Поэт пошёл переодетым ко дворцу и, получив разрешение, вошел с приветствием в покои правителя, который спросил:
- Откуда ты, о соплеменник, и чего ты хочешь?
Гость отвечал:
- Да умножит Аллах могущество правителя! Я поэт и сочинил оду в честь нашего повелителя, султана.
- О, соплеменник, - сказал султан, - знаешь ли ты о наших условиях?
- Нет, - ответил поэт, - каковы они, о султан нашего времени?
- Они состоят в том, - объяснил правитель, - что, если стихи не твои, мы откажем тебе в вознаграждении. Если же они твои, мы подарим тебе сумму денег, равную тяжести твоего труда на их сочинение.
- Как, - сказал аль-Асмаи, - я могу присваивать то, что принадлежит другому, зная, что ложь перед султаном является одним из самых позорных поступков? Согласен на эти условия, о султан, повелитель наш.
Поэт продекламировал оду. Султан же, сбитый с толку и неспособный запомнить стихи, сделал знак невольнику, чтобы тот воспроизвел их. Невольник не смог этого сделать. Правитель велел процитировать стихи рабыне, но та тоже не смогла произнести ни слова.
- О, соплеменник, - сказал султан, - ты сказал правду. Ода, без сомнения, твоя. Я не слышал её прежде. Тогда скажи, о чем стихи, и мы заплатим тебе сумму денег, равную тяжести труда по её сочинению.
- Не пошлёшь ли ты, - сказал поэт, - слугу, чтобы принести их?
- Принести что? Разве стихи, - спросил султан, - не написаны на бумаге, которую ты принёс с собой?
- Нет, султан, повелитель наш, - ответил поэт. - Во время сочинения стихов у меня не было листа бумаги, чтобы их записать, и я не нашёл ничего другого, кроме как фрагмент мраморной колонны, оставленный моим отцом. Пришлось вырезать стихи на нём, а фрагмент колонны лежит во дворике дворца.
Фрагмент колонны был доставлен в завернутом состоянии на спине верблюда. Для выполнения обещания султану пришлось серьезно истощить свою казну и отказаться от повторения своего трюка (который, по его собственному признанию Аль-Асмаи, он придумал сам). В будущем султан вознаграждал поэтов согласно традиции, следуемой правителями.
В нынешнее время упадка арабского просвещения (который начался, можно сказать, с завоевания Египта турками-османами) литература всё ещё оказывает магическое влияние на арабов. Произведения, подобные "Тысяче и одной ночи" (хотя и считаются образованными арабами праздным творчеством, недостойным заноситься в разряд классики), позволяют профессиональным сказителям привлекать толпы восторженных слушателей в кофейнях. Теперь же, когда оригинал этого произведения напечатан и покупается по умеренным ценам, вероятно, он в значительной степени вытеснит романы Абу-Зейда, Аз-Захира и Антары. В качестве доказательства очаровывающей силы, с которой сказки "Тысячи и одной ночи" воздействуют на сознание весьма образованных мусульман, следует указать, что один из историков современного Египта, шейх Абдуррахман аль-Джабарти так увлекся их чтением, что взял на себя труд исправить язык одной из копий этого произведения, находившейся в его распоряжении. Он вычеркнул или изменил все, что сильно оскорбляло общественную мораль и было лишено остроумия, а также добавил много шуток от себя и от других литераторов. Что стало с этой копией, я не смог узнать, хотя был знаком с несколькими друзьями шейха.
