"Банный зал султана - маленькое чудо, - пишет Теофиль Готье. - …Он выстроен в мавританском стиле из египетского алебастра с лентообразным орнаментом, и все в нем кажется высеченным из одного огромного самоцвета: колонки с расширяющимися капителями, аркады в форме сердечка, свод, озаряемый игрой хрусталя и сверкающий так, словно он бриллиантовый. Какое наслаждение, должно быть, предаваться неге на этих плитах, прозрачных, точно агаты.
…Традиция античных терм, утраченная у нас, сохранилась на Востоке. Христианство, проповедуя презрение к материи, постепенно отучило людей от заботы о своем бренном теле, чересчур отдающей язычеством. На Востоке же, где чистота тела есть религиозный закон, бани сохранили всю античную изысканность".
Александр Сергеевич Пушкин в "Бахчисарайском фонтане" описывает сцену купания обитательниц гарема:
…Раскинув легкие власы,
Как идут пленницы младые
Купаться в жаркие часы,
И льются волны ключевые
На их волшебные красы,
Забав их сторож неотлучный,
Он тут; он видит, равнодушный,
Прелестниц обнаженный рой…
Чтобы не обжечь ноги о горячий пол и уберечь их от нечистот, дамы ходили в деревянных сандалиях на высоких подставках.
Окутанные туманом, насыщенным пьянящими благовониями, парилыцицы, массажистки, множество других мастериц холили свою изнеженную клиентуру, умащивали их великолепные тела.
Владельцы же гаремов имели обыкновение тайно любоваться своими живыми сокровищами. Наложницы это хорошо знали и принимали меры, чтобы извлечь из этих "смотрин" пользу.
Но приглашение наложницы в альков господина означало не только желание удовлетворить прихоть. Чаще других владыку посещали дамы, в тонкостях знавшие искусство массажа.
Волшебные прикосновения опытных наложниц способны были успокоить, отвлечь от государственных забот, пробудить угасающие чувства и распалить страсть.
При массаже применялись специальные масла для растирания, ароматические свечи, разогретые или, напротив, охлажденные драгоценные камни и минералы, а также другие приспособления.
В особых уютных кабинетах утомленные дамы отдыхали, курили наргиле, пили кофе и лимонад, лакомились изысканными яствами, обменивались новостями и сплетнями. И… оценивали своих соперниц.
Повсюду и за всеми наблюдали евнухи, пресекавшие любые признаки порочных соблазнов, если такие возникали между дамами.
"Халиф на час" чуть было не лишился разума, попав в купальню владыки:
"После этого его привели в четвертую комнату, еще больше и роскошней прежних - а солнце было уже на закате, - и он увидел в этой комнате три золотых подсвечника, украшенных драгоценными камнями, а в подсвечниках - камфарные свечи. И там тоже были невольницы, восхитительней всех, каких он видел, и каждая держала в руках какой-нибудь музыкальный инструмент, и, когда Абу-ль-Хасан вошел к ним, они поднялись, и ударили по струнам, и завели напевы, ошеломляющие разум. И Абу-ль-Хасан посмотрел и вдруг видит: перед ним столик, весь из чистого золота, над бассейном тоже из чистейшего золота, а вокруг бассейна чаши и в чашах вместо воды - чистое вино. И Абу-ль-Хасан обрадовался и возликовал".
Экзамены
"Обучение обычно длится два года, - писал Джордж Дорис. - И заканчивается торжественным экзаменом, который принимает валиде-султан. Каждая из ее милых учениц должна к этому времени постичь все тонкости службы, которую ей предстоит выполнять: уметь наклонять перед султаном розовый кувшин с ароматной водой, подносить ему туфли и белье, подавать ему его любимые напитки. Она должна быть в курсе его антипатий и пристрастий, знать его прихоти и желания, прежде чем принести ему в жертву свою едва расцветшую красоту.
Юная одалиска обычно достигает брачного возраста к моменту окончания своего обучения. Ей, созревшей для султанского алькова, остается отныне ожидать в гареме, пока каприз господина в один из его визитов не соблаговолит остановиться на ней".
В одной из сказок Шехерезады говорится: "Знай, что я наложница повелителя правоверных и мое имя Куталь-Кулуб. Повелитель правоверных воспитал меня в своем дворце, и я выросла, и халиф увидал мои качества, и красоту, и прелесть, которую даровал мне Господь, и полюбил меня сильной любовью.
И он взял меня и поселил в отдельном помещении, и назначил десять невольниц прислуживать мне, и подарил мне эти украшения, которые ты видишь на мне".
Александр Сергеевич Пушкин в "Бахчисарайском фонтане" так описывает результаты гаремного обучения:
Я в безмятежной тишине
В тени гарема расцветала
И первых опытов любви
Послушным сердцем ожидала.
