Но ведь к той же литературной среде Петербурга надо отнести и неудавшегося фаворита Елизаветы Н. А. Бекетова. После рокового вмешательства Мавры Шуваловой в его судьбу ему пришлось немало пережить. Действующая армия. Сражения при Гросс-Егерсдорфе и Кенигсберге. Затянувшийся на годы плен после неудачной битвы под Цорндорфом. Далеко не почетное возвращение на родину, когда для него не находится ни должности, ни дел. И, наконец, производство сразу в генерал-майоры. При всей ограниченности своих дипломатических способностей Петр III понимал, что именно Никиту Бекетова следует противопоставить его счастливому сопернику И. И. Шувалову. В этом новом качестве замеченного императором придворного Бекетов и позирует Рокотову.
В энергичном, почти суровом лице молодого генерала невозможно угадать черты кадета, поразившего своей девичьей внешностью Елизавету Петровну и фарфоровым румянцем щек вызывавшего зависть придворных красавиц. Огрубевшие черты, заплывшие до щелочек глаза, выступившие скулы, жесткий оценивающий взгляд говорят о все еще живых честолюбивых надеждах. Когда-то двадцатилетний Никита Бекетов, увлеченный своим успехом, настолько "возгордился, начал представлять из себя вельможу и принимать других вельмож и старых придворных в шлафроке". Теперь у него появится другая возможность ощутить свое могущество, но только в далекой Астрахани ее губернатором.
По-прежнему склонный к роскоши, Бекетов сумеет проявить там незаурядные, как оказалось, административные способности. Его родной племянник, поэт И. И. Дмитриев, явно преувеличивал в своих посвященных дядюшке стихах:
Воспитанник любви и счастия богини,
Он сердца своего от них не развратил;
Других обогащал, а сам, как стоик, жил
И умер посреди безмолвныя пустыни!
При непосредственном участии "стоика" будут организованы астраханские рыбные промыслы - кстати, лучший сорт икры получит название "бекетовской", создано местное виноделие и земледелие. Н. Бекетов сумеет улучшить отношения с калмыками, наладить торговлю с Персией, основать немецкую колонию на Волге, построить крепость Енотаевск. И при всем том он не оставляет занятий литературой. Н. И. Новиков замечал о Бекетове: "В молодых своих летах много писал стихов, а более всего песен, из которых многие напечатаны в книге "Собрание разных песен" в 1769 и 1770 годах. Его песни многими знающими людьми похваляются. Он сочинил также трагедию, но в свет ее не издал". Речь шла о многоактной драме из ассирийской жизни.
Но едва ли не самым ярким представителем круга передовых дворянских литераторов, с которым оказывается связанным Федор Рокотов в эти петербургские годы, был Богдан Елчанинов. Талантливый писатель, он двадцати шести лет (вскоре после написания его портрета Рокотовым) был убит под Браиловом. Елчанинов близок с автором первых русских народных комедий В. И. Лукиным, который посвящает ему своего знаменитого "Щепетильника", предпосылая пьесе обращенное к другу послание. Лукин мечтает о "всенародном театре", в том числе и для "низких степеней народа", и гневно обличает богатых помещиков, "которые от чрезмерного изобилия о крестьянах иначе и не мыслят, как о животных, для их сладострастия созданных. Сии надменные люди, живучи в роскошах, нередко добросердечных поселян, для пробавления жизни нашей трудящихся, безо всякой жалости разоряют. Иногда и то увидишь, что с их раззолоченных карет, с шестью лошадьми без нужды запряженных, течет кровь невинных земледельцов".
Произведения самого Елчанинова еще нельзя отнести к числу народных комедий, которым он отдает предпочтение. Это, скорее, род бытовых комедий с достаточно условными ситуациями. Но гораздо важнее была внутренне воспринятая писателем сумароковская программа дворянских обязательств перед обществом и воспитательной, преобразующей человека роли искусства. Примером идеального дворянина мог служить сам Сумароков, но им был в полной мере Елчанинов в творческом его портрете, нарисованном Н. И. Новиковым: "Елчанинов Богдан Егорович - полковник и святого Георгия кавалер 4 класса. Сей сочинил две комедии: первая "Награжденное постоянство", а другая "Наказанная вертопрашка", во I действии. Обе комедии представлены были с успехом на придворном российском театре, а последняя и напечатана в Санкт-Петербурге 1767 года, которые знающими и беспристрастными людьми довольно похваляются. Он перевел с большим успехом Дидеротовы комедии "Чадолюбивый отец" и "Побочный сын", также "Письма мистрис Фанни Буртлед к милорду Карлу Альфреду". По его склонности к театру превеликая была надежда видеть и еще много сочиненных им комедий; но к великому сожалению он убит при Браилове во время неприятельской вылазки 1769 года сентября 20 дня, оказав прежде многие опыты неустрашимости своей и храбрости. Смерть его, как искренним друзьям, так и тем, которые только его знали, приключила печаль и сожаление. Должно в честь его сказать, что имел он довольно острый разум, немалое просвещение и приятный нрав; в дружбе был верен, скромен и постоянен; любил честь, добродетель и словесные науки. Если ж можно было что в нем похулить, так это было чрезмерное его чистосердечие и излишняя доверенность его к тем друзьям, которые оказались его недостойными".
