Вот как все это происходит: чтобы пригласить хорошего тенора, дотируемый государством оперный театр заключает с его агентов сделку, по которой обязуется также взять "в нагрузку" скверного дирижера и сопрано. Оркестр, чтобы не потерять своего художественного руководителя, соглашается приглашать в основном тех солистов, которыми ведает агент маэстро. А за приглашение в мировое турне музыкантам придется согласиться и на плохого дирижера. За все надо платить, и цена достаточно высока.
Есть немало доказательств подобного выкручивания рук. В Метрополитен нам случалось видеть дирижеров, не знакомых с партитурой, в "Опера-Бастилия"* - певцов, неспособных взять высокую ноту, а в "Музикферайне"* - солистов, которых пригласили явно не за чистоту интонации. Публика не так глупа. Она знает, когда ее дурят, и во второй раз уже не придет. Критики тоже не глупы; но в целом картина сотрудничества между музыкальным бизнесом и музыкальными учреждениями чаще всего не привлекает их внимания. Повсюду звучит слишком много плохой музыки, но вряд ли найдется тот, кто станет искать виновных в этом. Если бы музыкальный бизнес сделал свои финансовые операции прозрачными и отказался от взяток, это способствовало бы очищению атмосферы и заполнению залов - но тогда бизнес утратил бы большую часть своего влияния. Если бы вознаграждались только действительные заслуги, то кому были бы нужны агенты?
Лидеры музыкального бизнеса утверждают, что он очень невелик, что это своего рода тепличная индустрия, обеспечивающая индивидуальный уход за нежными ростками творчества. "На этом деле еще никто не разбогател, - говорил самый крупный агент. - Люди, которые приходят сюда только за деньгами, сбегают, потому что больших денег тут не сделаешь". Поскольку лишь очень немногие фирмы публикуют ежегодные отчеты о своих делах, размеры их деятельности оценить трудно; однако, просмотрев статистические данные, публикуемые различными учреждениями, можно понять, что в этом бизнесе крутится достаточное количество денег, чтобы сделать работу агента весьма выгодной.
В 1991 году американские оркестры потратили около семисот миллионов долларов, из которых немногим больше половины (51 %, или 335,8 миллионов) ушли на оплату солистов и приглашенных дирижеров. Художественные руководители обошлись еще в сорок миллионов. Американские оперные театры в 1992 году заплатили солистам и дирижерам 52,4 миллиона долларов. Учитывая, что агентства в США берут 20 % комиссионных, доход, который принесли агентам крупные общественные институты, составил примерно 90 миллионов долларов - и это лишь за снятие телефонной трубки. А сколько еще было получено от сольных концертов в залах типа Карнеги-холла*, а также в виде комиссионных от трансляций и отчислений за проданные записи! Большая часть этой девятизначной суммы пришлась на долю трех международных агентств, базирующихся в США (см. главу 6). Неплохая работа - во всяком случае для некоторых!
В Европе прибыль была меньше и не до такой степени сконцентрирована в немногих руках. Лондонский оркестр в 1992/93 году истратил на оплату солистов и дирижеров 902 тысячи фунтов из своего пятимиллионного бюджета. В то время существовали четыре крупных музыкальных коллектива в столице, еще полдюжины оркестров с меньшим бюджетом по всей стране, и четыре низкооплачиваемых оркестра на Би-би-си. В целом английские агенты, берущие от 10 до 15 %, зарабатывали примерно миллион фунтов в год на комиссионных от концертов и еще примерно столько же на оперных спектаклях и сольных выступлениях, по большей части субсидируемых государством.
В других европейских государствах, где сеть агентов рассеяна по сотням учреждений, картина может меняться. Один региональный голландский оркестр в 1992 году потратил на артистов чуть больше миллиона гульденов (400 тысяч фунтов) из своего одиннадцатимиллионного бюджета, и агенты получили лишь незначительный процент от этой суммы. Однако в маленькой Голландии к услугам агентов было полдюжины хороших оркестров, а по ту сторону границы с Германией - еще сто пятьдесят. В Италии в каждом маленьком городке есть оперный театр, финансируемый государством. Власти Франции и Швейцарии платят сумасшедшие деньги, чтобы привлечь громкие имена в оркестры среднего уровня.
