В комнате находились разные старухи, которые развлекали принцессу, рассказывая ей сказки. Как скоро я села, мне подали кальян, и я принялась курить. Принцесса вступила со мной в разговор, начав расхваливать меня и передавать все, что она слышала лестного обо мне. После этого мы говорили о различных предметах, и Назли-ханум выказала много ума и большое знание в делах Востока. Во время нашего разговора нам подали шербет с различными благовониями, а потом кофе. Спустя часа полтора я простилась с принцессой и удалилась в отведенные для меня покои. Подобно всем комнатам дворца, и мои комнаты были великолепно убраны: вышитые бархатные диваны, подушки и занавесы были повсюду. Когда наступил час обеда, Назли-ханум обедала со мной вдвоем. Стол был накрыт шитой шелковой скатертью и уставлен множеством серебряных блюд редкой работы, а также и ложки были разукрашены драгоценными каменьями.
Во время обеда мы говорили мало, и когда вышли из-за стола, то пошли в сад, где сели у стола, курили и пили кофе. Около десяти часов нам подали фрукты и шербет в золотых кубках, с крышками, украшенными бриллиантами.
В это же самое время некоторые невольницы танцевали под такт медных кастаньет, а другие пели. Те же, обязанность которых была неотлучно присутствовать в комнате стоя, падали от усталости; лица их ясно говорили о том, что они проводили ночи без сна. Они не смели выказывать утомления или нетерпения, иначе госпожа их, заметя это, велела бы их немилосердно бить; многие не выдерживали такого жестокого наказания и даже умирали вследствие этого.
…Назли приказала принести две шкатулки, из которых каждая была в три фута длины и очень широка и глубока. "Теперь, - сказала она, - будем выбирать камни". Обе шкатулки были доверху наполнены бриллиантами, изумрудами и другими драгоценными камнями; некоторые из них были весьма больших размеров и не имели себе цены. Принцесса, пересмотрев все, хотела уже запереть шкатулки, как вдруг сказала: "Я вам сделаю маленький подарок; здесь есть два бриллианта; возьмите их и один отдайте вделать в кольцо для себя, а другой для вашего мужа". Каждый из этих бриллиантов был впоследствии оценен в пять тысяч франков.
После того Назли-ханум потребовала большой ящик, который был весь наполнен слитками золота. "Я думаю перелить эти слитки в блюда, - сказала принцесса. - Что вы на это скажете?" - "Полагаю, - отвечала я, - что блюда из чистого золота будут слишком тяжелы; лучше сделать их из серебра". - "Вы правы, - отвечала она, - и я лучше употреблю это золото для чего-нибудь другого". Тогда, взяв два или три слитка, она бросила их к ногам одной из своих невольниц, сказав ей: "На, возьми, это тебе"".
Случались на приемах и конфузы.
"Когда валиде-султан принимала у себя императрицу Германии, - писал Джордж Дорис. - Она ждала почтительного целования руки; когда же гостья удостоила ее лишь дружественным рукопожатием, валиде была до крайности шокирована. Когда прием окончился, она сказала дамам из своей свиты, что сиятельная иностранка "плохо воспитана" ("эдебсиз").
Не приходится удивляться такому высокомерию, если учесть, что подле султанского трона они вдыхают пьянящий фимиам, который неустанно курят перед господином сонмы угодливых придворных льстецов. Еще детьми их научили, что султан есть Царь Царей, тень Бога на земле, единственный Вершитель судеб мира. Владыка Обеих Земель и Обоих Морей, Повелитель Востока и Запада (некоторые из титулов султана), и они искренне считают глав других государств простыми вассалами Великого Господина".
Праздники
Главным праздником был Байрам, наступавший после поста и длившийся несколько дней.
В этот праздник члены семей поздравляли друг друга, родственников и соседей. Разумеется, все, кто имел возможность, отправлялись поздравлять султана, его гарем, а затем и семьи вельмож.
Все наряжались в лучшие одежды и отправлялись раздавать подарки. Богатые одаривали своих слуг и бедняков, которые приходили их поздравить. Это вообще считалось богоугодным делом, а в большие праздники приобретало особенный размах и щедрость.
"Тот же барабанный бой, который во время Рамазана подает сигнал к пробуждению жителей от сна, - писала Мелек-ханум, - во время Байрама раздается для призыва их приветствовать наступающей сезон. Барабанщик проходит по всем улицам в сопровождении толпы ребятишек обоего пола; дамы из за своих решетчатых окон бросают им мелкую монету, завернутую в кисейные платки. Бедные толпятся у домов богатых и потчуют дам апельсинами и конфетами, взамен чего обыкновенно получают одежду и несколько мелких монет. Мужчины также делают визиты, а подчиненные подносят при этом своим начальникам конфеты и фрукты. …Народ же празднует Байрам шумными увеселениями, отправляясь толпами на главную площадь, где размещаются странствующие музыканты и дают представления фокусники, плясуны, акробаты, показываются волшебные фонари и продаются пирожки и сласти, словом, все то, что обыкновенно встречается у всех народов на публичных гуляньях".
