить, подбросив в печь после окончания топки пару поленьев и т. п.; либо заговорить его, давая ласкательные имена типа "батюшка огонек". Огонь любви, воспламеняющий человека, прежде всего его тело, неоднократно упоминался в любовной магии. В одной из берестяных грамот второй половины XIV в. сохранился отрывок заговора: "...так ся розгори сердце твое и тело твое и душа твоя до мене и до тела моего и до виду до моего...".
Одна из четырех первостихий – воздух – отличался особой телесной аморфностью, неуловимостью, а посему воплощался в образах ветра, пара, вихря, урагана и т. п. Мужское начало возлагалось на ветер: его кормили, задабривали; перед ним не кичились, что отразила пословица "Выше ветра головы не носи", с ним поддерживали хорошие отношения, чтобы он не превратился в злой вихрь и оставался добрым. Например, в русском заговоре к ветру обращались за помощью, начиная свою речь следующим образом: "Поклонюсе я, раб божий, ветряному мужу, златому телу, четырем ветрам, четырем братьям...". Знаменитое обращение Ярославны к ветру в "Слове о полку Игореве" обретает в этой связи значение рядового, типичного заговора. Стрибог входил в состав Владимирова пантеона в паре с Дажьбогом. По интерпретации В. Н. Топорова, он был богом, "простирающим ветер", распределяющим благо и богатство. В "Слове о полку Игореве" ветры, приносящие стрелы с моря, названы Стрибожьими внуками.
В качестве мифологического персонажа ветер почти всегда выступал в человеческом обличье, то как один человек (средовек, дед), то как четверо мужчин, дующих на четыре стороны света, то как глава семьи, где его сопровождали двенадцать сестер, и т. п. Судя по описаниям внешности ветра, характерными приметами его были огромная голова, толстые губы, изодранная шапка, дырявый кожух. Слабый ветер расценивался как добрый знак; сильный, соответственно, как недобрый. В воздухе обитают различные демонические существа и болезни (отсюда "поветрие" – заразная болезнь, приходящая с воздухом). Ведьмы, черти и другая нечистая сила прилетают по воздуху, что неоднократно описано в русских народных легендах, сказках и повестушках. Чтобы вызвать небольшой попутный ветер, необходимый для веяния жита, мореходства, рыболовства, работы мельниц и др., прибегали к свисту, пению, дули в нужном направлении, махали руками, произносили заговоры и призывы. А чтобы не вызвать большой ветер, соблюдали ряд ограничений, в частности, не мотали нитки летом на закате солнца. В особенности нельзя было проклинать ветер, который мог отомстить, превратившись в вихрь, смерч, ураган. Такая характерная черта воздуха, как невидимость человеческому глазу, делала и все обитавшие в воздушной среде существа невидимыми или едва видимыми. Пар, роса – вот наиболее часто принимаемые этими существами формы. У таких существ как бы два тела – одно видимое, другое – воздушное. И хотя их называли "двоедушниками", на самом деле их следовало бы называть "двутелесниками", поскольку души, как и все на свете у язычников, обладали телесной формой.
Женская ипостась мирового тела нашла свое выражение в земле. "Мать – сыра земля" – наиболее почитаемый, ярко выраженный женский телесный образ: горы и скалы, камни – ее кости, вода – кровь, реки – кровеносные сосуды, древесные корни – жилы, трава и другие растения – волосы. Мифопоэтическое творчество первобытных народов наполнено описаниями выполнения землею своих гендерных телесных функций: плодородия, деторождения, а затем уже остальных. Вера в землю как в божество сопровождала русский народ с первобытных времен, как и другие народы, у которых порой проскальзывали отголоски представлений о Матери-прародительнице мира в целом. Так, например, в XII столетии в "Повести временных лет" обличаются верования русских, называющих землю матерью: "Паки же и землю глаголють матерью... Да аще им есть земля мати, то отец им есть небо", а в XIX в. старообрядцы отказывались исповедоваться священнику, утверждая, что они исповедуются "Богу и матери – сырой земле". Мокошь – единственное женское божество древнерусского пантеона, "мать – сыра земля". Вплоть до середины XIX в. изображалась в виде женщины с распущенными волосами. Пятница – день Мокоши, в колодцы бросали пряжу, кудель. По поверьям, нельзя оставлять кудель на ночь, "а то Мокоша опрядет". Возможно, Мокошь пряла нити человеческих судеб, как древнегреческие мойры, германские нормы и пр. В славянской мифологии воспринималась как жена Перуна или женский аналог громовержца. Имела место персонификация земли как женщины-матери (вдова ассоциировалась с высохшей бесплодной землей). Земля спит зимой, просыпается весной, пьет дождевую воду, беременеет, вынашивает плод-урожай, дрожит от "труса", гневается