И на рокотовском портрете он удивительно отличается от лиц придворного круга открытостью взгляда, живостью некрасивого выразительного лица, непосредственностью человека, не привыкшего скрывать своих мыслей, горячего в споре и категоричного в суждениях. Он так же непримирим в литературных вкусах, как отважен в бою, может одновременно осуждать, требовать, печалиться и возмущаться - по-своему единственный образ, с которым доведется встретиться за свою долгую жизнь портретисту. К сожалению, оригинал портрета исчез, и памятью о нем осталась выполненная в 1771 году Д. Ф. Герасимовым гравюра.
Рокотова явно увлекает эта новая среда передовых дворянских литераторов, и, может быть, эта связь становится косвенной причиной нарастающего конфликта художника с Академией. То, что представлялось возможным при И. И. Шувалове в отношении объема творческой работы, самого положения преподавателя, становится невозможным при новом президенте И. И. Бецком. Бецкой далеко не сразу после своего последовавшего в первой половине 1763 года назначения начинает по-настоящему заниматься Академией. В течение первых нескольких лет его мысли и энергию поглощает главным образом Воспитательный дом, трудности, возникающие при его организации. И тем не менее уже первый ордер Бецкого адъюнктам достаточно четко определял то подчиненное положение на одной из низших ступенек чиновничьей иерархии, которое им отныне следовало занимать: "Благородным господам адъюнктам для наступающего публичного акта в императорской академии художеств, сего июня (1763) с 28 числа изволите быть в апартаментах академических по два переменяясь через каждые два дни для наблюдения порядка и показания публике. И учредить изволите учеников первова и второва классов тех, которые имеют мундиры, чтоб во всяком классе были по два безотлучны по одному первова и по одному второва классов и дабы под дирекциею вашей все были в порядке и чистоте и в лучшей благопристойности (и) академия была предоставлена публике к общему нашему удовольствию пребывая несумненным ваш усердный слуга Бецкой".
Когда происходившие перемены стали для Федора Рокотова особенно ощутимыми? Возможно, после назначения руководителем класса живописи С. Торелли, который в июле 1766 года из числа всех русских академиков предлагает избрать адъюнкт-профессором Г. И. Козлова, и никому не приходит в голову назвать имя Ф. С. Рокотова. Но если в отношении Г. И. Козлова речь шла об исторической живописи, которой в Академии всегда отводилось первенствующее положение, то решение о введении в состав Совета К. И. Головачевского непосредственно задевало Рокотова. Четвертого сентября того же 1766 года из числа преподавателей портретного класса именно он производится в советники Академии художеств с тем, чтобы, кроме того, "ему заседать в совете за недостатком членов, также Гроту, Кювилье и Пекену". Рокотов остается незамеченным. Но последним и самым тяжелым нанесенным художнику ударом было назначение руководителем вновь образованного класса портретной живописи именно К. И. Головачевского. Спустя четыре года этот класс будет у него отнят и передан Д. Г. Левицкому, а пока, в апреле 1767 года, дальнейшее пребывание Рокотова в академических стенах действительно становилось бессмысленным. Ему не оставалось ничего другого, как оставить "храм на Васильевском острову".
В старой столице
Не токмо у стола знатных господ, или у каких земных владетелей дураком быть не хочу, но ниже у самого Господа Бога, который дал мне смысл, пока разве отнимет.