Праздник не прерывался и ночами.
"Топхане, весь в красных и зеленых бенгальских огнях, сиял, словно в апофеозе: ежесекундно стреляли пушки, трещал фейерверк, зигзагами взлетали шутихи, взрывались и расцветали пиротехнические бомбы, - описывал празднества Теофиль Готье. - Махмудие исчезала и вновь возникала в клубах опалового дыма, подобно сверкающим дворцам из восточных сказок, где обитает царица пери. Это было потрясающе. На освещенных пароходах с цветными стеклами курсировали вдоль берегов оркестры, и их фанфары радостно разносил морской ветерок. Небо, словно тоже пожелав участвовать в празднестве, щедро разбросало содержимое своего звездного ларца по лазуритовому куполу, чуть тронутому у самого края заревом земного пожара".
ДАМСКИЕ ШАЛОСТИ
Интриги
Излюбленным занятием обитательниц гарема были интриги. Матери принцев и принцесс были поглощены заботами о будущем своих детей; те же, кто детей не имел, изобретали хитроумные способы понравиться султану, сделаться матерью и получить законное "повышение по службе". А так как соперниц, желавших таким же образом добыть себе счастье и могущество, в гареме всегда было в избытке, то в ход пускались самые изощренные и хитроумные средства. Очаровательное ангелоподобное создание могло учинить все, что угодно - от драки с целью изуродовать конкурентку до государственного переворота.
В предисловии к трагедии "Баязид" Жан Расин писал: "Вряд ли на свете есть еще один подобный двор, при котором любовь и ревность были бы столь же хорошо известны, как там, где заперто вместе столько соперниц, пребывающих в вынужденной праздности и не знающих иного занятия, кроме как совершенствоваться в искусстве обольщения и любви".
Роберт ван Гулик рассказывает о том, как фаворитки пробивались к вершинам власти:
"Женская половина дворца, как и раньше, напоминала улей, где процветали интриги, так как каждая женщина буквально из кожи вон лезла, чтобы привлечь внимание императора. Двум женщинам удалось пробиться на вершины с помощью своей красоты и незаурядности, и их имена хорошо известны в истории страны.
Первая была госпожа У Чжао, которая, будучи супругой императора Тай-цзуна, вступила в интимные отношения с его сыном-наследником… Когда она стала фавориткой Кай-цзуна, она убила своего собственного ребенка и затем ложно обвинила императрицу и другую фаворитку императора в злодеянии. Император отправил обеих женщин в темницу и в 655 году возвысил У Чжао, сделав ее императрицей. Но он все же выказывал некий интерес в отношении двух отвергнутых женщин, и У Чжао приказала забрать их из темницы, жестоко избить, а затем отрезать кисти рук и ступни и утопить в бочке с вином. Вскоре после смерти императора У Чжао узурпировала всю власть, управляя империей "железной" рукой. В личной жизни она отличалась крайней похотливостью. Еще при жизни императора она уговорила его разместить большие зеркала вокруг кушетки, где она обычно развлекалась с ним в дневное время. Однажды, когда император находился там один, известный генерал Лю Цзяньгуй (601–685) пришел на аудиенцию. Он ужаснулся, когда увидел императора, сидящего среди зеркал, и сказал: "На небе не бывает двух солнц, на земле не может быть двух правителей. Но твой слуга видит здесь многочисленных Сынов Неба. Разве это не зловещий знак?" Тогда император приказал убрать все зеркала, но когда после его смерти императрица У Чжао продолжила свои любовные приключения, она приказала поставить зеркала снова. Должно быть, эта женщина обладала потрясающей жизнеспособностью. Когда ей было около семидесяти лет, она все еще забавлялась с Чан Чанцуном, молодым человеком, который был ее фаворитом в течение восьми лет и который расхаживал по дворцу с нарумяненным и напудренным лицом. Ян Ляньфу написал сатирическое стихотворение об амурных делах императрицы:
Ясным весенним днем в зеркальном зале
Разыгрывается много тайных игр,
Отраженные образы тел цвета нефрита
Точно повторяют их каждое движение.
Господин Шесть, упоенный победой,
Улыбается сверкающей пустоте,
Резвится пара мандаринок
В зеленых волнах.