В общей сложности агентский сектор в Европе получал немного больше, чем в США. Кроме того, агенты любой страны могли заработать очень большие деньги на организации турне для своих артистов по высокодоходным японским залам. Таким образом, по самым скромным оценкам, в мировом масштабе доход музыкальных агентств несколько превышает четверть миллиарда долларов, что никак нельзя считать пустяком. В начале 1995 года вторая по величине международная компания, занимающаяся музыкальным менеджментом, сообщила, что ее годовой оборот составил около ста миллионов долларов. Часть этой суммы была получена от концертов на стадионах и открытых площадках, но в основном деньги зарабатывались в учреждениях, финансируемых государством.
Такие удобные коммерческие отношения между государственными учреждениями и частными агентствами цинично признаются обеими сторонами. Однако существует и некая постыдная правда, признать которую не может позволить себе никто - а именно, что услуги, которыми обмениваются стороны, уже давно не стоят предлагаемой за них цены.
В Голливуде актеру могут заплатить 18 миллионов долларов за шестинедельные съемки в фильме, и эти деньги вернутся с кассовыми сборами через два месяца. Когда Элтон Джон получает аванс в размере сорока одного миллиона долларов в счет четырех будущих альбомов, фирма "Уорнер-Чеппелл", подписавшая чек, рассчитывает возместить все потраченные деньги, зная при этом, что поп-певцу и автору песен ежегодно будет причитаться по двадцать семь миллионов в качестве авторских отчислений. Футбольный клуб, покупающий бомбардира за пять миллионов долларов, получит свои деньги обратно благодаря сборам от продаж билетов и спонсорам, особенно если новый футболист поможет ему выиграть кубок.
По сравнению с приведенными примерами работа с исполнителями классики невыгодна и затруднительна. Конечно, Карузо и Хейфец оправдывали свои высокие гонорары, оставляя определенную часть прибыли в кассе; однако сегодняшних звезд оценивают по тому, сколько денег потеряет пригласившая их компания. Великие артисты современности, если они не поют на открытых парковых эстрадах и стадионах, а их диски не расходятся десятками миллионов экземпляров, всегда приносят огромные убытки.
Любая оперная постановка, концерт или крупная запись влекут за собой огромные денежные потери, прежде всего потому, что ведущим артистам выплачивают несуразно большие гонорары, а их агенты наживаются на этом. У Карузо и Хейфеца тоже были агенты, но звезды тех времен отрабатывали каждый цент своего контракта, и никто никого не обманывал. Сегодня, когда жизнь музыки поддерживается субсидиями, благотворительными и спонсорскими деньгами, стремление звезд и их агентов беззастенчиво доить доноров представляется просто возмутительным.
Конечно, есть простой путь к тому, чтобы живое исполнительство снова крепко встало на ноги. Если гонорары звезд будут урезаны наполовину, соответственно упадут и другие цены, билеты станут дешевле и людей в залах станет больше. Но музыкальный бизнес не желает рассматривать этот вариант. Звезды и их менеджеры уже привыкли "доить" казну.
Чтобы сохранить существующее положение вещей, музыкальный бизнес возвел стену лжи, достойную зависти барона Мюнхаузена. Пришлось бы переписать половину толкового словаря английского языка, чтобы перевести на общепонятный язык эвфемизмы, характерные для отрасли, где двойная бухгалтерия применяется чаще, чем на авиалиниях. "Нездоров" означает здесь "заключил слишком много контрактов"; "плохо себя чувствует" значит "переработал", или "перегружен работой"; "приглашен дирижировать" следует понимать как "забронирован на определенную дату"; а "исполнено с отдачей" означает, что произведение было наконец-то сыграно так, словно музыканты все еще любят музыку.