М. В. Ломоносов
Никто никого и ни в чем не мог обвинить. Строптивый художник, оставивший Академию художеств. Без объяснений - письменных, во всяком случае (архивы их не сохранили). Без серьезной причины - разве не в порядке вещей быть на службе обойденным чином, вниманием начальства! Да, он работал при дворе. Но двор сменился, неуловимо, день ото дня становился иным. И, по всей вероятности, Рокотова связывали с ним не простые заказы на портреты, а более тесные личные связи. Никакой случайностью не объяснишь перемены, происходившие прежде всего в окружении цесаревича. Как же не доверяла ему Екатерина, как боялась!
В 1765 году при достаточно неясных обстоятельствах увольняется С. А. Порошин. Распространялись слухи, будто императрица узнала о дневнике, который он вел и который заключал в себе слишком важные для государства имена и обстоятельства. Слухи были выгодны и необходимы для вразумительного объяснения неожиданной опалы. К ним добавлялись исходившие от непосредственного окружения императрицы разговоры о неуместном сватовстве Порошина к богатейшей невесте Российской империи Варваре Шереметевой, о браке с которой думал Никита Панин. Понятные любому результаты соперничества, хотя в действительности Панин терял чрезвычайно ему нужного и преданного человека.
Итак, отношения Панина с Порошиным остались неизменными. Для объяснений по поводу дневника автора никто не приглашал, и рукопись впоследствии увидела свет без малейших сокращений и поправок. Тем не менее С. А. Порошин получил назначение командиром полка в достаточно удаленный от столицы Старый Оскол. Тем самым на половине цесаревича прекращаются те открытые столы, которые собирали сторонников Н. И. Панина.
В 1765 году не стало М. В. Ломоносова, положение которого в Академии наук резко осложнилось с отъездом в апреле 1763 года за границу И. И. Шувалова. В том же 1765 году уходит из Академии художеств глубоко оскорбленный Е. П. Чемесов. Его, одного из основоположников академической системы, потерявшего в академических стенах здоровье, не включают в совет директоров. Больше того. На торжестве "заложения нового для Академии художеств строения", собравшем едва ли не весь Петербург, для него не находится пригласительного билета. Все в "храме на Васильевском острову" перестраивалось так, будто Академия трех знатнейших художеств создавалась заново. История сохранила как бы две даты ее открытия: 1757 и 1763 годы. Шуваловский период пришлось восстанавливать историкам.
На этот главный стержень нанизывалось еще множество иных обстоятельств, каждое из которых имело большее или меньшее значение для положения Федора Рокотова. В 1764 году умер Б. А. Куракин, и вся куракинская деятельная семья предпочла дальнейшую жизнь в Москве. В 1766 году умер поддерживавший художника А. П. Бестужев-Рюмин. Наконец, в 1767 году был уволен и уехал в Москву канцлер М. И. Воронцов, в последнее время близко сошедшийся с И. И. Шуваловым и взявший на себя хлопоты по многим шуваловским поручениям и делам. Может быть, мелочи, но мелочи, поддержавшие решение порвать с Академией, порвать с Петербургом. Темперамент художника и темперамент человека редко расходятся между собой. Рокотов не представлял исключения. Та напряженная взволнованность, которая заставляет его переживать появление каждого словно рождающегося заново на его полотнах человека, не изменяет художнику и в событиях личной жизни. Он открывает душевную значимость в каждом, кого ему приходится писать, но он сознает ее и в себе. Перед этим гордым чувством собственного достоинства, без которого Сумароков не представлял себе человеческой личности, отступало всякое тщеславие и такая понятная в художнике жажда славы, тем более уже приобретенной, испытанной, от которой приходилось отказаться.
Через считаные годы в академических стенах откроется первая в России художественная выставка для работ прежде всего членов Академии. Но не прославленный мастер Ф. С. Рокотов, а еще никому не известный "вольный малороссиянин" Дмитрий Левицкий показывает на ней свои портреты, и притом не один, не два, как пристало впервые заявляющему о себе перед балованной столичной публикой художнику, а целых шесть, впрочем, уже раскупленных, уже составляющих собственность государственных учреждений и частных лиц. Рокотов не отзовется ни на это и ни на какое другое приглашение Академии. Отныне Петербург перестает для него существовать. Искать протекции, поддержки, ограничиться уходом из Академии не в его характере.