на людей, лишая их урожая, и т. п. Особая функция, отличная от функций человеческого организма и присущая всем четырем стихиям, – очистительная. Землей могли умываться за неимением воды, скрепляя клятву, ели, держали во рту, целовали землю либо клали щепотку земли за пазуху, на голову, на спину или держали горсть земли в руках и т. п. Так, правильность полевой межи доказывали, проходя по полю с большим куском земли или дерна на голове, при этом приговаривая, что если обманут, то пусть земля задавит клятвопреступника. Целебную силу земли признавали и усиливали ее различными путями, в основном ориентируясь на пространственные и временные границы. Особую магическую ценность имела земля с перекрестка дорог, из первой борозды, с трех (девяти) полевых межей, из-под угла печи в своем доме, из-под человеческого следа, взятая при виде первой ласточки, аиста, первом куковании кукушки и т. п. Земля, взятая из кротовой норы, с могилы или кладбища, из муравейника и т. п., использовалась в народной медицине. Землю также использовали в магии, гаданиях, заговорах. Например, в новолуние девушки клали под подушку узелок с землей из-под своей правой ноги, что должно было помочь увидеть во сне суженого. Связь с миром покойников, осуществляемая через землю, играла огромную роль в жизни язычников. Могила – телесный дом мертвеца, земля отгораживает его от мира живых, поэтому с ее помощью всячески перекрывали покойнику путь назад, в мир живых. Перед смертью больного выносили в поле для прощания с землей; чтобы облегчить ему кончину, его клали на землю либо клали землю ему на грудь; у всех славян был обычай бросать горсть земли вслед похоронной процессии, так же как и обычай бросать горсти земли на гроб умершего в могилу при закапывании. Но, конечно же, самое важное значение придавалось сырой, влажной, омытой дождем, т. е. оплодотворенной земле. Ее брак с небом давал возможность ей плодоносить каждый год. Если же земля была бесплодна, в годы засухи и неурожая, ее сравнивали со вдовицей, иссушенной горем. Святая "мать – сыра земля" была главным божеством, адресатом древнерусских заговоров, заклинаний, гаданий, молитв и клятв даже в христианские времена, когда она стала ассоциироваться с Пресвятой Богородицей.
Земля была самой телесно оформленной из четырех стихий, имевшей ярко выраженную материальную форму, что придавало ей наиболее позитивную сущность. Остальные три стихии – вода, огонь, воздух – обладали соответствующей им, постепенно убывающей и размывающейся формой-телом. Так, телесная форма воды обеспечивалась берегами рек, озер, морей, стенками колодцев, сосудов и прочих "границ", замыкающих водное тело в определенные рамки. Вода так же тяготела к женской половине мира, как и земля. Вода, как уже упоминалось, близка Хаосу, она старше земли, в ее первобытных волнах плавал первозмей; став основанием, на котором возникла твердь, вода ушла под землю, на "тот свет", а также на небо, откуда проливается дождем. Вода вездесуща и переносит по мировому телу все, и хорошее, и плохое. Отсюда сама по себе она амбивалентна, и знак плюс или минус, которым ее наделяли, зависел от других параметров, а не от нее самой. Вспомним хотя бы сказки о живой и мертвой воде, распространенные в любом из славянских фольклоров. Чистота воды, быстрота ее течения, прозрачность, свежесть ("новая вода") и другие ее положительные качества использовались наравне с негативными характеристиками типа нечистоты, замутненности, стоячести, несвежести ("старая вода") и пр. Чистая проточная вода часто персонифицировалась и получала женские имена (Ульяна, Елена и др.); ее называли "милой, матушкой, водицей" и пр.; наиболее популярными были обращения к воде с просьбой унести зло и очистить человека, берега, луга, камни и т. п. Вода, набранная в нужный день (утро Рождества, Нового года, Великого четверга, дня Ивана Купалы и др.), в нужное время (до восхода солнца), принесенная в тишине, без единого слова ("немая вода"), обладала особой силой, ею поили больных, кропили скот, углы дома, амбары и т. п. Изменчивость воды делала ее излюбленной средой, используемой при гаданиях, в особенности в любовной магии. Наравне с землей вода олицетворяла женское начало. Омовение водой, как символ второго рождения, вошло в дальнейшем в таинство христианского крещения. Близость воды к Хаосу, ее курсирование по тому и этому свету делали ее средой обитания злых духов, утопленников – "заложных покойников", чертей, водяных и русалок. Все они вредят человеку, заманивают его в омут, утаскивают на дно и т. д. В обращении с водной стихией требовалась особая осторожность, что проявилось в заговорах, заклинаниях, обрядах очищения и сакрализации воды.