Но сколь проницательным при таком повороте вещей оказывается Ф. М. Достоевский: "Мы, Россия, действительно необходимы и неминуемы и для всего восточного христианства, и для всей судьбы будущего православия на земле, для единения его. Так всегда понимали это наш народ и государи его…" /17/.
И это принятие ответственности за судьбы других народов, этот не мыслимый в истории напряженный духовный труд стоили нашему народу великих страданий и великих потерь, но и влекли возрастание собственного духа. "Мы говорим "красно", потому что каждая буква нашей речи полита океаном человеческой крови и слез в соревновании идей цивилизаций" (Г. Н. Бренев)/18/.
Доказательством тому древнейший памятник письма древнейшего народа – Перуджианский камень, который указует путь к правде о нашей истинной вере и нашей подлинной истории, о чем митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн высказывался так:
"…Ретивые борзописцы – равно коммунистические и либерально-демократические – за долгие годы столько налгали про Россию, так извратили ее тяжелый, бурный исторический путь, что русская судьба, героическая и трагическая одновременно, на страницах бесчисленных учебников и "курсов лекций" оказалась искалеченной до неузнаваемости. Это касается и русско-еврейских отношений. Сегодня необходим титанический труд, чтобы извлечь нашу Родину из этого псевдоисторического хлама, отмыть от нечистот и вернуть ее истории фактическую достоверность, нравственность, величие" /19/.
. Так переводит этот знак и Гриневич /212/. Кръвь – кровь, кровопролитие, убийство, пролитие крови при войне, но и род, родство /СлРЯз XI–XVII, 8, 67–68/. Кривь – вместо кровь /Срезневский, I, 1322/. Учитывая ЙЕ (КИЕЙЕ), можно перевести как обескровленные.
ЖЕЩЕ (ЖЕЩЕЕ, ЖЕЩЕА; ЖЕШЕЕ, ЖЕШЕ Е). Жечи и жещи – жечь, палить, предавать огню /СлРЯз XI–XVII, 5, 99/. Жестокость – суровость, жесткость – неумолимость /Даль, I, 536/.