Желанья тайные мои
Сбылись.
Гирей для мирной неги
Войну кровавую презрел,
Пресек ужасные набеги
И свой гарем опять узрел.
Пред хана в смутном ожиданье
Предстали мы. Он светлый взор
Остановил на мне в молчанье,
Позвал меня… и с этих пор
Мы в беспрерывном упоенье
Дышали счастьем…
Очередность посещения жен
Султан был обязан посещать своих главных жен раз в неделю, в строгой последовательности, за которой наблюдал главный евнух. Жены могли меняться "очередью", если были нездоровы или делали вид, что у них недомогание, и уступали "в долг" свою очередь другой жене. В остальные дни султан ничем себя не ограничивал.
Эмир Бухары выбирал девушку, попивая чай в особой беседке у бассейна, в котором плескались юные гурии. Но когда эмир не был уверен, которой из них отдать предпочтение, он предоставлял это на волю случая. У эмира было золотое яблоко, которое он бросал одалискам, и та, в чьих руках оказывалось яблоко, становилась на этот раз его избранницей.
Ту, кому достался золотой жребий, умащивали особыми маслами и одевали в роскошные наряды. На вечернем пиру она танцевала последней из одалисок, и когда заканчивала танец, соперниц вокруг уже не было.
В гаремах существовал и такой обычай: муж посылал букет цветов той из своих жен, с которой хотел провести ночь.
В "Тысяче и одной ночи" читаем: "А вместе с этим у него было триста шестьдесят наложниц, по числу дней в году у коптов, и эти наложницы были из всех народов, и он устроил для каждой из них комнату (а эти комнаты были внутри дворца), и выстроил двенадцать дворцов, по числу месяцев в году, и сделал в каждом дворце тридцать комнат, так что всех комнат стало триста шестьдесят. И он поселил этих невольниц в тех комнатах и назначил каждой из наложниц одну ночь, которую он проводил у нее, и он приходил к ней только через целый год, и так он провел некоторое время".
А Ленид Васильевич Соловьев в книге "Ходжа Насреддин" пишет: "Перед его мысленным взором вставали кокандские площади, мечети, базар, ханский дворец с обнесенным высокой стеной гаремом, где томились, по слухам, двести тридцать семь жен - по одной на каждый день года, не считая постов". Правильнее было бы написать не жен, а наложниц, но дела это не меняет.
В комментариях к роману "Цветы сливы в золотой вазе…" Борис Рифтин рассказывает, что император Юань-ди поручил известному художнику Мао Янь-шоу нарисовать портреты своих многочисленных жен и наложниц:
"По этой своеобразной картотеке государь потом выбирал себе подругу на ночь. Все наложницы наперебой давали Мао Янь-шоу взятки, чтобы он сделал их на портретах покрасивее. И только красавица Ван Чжао-цзюнь не пожелала подкупать художника, и он изобразил ее дурнушкой. Впоследствии по портрету государь выбрал ее для того, чтобы отдать в жены гуннскому князю. Когда же государь узрел женщину перед отъездом, он был поражен ее красотой, но сделать уже ничего было нельзя".
Там же говорится о том, что император Ханьский У-ди имел в своем гареме более трехсот красавиц, с которыми он должен был встречаться в строгой очередности.
А Роберт ван Гулик в своей книге пишет: "Постоянно возрастающее число женщин в гареме вынуждало вести подробные записи: дату и час каждого удачного сексуального единения, даты менструации каждой женщины и первые признаки беременности. Необходимы были и особые меры, не позволяющие что-либо перепутать. В своей книге "Чуан лоу цзи" "Записки из гардеробной" Чан Пи (около 940 года) утверждает, что, начиная со времени правления Кай-юань (713–741), каждая женщина, которую посещал ночью император, отмечалась клеймом, которое ставилось на руке. Клеймо сопровождалось специальной отметкой-названием "Ветер и луна (то есть сексуальное заигрывание) всегда будут новыми". Такое клеймо втиралось с помощью особой мази, в состав которой входил коричник, что делало его несмываемым (издание "Лун вэй цун шу", с. 7а). Ни одна из сотен женщин дворца не могла заявить о том, что получила благосклонность императора, не предъявив такое клеймо".
Об индийском варианте деликатных гаремных правил сообщает "Камасутра":
"Когда царь встает после дневного сна, к нему приходит женщина, которая сообщает царю, какая из жен проведет с ним сегодня ночь. С ней приходят служанки жены, чья очередь пришла, а также тех, кто по разным причинам или по болезни пропустил свою очередь. Служанки кладут перед царем притирания и благовония, присланные этими женами, помеченные отпечатками их колец, и царю сообщают причины, по которым ему прислали эти притирания и благовония. После этого царь выбирает притирание одной из них, этой жене сообщают, что царь выбрал ее, и она готовится.
