"Август, местный мочуан, рассказал мне, что еще четыре года назад господь позвал его, чтобы обратить в христианскую веру, но он не услышал его голоса. Я думал, что под гласом господним он подразумевал евангельское слово, но он имел в виду сон, в котором он увидел яркий свет и услышал голос, говоривший: тебе нужно принять христианство! Через несколько дней после рассказа этот туземец снова увидел сон - и обращение свершилось". Точно так же вождь секоате говорит миссионеру: "Уже долгое время мне снятся сны, и в снах я вижу миссионеров. Пусть же они придут, и я отнесусь к ним так, как я отнесся к бурам". Меренски, как и доктор Вангеманн, отмечает, что зачастую лишь сновидения способны победить колебания туземцев. "Часто сны были тем средством, которое принуждало колеблющихся язычников к решению… У тех, кто ищет и не решается, эти сны случаются с такой регулярностью, что однажды в конце урока Подумо спросил нас в присутствии других наставляемых, чем следует объяснить, что он еще не видел снов, ведь он искренне старался и много молился. Содержание этих снов нам часто кажется малозначащим, однако у туземцев иное мнение, и эти сновидения часто вызывают у них долго сохраняющиеся впечатления". Размышление и беспокойство Подумо знаменательны. Если господу угодно его обращение, то почему же он не сообщает об этом? А если бы он хотел это сказать, то разве не стал бы он говорить с Подумо во время сна, как это делают аматонго?
В Экваториальной Африке сны имеют точно такое же значение. Приведем лишь один пример: "Азанде (Верхнее Конго) верят, что мертвые ночью дают знать живым о своих желаниях. Сны для них - это реальность, и они убеждены в том, что когда они во сне видят покойного родственника, то они встречаются с его духом и во время этой встречи покойник дает советы, выражает свое удовлетворение или недовольство, сообщает о своих запросах и желаниях. Может случиться, что умерший таким способом потребует раба для ухода за собой. В этом случае советуются с бенгетом, и когда оракул предсказывает несчастья, если люди не пойдут навстречу желаниям мертвого, то какому-нибудь рабу ломают руки и ноги и кладут на могилу, где он умирает от страданий и голода.
В том случае, когда нет возможности принести в жертву раба, то таким же способом умерщвляют вдову покойного".
IV
Влияние сновидений на повседневную жизнь в низших обществах нигде не освещено лучше, чем в "Сообщениях иезуитов" из Новой Франции. И не потому, что они поставили перед собой задачу описать или изучить это влияние. Если они говорят о нем, то потому, что оно постоянно перед ними предстает, потому, что они сталкиваются с ним повсюду, потому, что для успеха деятельности миссионеров сны индейцев являются либо самым труднопреодолимым препятствием, либо наиболее ценной помощью; наконец, потому, что иезуиты не устают удивляться тому, что сны заставляют делать индейцев. "Сновидение - это оракул, с которым все эти народы советуются и которого слушают, это пророк, предсказывающий им будущее, Кассандра, предупреждающая о грозящих им несчастьях, всегдашний врач, когда они болеют, Эскулап и Гален всей страны: это самый безусловный владыка, который у них есть. Если вождь говорит одно, а сон - другое, то пусть вождь хоть лопнет от крика, но люди будут повиноваться прежде всего сновидению. Он - их Меркурий в походах, управляющий в семьях; сновидение часто главенствует на их советах; торговлей, рыбной ловлей и охотой, как правило, занимаются с его согласия, да и то едва ли не для того только, чтобы его исполнить. Для них нет ничего столь ценного, чего бы они охотно не лишились на основании какого-нибудь сна… По существу, сон - главный бог гуронов".
"Ирокезы, - сообщает другой священник, - собственно говоря, знают лишь одно божество, а именно - сновидение; они подчиняются ему и следуют всем его повелениям с величайшей точностью. Цоннотуаны привержены ему намного больше, чем другие. Их религия в этом отношении вызывает недоумение: что бы им во сне ни показалось, они считают себя безусловно обязанными выполнить все это как можно скорее. Другие народы довольствуются тем, что исполняют лишь самые значительные из своих снов, но этот же, который считается живущим более религиозной жизнью, чем его соседи, счел бы себя виновным в большом преступлении, если бы не исполнил хотя бы одного. Этот народ думает лишь об этом; здесь ни о чем ином не беседуют; все хижины их полны снами".