Все это - наивная ложь, почти забавная в своей прозрачности. Но существует и грязная, чудовищная ложь, покрывающая преступные деяния. В мире классической музыки хорошо известно, что один из ведущих дирижеров питает слабость к маленьким мальчикам. Его неоднократно задерживали и на много лет запретили ему появляться в одной из столиц. Его агент, вместо того чтобы направить нездорового музыканта к психиатру, игнорировал это извращение до тех пор, пока не возникла угроза разоблачений в печати. Тогда он нанял лучших адвокатов, которых только можно было купить за деньги, и дело замяли, использовав для этого жалобы на клевету, показания подставных любовниц и интервью в бульварной прессе. Эта проблема характерна для многих представителей высших эшелонов классической музыки. Ни в каком другом секторе индустрии развлечений не проявляют такой терпимости к растлению молодежи и сокрытию правды; даже Голливуд испытывал омерзение, когда Майкла Джексона обвинили в развращении детей. Но бизнес от классической музыки закрывает глаза на педофилию и прощает маэстро. Если его порок когда-нибудь выплывет наружу (а это обязательно должно случиться), ущерб для музыки будет трудно подсчитать. Впрочем, музыкальный бизнес вовсе не печется о здоровье и благополучии музыки.
В любой другой области общественных отношений то, что происходит в сумеречной зоне на стыке музыкального бизнеса и государственных учреждений, стало бы поводом для парламентских запросов. Вот лишь несколько примеров подобных дел, оказавшихся на моем рабочем столе за последние несколько месяцев:
- руководитель крупного европейского фестиваля, не проводя публичного конкурса на должность, сделал своего любовника пресс-шефом компании;
- главный режиссер берлинской "Дойче опер" Гётц Фридрих подвергся резкой критике за то, что доверил своей жене, сопрано Карен Армстронг, труднейшую партию Маршальши в "Кавалере розы". Насколько известно, в других театрах она эту партию не пела;
- тенор Пласидо Доминго, художественный руководитель Вашингтонского оперного театра, назначил свою жену и сына постановщиками оперных спектаклей в Испании вместо себя;
- Хосе Каррерас разорвал контракт с Ковент-Гарден на исполнение партии Стиффелио, потому что предпочел петь концерты на открытых эстрадах в Германии и Шотландии;
- директор "Опера-Бастилия" отказался выполнить распоряжение суда и не пустил в здание театра художественного руководителя. Дело кончилось тем, что дирижеру заплатили миллион долларов отступного из государственных денег;
- заведующий постановочной частью предъявил иск театру Метрополитен за вред, нанесенный его карьере слухами о том, что он якобы брал рабочими сцены только гомосексуалистов;
- в Бельгии дирижер использовал свой оркестр, получающий жалованье от государства, чтобы делать бесплатные записи для своей собственной фирмы; тех артистов, которые протестовали или требовали вознаграждения, предупредили, что они могут потерять работу;
- Английская национальная опера (AHO) сделала своим композитором-резидентом человека, чьи произведения издавала жена директора AHO;
- администратор одного из ведущих оркестров Германии позволяет звукозаписывающей компании платить жалованье своей секретарше и одновременно любовнице.
Достаточно? А есть еще немало других примеров. В любой другой сфере общественной жизни официальное лицо, помогающее при заключении контрактов своему родственнику или любовнику, обязано либо предать гласности и объяснить свое участие, либо подать в отставку. Государственный служащий, использующий деньги общества для личной выгоды, будет преследоваться по закону. Исполнителя, нарушающего контракт, уволят. В музыке же злоупотребление общественным доверием стало повседневным явлением, общепринятым и обычным способом заключения сделок между государственными служащими и частными агентами. Они так тесно связаны друг с другом, что часто меняются ролями. Агент вокалистов Ион Холендер стал директором Венской государственной оперы. Уйдя со своего поста руководителя Метрополитен, Рудольф Бинг стал членом совета директоров "Коламбии" - агентства, до того поставлявшего ему большинство певцов. Бывшего руководителя Ковент-Гарден сэра Клауса Мозера пригласило на работу концертное агентство Гаролда Холта.
Музыка, как и тюремная служба, сама себе закон. То, что творится за сценой и после того, как погаснут огни рампы, скрыто от глаз публики, и все совершенно уверены, что публика не желает расставаться с иллюзиями относительно звезд и легитимности всего происходящего. Публика неизбежно будет в проигрыше, потому что результатом бесстыжего сговора оказывается более низкий уровень исполнения как на сцене, так и за кулисами.