Вторая удачливая наложница была Ян-гуйфэй, "драгоценная наложница Ян". Ее имя было Юй Хуань - "Нефритовое кольцо", она была наложницей сына императора Мин-хуана (712–755), известного покровителя искусств и литературы. Ян-гуйфэй описывают как замечательную белокожую красавицу, правда, довольно полную - как этого требовала мода того времени. Очень скоро ее взял себе старый император и возвысил, а в 745 году она получила ранг гуйфэй. Император исполнял ее малейшее желание. Три ее сестры пришли в гарем фаворитками, а кузен был назначен министром. Император очень любил наблюдать за ней, когда она, обнажившись, купалась, и построил для нее дворец Хуацзин на горячих источниках в провинции Шаньси, куда каждый год ездил вместе с ней. Но ее карьера была внезапно прервана восстанием Ань Лушаня. Когда в 756 году армии повстанцев приблизились к столице, император вместе со своими женщинами сбежал. В пути стража потребовала голову Ян-гуйфэй, которая, как считали в народе, была источником бед, обрушившихся на империю. Император вынужден был уступить, и она и ее сестры были убиты. После поражения Ань Лушаня войсками сторонников империи император вернулся в столицу, но он так и не смог забыть Ян-гуйфэй и скорбел о ней до конца своих дней".
Ревность и соперничество
"Можно представить себе, какое соперничество, какая ревность, какие запутанные интриги рождаются в среде этих праздных женщин, молодых, пылких или тщеславных! - писал Джордж Дорис. - Они образуют бесчисленные кружки и группы - со своими секретами, своими симпатиями и антипатиями. Соперничающие кланы ведут между собой нескончаемую скрытую войну, приводящую к шумным ссорам, к потасовкам, которые требуют вмешательства евнухов и прекратить которые иногда требует больших усилий".
Видавшие виды кальфы щедро снабжали своих пассий рецептами хитроумных интриг. Уроки гаремного соперничества предлагались и в популярных у наложниц книжках вроде упоминавшихся "Тысяче и одной ночи" или "Книги попугая".
Полезные сведения содержала и "Камасутра": "Если, кроме нее, у мужа несколько жен, старшая жена должна заключить союз с той, что ближе к ней по положению и возрасту и подстрекать ее ссориться с нынешней любимицей мужа. Потом выразить второй жене свое сочувствие, собрать всех жен вместе и выставить фаворитку мужа как коварную и злую женщину, не выдавая себя при этом. Если фаворитка ссорится с мужем, старшая жена должна встать на ее сторону, всячески ее подбадривать и подстрекать и тем самым еще больше усилить ссору. Если ссора легкая, старшая жена должна сделать все, чтобы она стала серьезной. Но если после этого она обнаруживает, что муж по-прежнему предпочитает фаворитку, она должна изменить тактику и примириться с любимицей мужа, чтобы не навлечь на себя его неудовольствие".
Сгорающих от ревности соперниц Александр Сергеевич Пушкин описал в "Бахчисарайском фонтане":
…Но где Зарема,
Звезда любви, краса гарема? -
Увы! печальна и бледна,
Похвал не слушает она.
Как пальма, смятая грозою,
Поникла юной головою;
Ничто, ничто не мило ей:
Зарему разлюбил Гирей.
Он изменил!..
Но кто с тобою,
Грузинка, равен красотою?
Вокруг лилейного чела
Ты косу дважды обвила;
Твои пленительные очи
Яснее дня, чернее ночи;
Чей голос выразит сильней
Порывы пламенных желаний?
Чей страстный поцелуй живей
Твоих язвительных лобзаний?
Как сердце, полное тобой,
Забьется для красы чужой?
Но, равнодушный и жестокий,
Гирей презрел твои красы
И ночи хладные часы
Проводит мрачный, одинокий
С тех пор, как польская княжна
В его гарем заключена.
…Мария! ты пред ним явилась.
Увы, с тех пор его душа
Преступной думой омрачилась!
Гирей, изменою дыша,
Моих не слушает укоров,
Ему докучен сердца стон;
Ни прежних чувств, ни разговоров
Со мною не находит он.
Ты преступленью не причастна;
Я знаю: не твоя вина…
Итак, послушай: я прекрасна;
Во всем гареме ты одна
Могла б еще мне быть опасна;
Но я для страсти рождена,
Но ты любить, как я, не можешь;
Зачем же хладной красотой
Ты сердце слабое тревожишь?