Невозможно, видимо, сильнее и экспрессивнее передать постоянное вмешательство невидимых сил в поведение и жизнь индейцев и преобладание мистических элементов опыта над другими. Сновидение - способ, которым эти элементы проявляются. Эти откровения не только принимаются индейцами так же просто, как и чувственные данные; они, кроме того, представляют собой объект религиозного поклонения. Из-под пера иезуитов, когда они пишут о сновидениях, без конца появляются такие слова, как божества, бог, оракул, религия. Речь идет не только о полученных во сне дружеских советах, указаниях, внушениях и услужливых предостережениях: почти всегда это - приказания. Ничто не сможет помешать индейцу подчиниться им. "Если им ночью приснилось, что они должны убить какого-нибудь француза, то берегись тогда первый же встреченный ими в укромном месте…"
"Они умерли бы, если бы не исполнили велений своих снов. В этом отношении наши жизни зависят от снов какого-нибудь дикаря, поскольку, если бы им приснилось, что им надо убить нас, они бы обязательно нас убили, если бы смогли".
Почему же индейцу столь настоятельно необходимо подчиниться тому, что приказано ему сновидением или, точнее, чтобы он, едва проснувшись, исполнил то, что он делал во сне? Этот вопрос неоднократно возникал перед отцами-иезуитами. Они отвечали на него всегда одинаково: для индейца это вопрос жизни и смерти. Если то, что он увидел во сне, не реализовано, индеец умрет, причем не только тогда, когда сон требует каких-то действий лично от него, но и в том случае, если он оказался простым зрителем в своем сне, в котором действовали другие лица. В этом случае требуется, чтобы сон исполнили они. Каким бы странным и дорогостоящим ни оказалось требование сна, им не остается ничего иного, как подчиниться ему. Не дать человеку того, что ему приснилось, было бы жестокостью и разновидностью убийства, поскольку такой отказ мог бы довести его до смерти. Отсюда следует, что есть такие люди, которые должны раздать все, что имеют, без надежды на возмещение, поскольку что бы они ни отдавали, им никогда ничего не вернут, если только им самим не приснится сон или они не притворятся, будто он им приснился. Однако в большинстве своем они слишком совестливы, чтобы пользоваться притворством, которое, по их мнению, стало бы причиной всяческих несчастий. Вместе с тем, находятся и такие, которые переступают через эту совестливость и обогащаются благодаря простому обману…" Если индейцы действительно испытывали те чувства, о которых пишут иезуиты, то такой обман должен был быть чрезвычайно редким. "Это - божество дикарей, к которому они испытывают не меньшее почтение, чем мы к самым святым вещам. Все приснившееся им должно быть исполнено, в противном случае видевший сон навлечет на себя ненависть всех своих родственников и почувствует на себе последствия их гнева".
Можно было бы подумать, что эта столь настоятельная потребность исполнить виденное во сне - особенность, присущая только индейцам Новой Франции. В действительности же ее обнаруживают и в других обществах, весьма далеких друг от друга, и причина ее заложена в самом менталитете этих обществ. Баротсе Южной Африки "верят в сны; часто можно видеть женщину, пришедшую попросить горсть проса, поскольку ей приснилось, что она заболеет, если такой-то человек не даст ей горсти зерен".
На Камчатке "если кто-либо хочет добиться расположения молодой девушки, то ему достаточно лишь рассказать, будто ему приснилось, что он его получил; тогда она считает, что отказать ему в этом расположении будет большим грехом, потому что это может стоить ей жизни. Кому-то понадобится кукланда или барка, или какой-либо иной предмет, который он из-за своей бедности не может приобрести; ему нужно лишь сказать: сегодня мне приснился сон, что я спал в кукланде такого-то или такого-то. Тотчас же этот другой дарит ее ему, говоря так: "Возьми ее, она больше не моя" - так как он твердо верит, что если он ее ему не даст, это будет стоить ему жизни".
Здесь в случае "неисполнения" сна умрет не тот, кто видел сон, как это считают индейцы Северной Америки, а тот, кого видели во сне. Однако это различие, каким бы важным оно ни было с других точек зрения, не мешает тому, чтобы как в одном, так и в другом случае необходимость "исполнить сон" проявлялась с одним и тем же императивным характером. Нечто похожее встречается сегодня у курдов Малой Азии. "Они убеждают себя, что если их душа чиста (а это именно так, когда они ложатся спать после предписанных Кораном вечерней молитвы и омовения), то она вступает с райскими ангелами в столь тесную связь, что оказывается как бы в небесном блаженстве, и тогда она знает все, что ей необходимо, посредством снов, посылаемых ей Аллахом в знак дружбы или же в отместку, если их душа пребывает во грехе. Проснувшись, они не сомневаются, что их душа действительно видела то, что ей явилось во сне. Они действуют в соответствии с этой прочной и слепой убежденностью, что превращает их в настоящих злодеев и страшный бич для страны. Если они увидели во сне что-то такое, чего они домогаются и ищут, они не успокоятся до тех пор, пока всеми правдами и неправдами не станут обладателями этой вещи. Если им приснилось какое-то живое существо, предмет или имущество, принадлежащее другому (особенно христианину), то они не дадут себе передышки, пока не станут его владельцами, даже если для удовлетворения этой своей пагубной амбиции им придется применить силу оружия, пойти на убийство или грабеж. Если они увидели во сне врага или христианина (которого всегда рассматривают как враждебного их религии), они должны при первой же возможности лишить его жизни или разграбить его имущество. Для этих одержимых сны, следовательно, почти всегда становятся определяющим мотивом их преступлений и обманов".