Письма мусульман отличаются несколькими особенностями, продиктованными правилами вежливости. Бумага плотная, белая и весьма гладкая. Иногда она украшается золотистым цветным орнаментом. Края всегда обрезаются при помощи ножниц. Верхнюю половину листа обычно оставляют чистой, на его обратной стороне никогда не пишут. С замечаниями по обычному стилю писем можно познакомиться из нескольких примеров в "Тысяче и одной ночи". Имя лица, которому адресовано письмо, когда автор ниже или равен по статусу и даже в ряде других случаев, обычно ставится в первом предложении. Имени предшествуют несколько почётных титулов, оно часто пишется чуть поверх строки, к которой относится. Пространство под ним остается пустым. Иногда имя пишется золотыми буквами или красными чернилами. Халиф, пишущий письмо своему подданному, или высокопоставленное лицо - нижестоящему, обычно помещают имя и печать во главе письма. Печать представляет собой оттиск перстня (обычно кольца, которое носят на мизинце правой руки). На нем выгравировано имя лица, обычно в сочетании со словами: "Его (то есть Аллаха) слуга" или другие надписи, выражающие веру в Аллаха и тому подобное. Этот оттиск имеет большую силу, чем подпись от руки, и обязателен для придания письму аутентичности. Для оттиска на поверхность печатки наносят немного чернил и прижимают её к бумаге. Место для оттиска печати сначала смачивают. Для этого обмусоливают палец правой руки прикосновением языка, а затем слегка трут этим пальцем место печати на бумаге. Лицо, пишущее письмо лицу более высокого статуса, равному себе или даже нижестоящему, но которому оно оказывает уважение, ставит свое имя в конце письма слева или в углу. Печать ставится непосредственно справа от подписи. Если же корреспондент желает подчеркнуть свое смирение, он делает оттиск печаткой под своим именем или даже частью над нижним обрезом бумаги, что является, следовательно, неполным оттиском. Письмо обычно складывают вдвое в сторону написанных строк и заключают в бумажный конверт, поверх которого пишут адрес в таком виде: "Оно дойдет по воле Аллаха, да будет благословенно Его имя, в такое-то место и будет вручено в руки нашего уважаемого друга и т. д., человека, которого хранит Аллах". Иногда письмо помещается в небольшую сумку или шёлковый кисет, вышитый золотом.
Многие представители образованных слоёв общества и некоторые другие арабы часто находят удовольствие, проявляют изобретательность и сообразительность в разговоре и переписке посредством знаков и эмблем или в условном, метафорическом языке, в целом непонятном простонародью, а иногда и всем людям, за исключением групп, тесно связанных друг с другом. В некоторых случаях, когда понятна главная метафора, остальной разговор становится легко воспринимаемым без предварительных разъяснений. Случалось, я с успехом вел разговоры подобного рода, но чаще всего мне не удавалось угадать тему разговора. Простой способ конспиративной беседы или переписки состоит в замене одних определённых букв на другие.
Говорят, что многие женщины являются подлинными знатоками такого искусства или науки. Они передают намеки, объяснения в любви и тому подобное посредством фруктов, цветов и других знаков. Вероятно, неумение большого числа женщин из семей среднего сословия писать и читать, равно как трудность или часто невозможность связаться посредством писем, способствовали росту такого рода способов общения. Леди Мэри Вортли Монтегю в одном из своих восхитительных писем с Востока удовлетворила наше любопытство посредством цитирования любовной записки турка. Здесь следует добавить арабский образец. Любовник-араб прислал своей возлюбленной веер, букет цветов, шёлковую кисточку, немного сладостей и фрагмент струны музыкального инструмента. В ответ она прислала частичку алоэ, три чёрных тминных зернышка и частичку растения, используемого в стирке. Его послание расшифровывается так. Веер называют мирвахах. Это слово имеет в корне значение "ходить куда-нибудь вечером". Оно выражало желание любовника посетить возлюбленную вечером. Цветы означали его желание встретиться в её саду. Кисточка, называемая шурраба, подразумевала, что они будут пить шараб (вино). Сладости, называемые суккар набат и набат, означают также "мы проведем ночь". Это подразумевает его желание остаться с ней до утра. Обрывок струны означает, что их будет развлекать музыка. Расшифровка её ответа заключается в следующем. Частичка алоэ, которое зовется саббара (от "сабр", означающего терпение, потому что это растение может несколько месяцев подряд обходиться без воды), подразумевает, что он должен подождать. Три чёрных тминных зернышка дают ему понять, что ожидание продлится три ночи. Растение же, используемое в стирке, сообщает ему, что возлюбленной нужно сходить в баню и затем встретиться с ним.