Оставь Гирея мне: он мой;
На мне горят его лобзанья,
Он клятвы страшные мне дал,
Давно все думы, все желанья
Гирей с моими сочетал;
Меня убьет его измена…
Я плачу; видишь, я колена
Теперь склоняю пред тобой,
Молю, винить тебя не смея,
Отдай мне радость и покой,
Отдай мне прежнего Гирея…
Не возражай мне ничего;
Он мой! он ослеплен тобою.
Презреньем, просьбою, тоскою,
Чем хочешь, отврати его…Невинной деве непонятен
Язык мучительных страстей,
Но голос их ей смутно внятен;
Он странен, он ужасен ей.
Какие слезы и моленья
Ее спасут от посрамленья?
Что ждет ее? Ужели ей
Остаток горьких юных дней
Провесть наложницей презренной?.
Избавление от соперниц
"Жены и одалиски составляют высшее сословие из невольниц, - писала Мелек-ханум. - Если их господин богат, то они пользуются всеми прихотями роскоши: экипажами, выездами, пирами, прислугой всех родов. Но часто случается, что раба не долго остается единственной женой; муж вводит другую, которая делается уже подругой по привязанности. В каком бы положении ни находилась первая жена, будь она свободной или рабой, вторая жена всегда старается свести первую на задний план. Если вторая тоже раба, то дело оканчивается ревностью, если же она свободная женщина и происходит из семейства, уважаемого мужем, то бедная жена-раба должна переносить все неприятности, все унижения, которые только может придумать ревнивая и могущественная соперница. Жизнь первой жены становится рядом мучений, нередко оканчивающимся трагически.
Если же раба поступит в гарем высокопоставленной женщины, то положение ее становится крайне плачевным: раба должна проводить ночи стоя, прислуживая во время оргий своей госпожи. Из простого каприза рабы часто осуждаются на бичевание их евнухами, вооруженными курбачами или кнутами из слоновой кожи.
С другой стороны, эти несчастные создания иногда одновременно служат предметом страсти их господина и предметом ревности своих госпож. Ввиду постоянного одиночества, подстрекаемые мыслью быть одалиской или второстепенной женой, часто взятые насильно - они сами ищут случая вступить в связь. Но лишь только их госпожа узнает о какой-либо интриге, как на рабу обрушиваются все ужасы ее бешенства. Муж, терпение которого обыкновенно совершенно теряется, оставляет несчастную жертву во власти своей жены, которая с целью освобождения себя от соперницы старается ее продать".
Рабыни-служанки, не имевшие шансов понравиться владыке гарема, вели свою войну за место под солнцем. Они старались сблизиться с главными женами, чтобы, оказав им какие-либо тайные услуги, получить на своих хозяек определенное влияние. Далее следовали примитивный шантаж и откровенное вымогательство. От таких рабынь хозяйки избавлялись разными способами. Рабынь пристраивали в жены к старым вдовцам. Или предлагали приличную сумму отступных и полную свободу за пределами своего дома. Если эти способы не помогали, находились евнухи, слуги или наемные убийцы, которые всегда были готовы совершить хорошо оплачиваемое черное дело.
"Ревность принцессы простирается и на тех из ее невольниц, - писала Мелек-ханум, - которые служат ее страстям; при малейшем подозрении в измене она приговаривает их к смерти под ударами кнута".
В книге Роберта ван Гулика читаем: "У князя Чу были две фаворитки, Ван Чаопин и Ван Тию. Когда князь заболел, наложница по имени Чаосинь ухаживала за ним и снискала его благосклонность. Однажды, когда князь развлекался с Тию, он обнаружил у нее в рукаве кинжал. Когда ее высекли и допросили, Тию призналась, что она и Чаопин договорились убить Чаосинь из ревности. Чу затем допросил Чаопин, которая созналась после того, как ее прижгли железными прутьями. Вслед за этим князь собрал всех женщин и сам убил Тию, отрезав ей голову, потом он заставил Чаосинь убить Чаопин. Он сделал Чаосинь своей главной женой. Она приревновала его к наложнице по имени Тао Ван-цзинь и оклеветала ее, сказав, что Ван-цзинь обнажалась перед художником, который рисовал ее портрет. Когда затем она также обвинила ее в прелюбодеянии, князь приказал ее выпороть и заставил других женщин жечь ее иголками. Ван-цзинь бросилась к колодцу и хотела утопиться, Чаосинь приказала вытащить ее и virga intra pudenda eius adacta interfecif. Затем она отрезала жертве нос, язык и губы и приказала сжечь тело. Далее, когда князь оказал знаки внимания другой наложнице по имени Юнъай, Чаосинь оклеветала и ее. Юнъай бросилась в колодец, чтобы избежать истязаний, но Чаосинь приказала вытащить ее и пороть до тех пор, пока она не признается в супружеской измене".