Различие социальных условий у курдов и индейцев вполне объясняет, каким образом то, что индейцы делают из чистой дружбы, у курдов становится частой причиной преступлений и убийств. Однако и при этом различии проявляется аналогия в обязанностях, и эта аналогия становится еще более правомерной, если обратить внимание на причину, которой иезуиты объясняют данную необходимость. Почему надо, чтобы сны были "исполнены" любой ценой? Потому, говорит Шарлевуа, что, "по мнению ирокезов, всякая болезнь - это желание души, а умирают люди только потому, что ее желание не выполнено".
Иезуиты в XVII в. высказывались на этот счет вполне определенно. "Они верят в то, что наша душа дает знать об этих естественных желаниях как посредством снов, так и словами; в случае выполнения этих желаний душа довольна, и наоборот, если не выполняют того, чего она желает, она гневается и не только не обеспечивает своему телу благополучия и счастья, которые она хотела ему дать, но часто восстает против тела и причиняет ему различные болезни и даже смерть… Исходя из этих ошибочных представлений, большинство гуронов очень внимательно относится к своим снам и к тому, чтобы дать своей душе все то, о чем она им объявила, когда они спали". Точно так же "они убежденно и непоколебимо верят, что если они не выполнили того, что им приснилось, то с ними всегда произойдет несчастье. Я даже заметил, что большинство этих варваров едва давали себе труд следовать своим снам, когда они были здоровы; однако как только у них обнаруживалось малейшее недомогание, они сразу оказывались убеждены, что нет более верного лекарства, чтобы вылечиться и спасти свою жизнь, чем сделать все то, что им приснилось". Однако, лишь при том условии, что болезнь - это не результат действий колдуна.
Последнее замечание отца-иезуита позволяет думать, что снами, которые надлежало безоговорочно "исполнить", были, как правило, сны больных или же такие сны, которые заставляли опасаться болезни. Имеющиеся в нашем распоряжении примеры чаще всего носят как раз такой характер. "Одной тяжело больной женщине в Оннонтаге приснилось, что ей нужно черное платье, чтобы излечиться. Однако поскольку жестокое избиение наших священников, которое совсем недавно учинили эти варвары, лишало их всякой надежды получить это платье от нас, они обратились к голландцам, и те за очень высокую цену продали им сутану несчастного отца Понсе, которую с него некоторое время назад сорвали анньенхронноны. Приписывая ей свое исцеление, эта женщина выражает желание хранить сутану всю свою жизнь… Прошлым летом одна женщина, не сумев найти в Квебеке французскую собаку, за которой она туда пришла, потому что один ее племянник видел ее во сне, совершила второе путешествие более чем в 400 лье сквозь снега, льды и по самым тяжелым дорогам для того, чтобы найти это животное, столь желанное там, куда его потом отправили".
Случается, однако, что, хотя речь о болезни и не идет, сон все равно должен быть "приведен в исполнение". О многочисленных примерах такого рода сообщают сами иезуиты. Вот один из характерных. "Не так давно один человек из поселка Оиогоен увидел ночью во сне, как десять человек погрузились в замерзшую реку, войдя в нее через одну прорубь, а выйдя из другой. Проснувшись, он прежде всего устроил большой пир и пригласил на него десять своих друзей. Все они пришли и предались радости и развлечениям… Затем он рассказал им про свой сон, который, впрочем, их не удивил, поскольку в тот же час все десять вызвались его исполнить. Итак, пошли к реке, пробили лед и устроили две проруби на расстоянии пятнадцати шагов одна от другой. Ныряльщики разделись, и первый проложил путь остальным. Прыгнув в одну из прорубей, он благополучно вышел из другой; то же сделал и второй и остальные, до десятого, который расплатился за всех, так как не смог выбраться и бесславно погиб подо льдом". Для того чтобы побудить десять друзей этого индейца так рисковать жизнью, нужно было, чтобы сон выражал "желание души", которому нельзя было не подчиниться под страхом самых больших несчастий. Однако нам не сообщают, что этот индеец уже был болен.
Это замечание справедливо и в отношении тех снов, которые особенно интересуют миссионеров. Как и банту, о которых речь уже шла, индейцы решались обращаться в христианство лишь тогда, когда им снилось, что они это сделали, или, по крайней мере, когда во сне им давался такой совет. "Я совсем готов принять веру и стать христианином, хотя я и побаиваюсь, - так говорил нам один из этих несчастных невольников Сатаны, - потому что мой сон велел мне это сделать". И действительно, им ничто не кажется трудным, когда следует подчиниться сну".