…Поскольку у царя, как правило, было много жен, обычно он наслаждался ими по очереди. Но бывало так, что некоторые пропускали свою очередь из-за отсутствия царя или из-за нездоровья, в таком случае среди тех, кто пропустил свою очередь, и тех, чья очередь наступила, устраивалось нечто вроде лотереи; участницы посылали царю свои мази, и он, принимая мазь одной из них, решал спор".
ГАРЕМНАЯ МАГИЯ
Привлечь к себе внимание повелителя было непросто, ведь гарем был переполнен красавицами. Поэтому женщины использовали любые средства, чтобы добиться успеха.
Мамед Сайд Ордубади писал в романе "Тавриз туманный":
"Теперь, когда здесь не видно было ни зги, на темных кривых улицах появились женщины из аристократических гаремов. Тут и там мелькали их черные силуэты. Они спешили к цыганкам, чтобы поучиться у них кокетству, умению нравиться мужчинам. Из глинобитных домов доносились звуки музыки… Эти волнующие звуки очаровывали, сердца замирали от восторга, ноги отказывались идти дальше".
Секреты обольщения
Восток всегда был полон тайн и суеверий. Хотя в мусульманских странах магия и колдовство считались делом богопротивным, суеверия были весьма живучи.
Стараясь привлечь к себе мужа, женщины пускались на всевозможные уловки.
Мелек-ханум в своей книге рассказывает, как ей пришлось изготовить любовный талисман для одной из женщин:
"- Вы так добры и умны, - сказала мне однажды одна из них, - что я убеждена, что вы согласитесь сделать мне талисман для внушения паше любви ко мне.
- Вы меня считаете гораздо умнее, чем я есть, ответила я. - Как могу я составить такой могущественный талисман?
- Если захотите, то, наверное, можете это сделать, - настаивала она.
Я увидела, что продолжая отказываться, я только достигну уменьшения ее привязанности, не доказав ей бессмысленности ее просьбы.
- Очень хорошо, моя милая, - сказала я. - Я постараюсь исполнить ваше желание.
Поэтому я на другой день взяла немного истолченного сахара, смешала с солью и положила все в маленький шелковый мешочек, завязанный веревочкой, весьма запутанной и с большим количеством узлов.
- Вот талисман, который вы у меня просили, сказала я, отдавая мешочек. - Сегодня ночью, когда паша будет сидеть у вас и курить, надо тайком развязать шнурок и быстро всыпать содержимое в жаровню.
Она так и сделала.
- Что значит этот треск и дым? - воскликнул паша, услышав треск соли на огне и дым от горящего сахара.
- Вероятно, невольница положила дурных углей в жаровню, - сказала бедная женщина, вся дрожа.
Паша заметил ее расстройство, угадал, что здесь что-нибудь кроется, но не подал вида. Он решился исполнить ее желание и остался с ней на всю ночь. Предоставляю читателю решить, убедилась ли она после этого в могуществе моего волшебства.
Когда я достигла репутации искусной волшебницы, каждая из жен просила меня дать ей какое-либо магическое средство для увеличения любви ее мужа. Одна из них, более честолюбивая, долгое время просила научить ее какому-нибудь волшебству, чтобы сделаться матерью, обещая мне за это весьма значительную сумму.
Я дала ей большой мешок извести, советуя ей чаще ходить в ванну и каждый раз высыпать туда ложку этого состава, который имеет особенную силу для достижения требуемого результата. Случилось так, что она действительно забеременела вскоре после этого.
Было бы почти невозможным описать все те нежности, которые она мне расточала. К моему великому удовольствию все эти женщины были вполне убеждены в моем глубоком знании таинственных наук.
Все восточные женщины верят в действенность талисманов, наговоров, амулетов и тому подобных смешных проделок. Таким образом, много женщин и мужчин (так как и последние занимаются этим) живут за счет легковерия себе подобных. Но… бывает… вследствие невежества, а иногда даже недоброжелательства колдунов и колдуний, приходится испытывать серьезные последствия, а подчас можно и умереть от съеденной по совету этих плутов какой-нибудь… вредной смеси".
О ревности гаремных женщин, об их вечной готовности к интригам, к использованию всевозможных таинственных сил, магических приемов и колдовства писал и Осман-бей:
"Когда уже все средства истощены, то женское самолюбие все-таки не позволяет сознаться, что чарующая красота ее соперницы восторжествовала; сознавая себя побежденною, она будет доискиваться причины своего поражения в колдовстве, будто бы употребленном ее соперницей с успехом.
"Против колдовства нужно действовать колдовством, - говорит себе оскорбленная женщина, - и мы увидим, которая из нас лучше колдует". Затем бедняжка обращается за советами к старым женщинам, которые премного сведущи по этой части.