Некоторые арабы демонстрируют замечательное свойство схватывать значение тайных знаков в письменных посланиях, направленных им. Такие знаки часто используются в политических и иных интригах. Вот любопытный пример. Знаменитый поэт аль-Мутанаби, написавший стихи с хулой на Гафура аль-Икшиди, своевольного правителя Египта, был вынужден бежать и скрываться в отдаленном городе. Гафуру сообщили о местонахождении убежища поэта. Он велел своему секретарю написать письмо поэту с обещанием простить его и предложением вернуться. Однако одновременно правитель сказал секретарю, что накажет поэта, когда тот вернется. Секретарь был приятелем поэта, и, связанный необходимостью зачитать письмо правителю после его написания, он мучился сомнениями, как дать знать аль-Мутанаби о грозящей ему опасности. Он мог дать знак об этом только в адресе на конверте. Написав адрес в обычной форме и начав его с "Ин шаа-лла (если соизволит Аллах), письмо дойдет до адресата", секретарь поставил знак удвоения над буквой "н" в первом слове, которое, таким образом, превратилось в "Инна" с подразумевавшимся конечным гласным звуком. Поэт прочел письмо и обрадовался обещанию прощения. Но, взглянув на адрес во второй раз, он с удивлением обнаружил знак удвоения над "н". Зная, что письмо писал его приятель, он сразу же заподозрил в этом скрытое значение и правильно решил, что знак отсылает его к отрывку в Коране, начинающемуся со слова "Инна". Поэт догадался, что это был нижеследующий отрывок: "Воистину, знать совещается о тебе, чтобы убить тебя". Поэтому он убежал в другой город. Некоторые авторы добавляют, что поэт написал ответное письмо, отсылая приятеля при помощи аналогичного знака к другому пассажу Корана: "Мы никогда не войдем туда, пока они там остаются". Вероятно, применяемые таким образом знаки использовались многими людьми для отсылки адресата к определённым словам. И как раз этот случай, видимо, имел место в вышеприведенном примере. Если нет, то поэт действительно был поразительным ясновидцем.
Среди мусульман (образованных и неграмотных) принято считать, что все виды птиц и многие (если не все) звери владеют языком, через который они передают друг другу свои мысли. В Коране говорится, что Сулейман выучился языку птиц. Я полагал, что могу похвастаться очень редким достижением в христианских странах, изучив в Египте этот язык в некоторой степени. Вот примеры. Дикий голубь обычно воркует: "Аллах! Аллах!" Вяхирь поет: "Керим! Товваб!" ("Щедрый!" "Милостивый!" - восклицания, адресованные Аллаху.) Одомашненный голубь воркует: "Ваххиду раббакуму-ллези халакакум ягфир-лакум замбакум!" ("Подтверди единобожие Господа, который сотворил тебя и прощает твои грехи!") Впоследствии, однако, я обнаружил, что некоторые образцы этого языка были приведены Аз-Замахшери и опубликованы в Европе. Петух кукарекает: "Узкуру-ллаха, йа гафилун!" ("Поминай Аллаха, о невежа!") Ката (род куропаток) вещает: "Ман сакат салим!" ("Кто молчит, тот - в безопасности!") Куропатке, однако, было бы лучше следовать девизу, который она изрекает, поскольку издаваемые ею звуки (для знатоков это: "ката! ката!" - её собственное название) указывают охотнику на место, где она находится, и становятся, таким образом, причиной её гибели. Отсюда поговорка: "Более правдивый, чем куропатка".
Арабский историк упоминает попугая, который декламировал суру Йа Син (36-ю главу Корана), а также ворона, декламировавшего суру ас-Сиджде, Поклон (32-ю главу). Каждая из этих птиц, доходя до стиха, который требует пасть ниц, совершала этот ритуал и говорила: "Мое тело распростерлось пред Тобой, и мое сердце уверовало в Тебя". Но это не самые поразительные примеры. Историк утверждает, что в Каире жил попугай, который декламировал Коран от начала до конца. Он рассказывает, что паша, пожелавший проверить талант попугая, заставил слугу продекламировать главу из Корана в своем присутствии и переходить беспорядочно от одной главы к другой с целью сбить птицу с толку. Вместо этого попугай поправлял декламатора!