К числу непосредственных жертв часто можно отнести и музыкантов, неспособных законно противостоять тайным сделкам и не имеющих практически никакой защиты от физического и творческого насилия со стороны художественных руководителей и администраторов. Многим хорошим вокалистам пришлось уйти из оперных театров из-за нежелания прилечь на диван в артистической. Популярный в Европе британский контратенор в течение девяти лет не пел в Ковент-Гарден, потому что, по его словам, отверг сексуальные притязания режиссера. Других, сменяющих друг друга по прихоти какого-нибудь могущественного агента или исполнителя, предупреждают, что в случае обращения в суд или к общественности может пострадать их карьера.
Самое грустное, что среди этих жертв есть и совсем юные, чьи сияющие идеалы рушатся под натиском беспардонной эксплуатации. Бывший студент-музыкант из Флориды в своем письме ко мне вспоминал лето, проведенное в обществе знаменитого дирижера, окружившего себя поклонниками-подростками и спокойно творившего с ними все, что заблагорассудится:
"Мне довольно трудно описать эти обожание и подчиненность… Как-то вечером одна из девочек шла мимо "Джека" (псевдоним), сидевшего, по обыкновению, в кресле-качалке. Не говоря ни слова, "Джек" остановил ее возле кресла, медленно протянул руку, спустил на ней колготки и начал гладить ее ноги до самых бедер. Ни она сама и никто из нас не протестовал. Такова была его власть над нами. При этом он вовсе не хотел спать с ней. Одна из причин, по которой эта девочка в конце концов ушла, состояла как раз в том, что она не видела будущего с "Джеком"".
В другой вечер дирижер велел моему корреспонденту, тогда семнадцатилетнему, раздеться и заняться с ним взаимной мастурбацией. Мальчик, в то время совершенно невинный, и через двадцать лет с ужасом вспоминал произошедшее:
"Я думал, что "Джека" интересовал просто секс, а отношения волновали его лишь в той степени, в которой могли быть ему полезны… Это так ужасно, когда твое Божество наваливается на тебя, нарочно причиняет тебе боль, и при этом его поступок не обсуждается и он ничего не говорит тебе… Я был настолько в его власти, что согласился на это насилие. Он не остановился, пока я не сломался и не заплакал. Никто никогда не делал мне больно, кроме него. Единственное, что я могу сказать о том вечере - это было физическое насилие. "Джек" говорил, что в известном смысле его отношения со мной и с другими "спасли нас от первого развода". А эти отношения строились очень просто - никакой поддержки, ни материальной, ни моральной, ничего".
Его мучитель занимает видный пост в крупном оперном театре. Насколько мне известно, его образ жизни не изменился - и таких, как он, еще много. Музыкальные власти и музыкальный бизнес покрывают злоупотребления звезд и открывают перед ними широкие возможности калечить все новые и новые жизни. Искоренить дурное поведение нельзя, но оно, безусловно, не должно расцветать на почве искусства, взывающего к духовным ценностям.
Проблема состоит в том, что классическая музыка настолько запачкана неуправляемым вмешательством частных толкачей и государственных служащих, что в ней уже невозможно отличить принцип от случайности. Если не будет пролит свет на темные сделки и не будет восстановлена хотя бы элементарная честность, пострадают другие молодые жизни и будут сломаны другие карьеры. Эта книга написана вовсе не с целью перетрясти грязное белье, но я не прошу извинения за то, что нарушил обет молчания. Мне было бы проще и спокойнее, с точки зрения закона, обсуждать эти проблемы в общей и анонимной форме, как я делал это до сих пор. Но всему есть предел. Отныне я буду называть имена и указывать свидетелей. В конце двадцатого века будущее музыкального исполнительского искусства висит на волоске. Оркестры и оперные театры поставлены на грань гибели, музыканты дрожат за свое будущее. Было бы безответственным с моей стороны прибегать к эвфемизмам, чтобы пощадить стыдливость тех, кто обладает властью над вянущим искусством. Если любители музыки смогут заглянуть за кулисы заключаемых сделок, это поможет им различать искренность и лицемерие, искусство и ложь. Не исключено, что это поможет также в какой-то мере восстановить веру общества в целостность самого искусства.