А вот недавний покровитель Ф. С. Рокотова - И. И. Шувалов до конца разделял иллюзии всех "случайных" и доживших до конца своего "случая" людей. Как он верил в возможность удержаться если не на былом уровне, то хотя бы при дворе, хотя бы вблизи двора. Он вовремя заболевает сразу после переворота в пользу Екатерины II и остается на положении больного все время коронационных торжеств, чтобы не присутствовать на них и не сделать неудачного шага. Он сам заявляет о своем желании удалиться за границу, но и пишет письмо Григорию Орлову, униженное, верноподданническое, рассчитанное на снисхождение: "Наконец, божеское милосердие, спасая наше отечество, даровало нам такую государыню, на какую лишь могли рассчитывать искреннейшие пожелания добрых подданных, добрых русских. Своим царствованием она обещает нам счастие, благоденствие и всевозможное добро. И в это августейшее царствование я один забыт! Вижу себя лишенным доверия, которым пользуются многие мне равные. Что сказать после этого, любезный мой господин? Что думает общество? Я не способен быть употребляем ни в какое дело, я не достоин благоволения нашей матери! По теперешнему судят и о прошедшем. Может быть, скажут, что я дурно служил усопшей императрице, что я дурно служил моему отечеству. Что делать, любезный господин мой, скажите!"
Весь расчет строится на том, что эти строки прочтет сама Екатерина, и она несомненно познакомится с ними. Но желание Ивана Ивановича Шувалова остаться в стране, тем более сохранить за собой руководство Академией, поддержки не найдет. Эта область была намечена для другого, по-особому близкого императрице человека, которому предстояло на деле осуществлять ее широко задуманные планы просветительства. Ореол просвещенной монархини - его надо было создавать, и в предстоящем спектакле места для Шувалова, как, впрочем, и шуваловских взглядов на искусство, не оставалось. Сказалось ли это на судьбе Рокотова? Несомненно…
В письмах своим доверенным корреспондентам Екатерина II будет называть нового руководителя Академии художеств капризно и почти любовно "гадким генералом". В первые годы своего правления она едва ли не ежедневно обедает с ним, а потом остается вдвоем, и "гадкий генерал" читает ей нотации, на которые Екатерина якобы жалуется, но которые тем не менее достаточно терпеливо выслушивает.
У И. И. Бецкого в екатерининском дворце свои, до сих пор до конца не выясненные права. Когда-то побочный сын русского вельможи И. Ю. Трубецкого от шведской графини Бецкой путешествовал по Европе, пополняя образование и просто весело проводя время. Встреча с оставившей мужа принцессой Иоганной Ангальт-Цербской произвела на обоих достаточно сильное впечатление. Молодая пара задержалась в Париже, откуда принцессе пришлось срочно выехать на родину в перспективе скорых родов. Родившаяся девочка стала со временем Екатериной II.
Когда Елизавета Петровна решает начать подыскивать для своего племянника и наследника невесту, она охотно принимает рекомендацию вернувшегося в Россию И. И. Бецкого, который указывает в качестве возможной претендентки на дочь принцессы Иоганны. Бецкому поручается привезти невесту с матерью в Россию, а после бракосочетания молодых он уже по собственной воле уезжает из России вместе с принцессой. Приход к власти Екатерины - время неожиданного расцвета Бецкого. "Гадкий генерал", как его назовет императрица, получит невероятные для придворного права, но без высоких, бросающихся в глаза назначений и орденов. Екатерина предпочитает для Бецкого денежные и земельные подарки и передает в его руки основные просветительные учреждения. Ни для кого из придворных деятелей подобного рода поприще не представлялось соблазнительным, зато Бецкому давало формальное право постоянно встречаться с императрицей. Пребывание "гадкого генерала" во дворце и личных апартаментах Екатерины получало свое достаточное обоснование - кто не знал, как интересовалась монархиня просвещением, как близко к сердцу принимала все его проблемы! Но при этом - иностранные дипломаты, да и собственные соглядатаи не могли не подметить любопытной особенности - на придворных торжествах и приемах Бецкому не полагалось показываться вблизи монархини. Злые языки утверждали, что слишком разительным было их сходство.
Назначение Бецкого президентом Академии художеств последовало сразу после коронационных торжеств - 3 марта 1763 года. Но это было уже второе назначение "гадкого генерала": двумя месяцами раньше состоялось утверждение "генерального плана императорского Воспитательного дома в Москве", который также передается в его подчинение. В Академии речь шла только о художниках, идея Воспитательного дома преследовала цель развития третьего сословия, нехватку которого в части промышленного и торгового своего развития так остро ощущала Россия. Для Екатерины подобный опыт, тем более во многом обсужденный совместно с Дидро и, значит, приобретавший европейскую огласку, представляет особенную важность. Но по мере того, как дела в Воспитательном доме начали налаживаться, внимание И. И. Бецкого обращалось к Академии художеств.