Глава 7
Застолья и веселья
Мусульманин немного ест на завтрак после утренней молитвы и обедает после дневной молитвы. Или он ест один раз до полудня. Главная трапеза мусульманина - ужин. Он ужинает после молитвы на закате дня. Знатный и богатый мусульманин, когда нет гостей, обычно ест один. Дети едят после него или вместе с его женой (женами). Во время всех приемов пищи он ест умеренно, каково бы ни было обилие блюд.
В Средние века, как я полагаю, блюда помещались иногда на круглые скатерти с вышивкой, которые расстилались на полу. Порой же их ставили на поднос, который либо помещался на пол, либо на маленькую подставку или табуретку. Последней и сейчас пользуются в домах представителей высшего и среднего сословий. Стол накрывают обычно на круглой скатерти, расстеленной посреди пола комнаты или в углу рядом с двумя диванами или низкими табуретками, которые обычно расставляются вдоль трех стен комнаты. Собственно стол представляет собой большой круглый поднос, серебряный, латунный или медный, который ставится на подставку примерно 35–40 сантиметров высотой. Она изготовляется из дерева, обычно инкрустированного жемчугом, либо из чёрного дерева или черепашьего панциря. Когда гостей много, накрывается два или более таких столов. Посуда - серебряная, латунная или фарфоровая. На поднос помещается несколько блюд. Они обкладываются несколькими круглыми лавашами, а также ложками из самшита, эбенового дерева или другого материала. Обычно кладут два-три лимона, разрезанные пополам, чтобы их выжимали на определённые блюда. После этих приготовлений каждому участнику трапезы выдается салфетка, слуга льет ему на руки воду. Для этого используется тазик и металлический кувшин. Тазик снабжен крышкой, в центре которой располагается ложе для кусочка мыла и которая имеет многочисленные отверстия, чтобы через них во время мытья рук уходила вода и чтобы помои не были видны, когда тазик переносится от одного человека к другому. Непременно нужно обмыть хотя бы правую руку, прежде чем брать пальцами какую-нибудь пищу, кроме сухих продуктов. Часто полощется также рот, причем вода берётся для этого правой рукой. Участники трапезы сидят на полу или на подушках, некоторые - на диване, либо со скрещенными ногами, либо с приподнятым правым коленом. Участники застолья сохраняют вышеупомянутые салфетки, либо их колени вокруг стола покрываются длинной салфеткой. Каждый участник трапезы перед началом еды произносит: "Во имя Аллаха" или "Во имя Аллаха милостивого и милосердного". Хозяин дома начинает есть первым, если он так не делает, то некоторые сотрапезники могут подумать, что пища отравлена. Большой палец и ещё два пальца правой руки служат участникам трапезы ножами и вилками. Принято, чтобы сидящий за столом человек, желающий отведать какое-нибудь блюдо, подвигал его содержимое к краю и затем брал порцию еды с края обрывком лаваша. Если порция слишком велика, он обычно оставляет её часть на своем лаваше. Участник трапезы может полакомиться, таким образом, любым блюдом, иногда же хозяин передает одному из гостей лакомый кусочек собственными пальцами. Пищу нельзя трогать левой рукой (по непонятным причинам), за исключением некоторых случаев, когда для разрыва сочленений тушки требуются обе руки.
Среди распространённой пищи - следующие блюда. Баранина, порубленная на мелкие кусочки и тушенная вместе с различными овощами, иногда с персиками, абрикосами, с добавлением ююбы и сахара. Огурцы или небольшие тыквы, а также баклажаны, начиненные рисом и мясным фаршем. Та же начинка заворачивается в листья винограда, салата или капусты. Кусочки баранины, зажаренные на шампурах и называемые кебабом. Разные виды птицы, просто зажаренной или сваренной, а также освобожденной от костей и начиненной изюмом, фисташками, хлебным крошевом и петрушкой. Разные виды кондитерских изделий и сладостей. Трапеза часто начинается с супа и обычно заканчивается вареным рисом, смешанным с небольшим количеством масла и посыпанным солью и перцем. После этого подается арбуз, либо фрукты, либо чаша со сладким напитком, состоящим из виноградного и иного компота, который был сварен прямо в ней. Когда напиток остынет, к нему добавляется сахар и небольшое количество розовой воды. Мясо, как правило с минимальным количеством жира, жарится на очищенном масле так тщательно, что легко разрывается пальцами.