- Ах, моя милая, - говорит она одной из таких старух, беспрестанно трущихся около гаремов. - Что мне делать? - ума не приложу. Эта мерзкая "маленькая дама" приколдовала к себе моего пашу. Она делает из него что только ей вздумается, и бедный паша так переменился, что его нельзя узнать. Нужно сыграть какую-нибудь штуку с этой дрянью. Не знаешь ли ты хорошего ходжи, который мог бы мне сделать буйю (вещицу, имеющую магическую силу)?
- Как же, - отвечает старуха, - недавно прибыл сюда некий Сивасли-ходжа. Говорят, что он удивительный колдун (буюджи). Все бегут к нему. Если желаете, сударыня, то пойдемте к нему вместе.
- Я пошла бы к нему, но боюсь, что он такой же плохой колдун, как и все колдуны, к которым я до сих пор обращалась и которые нисколько мне не помогли.
- Будьте, сударыня, спокойны, - говорит старушка. - Сивасли-ходжа такой колдун, каких у нас еще не бывало; даже султанши ходят к нему.
В назначенный день они отправляются к прославленному колдуну. Разумеется, колдун старается успокоить встревоженную женщину, уверяя, что в подобных вещах не трудно пособить горю, так как всегда есть средства затронуть сердце даже самого грубого и холодного к женщинам мужчины. Что же касается самого колдовства, то услужливый старик спешить заверить своих клиенток, что он один имеет настоящий дар привораживать и может снабдить кого угодно таким буйю, каких ни у кого нет и не может быть. Затем он берет несколько кусочков бумаги, вырезанных самым затейливым образом, на которых проводит карандашом или пером несколько черт и знаков, и к этим бумажкам прилагает пакетик с таинственной пудрой, составленной из смеси различных веществ.
Вручая бумажки и пакет своей клиентке, ходжа дает ей наставления, как употреблять это магическое средство. Прежде всего бумажки должны быть положены под простыню постели, на которой муж ее должен спать с ее соперницей; затем нужно бросить горсть этой пудры на горячие уголья, чтобы дымом от нее изгнать духов, призываемых ее соперницей на помощь.
Бедная женщина выслушивает все эти наставления с крепкой верой в силу ворожбы, вручает деньги колдуну и возвращается домой с облегченным сердцем. Дома она тотчас же приступает к делу и в удобную минуту приготовляет постель для своих жертв, подпихивая бумажки под простыню, и затем выжидает последствий колдовства.
Подобные проделки совершаются в гаремах чуть ли не каждый день. Если бы женщины не верили в колдовство, то они не находили бы себе ни в чем утешения, а самим колдунам пришлось бы умереть с голоду.
Эти "ходжи" имеют также средства против женского бесплодия. Ремесло колдуна весьма выгодное. Нередко они злоупотребляют своим положением, так как женщины, обращающиеся к их помощи, должны быть с ними откровенны и открывать им свои тайны".
В романе "Иосиф и его братья" Томас Манн приводит историю с мандрагоровыми яблоками, которые, по поверьям, обладали необычайной магической силой:
"Шершавая ботва с овальными листьями едва-едва поднималась над землей, незаметная для неискушенного глаза. Но по темным, с орех, ягодам, которые и назывались мандрагоровыми яблоками, Рувим узнал, что здесь прячет земля. Он засмеялся и поблагодарил. Схватив тотчас же нож, он начертил кружок и окопал корневище, так что оно повисло только на тонких волокнах. Затем, произнеся заклинание из двух слов, он рывком отделил корешок от земли. Он ожидал, что тот закричит, но этого не случилось. И все-таки он держал за вихор самого настоящего волшебного человечка: телесного цвета, с двумя ножками, ростом с детскую ладонь, бородатый и сплошь покрытый волокнистым пушком, - это был гном, удивительный и смешной. Мальчик знал его свойства. Они были многочисленны и полезны; но особенную пользу - так слышал Рувим - они приносили женщинам. Поэтому он сразу предназначил свою находку Лии, своей матери, и побежал вприпрыжку домой, чтобы отдать ей корень".
Яблоки мандрагоры, говорится в романе, способны были благорастворять воздух, отводить порчу от людей и скота, предсказывать погоду, узнавать скрытые и будущие события, делать мужчин неуязвимыми, приносить удачу в промысле и устраивать так, что судья всегда признавал их правыми. Кроме того, из яблок мандрагоры готовили отвар, "который усыпит человека, как только он понюхает его, а если будет нюхать долго, то лишит языка", "кто хлебнет лишнего, мужчина ли, женщина ли, тот умрет, но малая толика хорошо помогает при укусе змеи, а если тебя режут по живому телу, то кажется, что тело чужое".
Но главное свойство мандрагоры побуждало все еще остававшуюся бесплодной Рахиль молить Лию отдать ей чудесные яблоки: