Западного письма и Ахтырская икона: на ней Святая Дева изображена с непокрытой головой, распущенными по плечам волосами, во время молитвы перед небольшим, стоящим на столике Распятием piis cum manibus, то есть с руками, сложенными вместе, как это делается во время молитвы. Жест зигот, столь типичный для Запада, как известно, не принят на Руси – тем не менее, именно так изображена здесь Матерь Божия. Икона эта была обнаружена летом 1739 года близ Ахтырки (сто с небольшим километров от Харькова) местным священником отцом Даниилом Васильевым. Он косил траву и на луговине, как гласит местное предание, неожиданно нашел икону. Первое время хранил образ у себя дома, затем, когда слава о нем стала распространяться, передал в храм Покрова Богородицы, в то время деревянный. Позднее в честь Ахтырской иконы был установлен особый праздник 2/15 июля, а в 1753 году на месте Покровского храма началось строительство каменного собора, который был освящен в 1768 году. В Москве чтимый список с этой иконы имелся в церкви св. Тихона Амафунтского на Арбатской площади, ныне церковь эта разрушена. Теперь он находится в храме св. апостола Филиппа близ Арбата в Афанасьевском переулке.
В храме св. Димитрия Солунского в селе Малахове под Москвой (Раменский район) есть западного письма икона Пресвятой Девы, которую называют здесь Солнечной. Особого праздника в ее честь в календаре нет, документально история этого образа не прослеживается, но старая прихожанка этого храма рассказывала мне, когда я еще студентом бывал в этой деревне, что некогда эта икона приплыла сюда по реке. Совсем как у Н. С. Гумилёва:
Порою крестный ход и пение,
Звонят во все колокола,
Бегут, то значит – по течению
В село икона приплыла.
В сельских храмах по всей стране, даже теперь, когда в большинстве своем они разрушены или, во всяком случае, разорены, можно обнаружить немало икон, привезенных сюда местными помещиками из Италии и Франции в течение XVIII и XIX столетий. И повсюду они как-то особо почитаются. В Ахтырку, как свидетельствует литература прошлого века, в частности "Памятная книжка Харьковской губернии", приезжали лишь затем, чтобы поклониться иконе; в сущности, именно вокруг иконы вырос город и только ею был знаменит.
Во многих православных храмах можно найти списки Ченстоховской и Остробрамской икон. В Вильнюсе, где находится Остробрама, перед ней преклоняют колени равно благоговейно и католики, в принадлежащей коим часовне находится икона, и православные. Протоиерей Иоанн Бухарев в книге "Чудотворные иконы Пресвятой Богородицы" пишет: "Все жители Вильны и окрестных мест, как православные, так и католики, имеют благоговейное почитание к сей чудотворной иконе". Списком с Остробрамской иконы была келейная икона Пресвятой Богородицы у преподобного Серафима Саровского – "Радость всех радостей", обычно называемая "Умиление"; вероятно, этот список был получен из Академии художеств в Санкт-Петербурге, с которой у Сарова были постоянные связи. Западного происхождения такие иконы Матери Божией, как "Всех скорбящих Радость", Филермская, Семистрельная и другие.
Епископ Мелетий (Якимов) в книге о святителе Иннокентии Иркутском сообщает, что святой всю жизнь возил с собою на холсте писанный образ Сердца Иисусова. После смерти и канонизации владыки эта икона как великая святыня хранилась в благочестивом семействе, где бывал св. Иннокентий. Ее в конце XIX века видел там епископ Мелетий.
Фома Кемпийский и Лоренцо Скуполи
Четвертый дар – аскетика, в частности две книги: "Подражание Христу" (Imitatio Christi) Фомы Кемпийского и "Духовная брань" Лоренцо Скуполи, получившие в России самое широкое распространение, и, хотя в духовной жизни православного Востока (прежде всего Афона и России) литература по аскетике занимает особенное место, это в первую очередь "Добротолюбие".
И тем не менее "Подражание" в переводе на славянский было распространено по всей России; среди переводчиков нельзя не назвать владыку Антония (Стаховского), митрополита Тобольского и Сибирского, умершего в 1740 году. Этот перевод долгое время сохранялся в его архиве в Тобольской семинарии. Св. Димитрий Ростовский в своем "Алфавите Духовном" почти на каждой странице в той или иной форме использует темы, мысли и даже фразеологию Фомы Кемпийского.
В дворянской среде Imitatio читалось по-французски, и опять-таки повсеместно. А. С. Пушкин писал об авторе "Подражания", что он принадлежит "к сим избранным, которых ангел Господний приветствовал именем человеков благоволения". Н. В. Гоголь, в обращении которого ко Христу эта книга сыграла огромную роль, советовал в 1844 году М. П. Погодину читать Imitatio каждый день, сообщая, что сам поступает именно так. В письме к С. Т. Аксакову, М. П. Погодину и С. П. Шевырёву из Ниццы он писал: "Читайте всякий день по одной главе, не больше, если даже глава велика, разделите ее надвое. По прочтении предавайтесь размышлению о прочитанном. Переворотите на все стороны прочитанное с тем, чтобы наконец добраться и увидеть, как именно оно может быть применено к вам, именно в том кругу, среди которого вы общаетесь, в тех именно обстоятельствах, среди которых вы находитесь… Старайтесь проникнуть, как может всё это быть применено именно к жизни, среди светского шума и всех тревог". Гоголю на это письмо довольно резко ответил С. Т. Аксаков, написавший, что он читал эту книгу еще тогда, когда Гоголь читать не умел, и поэтому считает его нравоучения неуместными. Письмо Аксакова интересно тем, что в нем, с одной стороны, просматривается уже вызревающее в среде будущих славянофилов неприятие Запада и вместе с тем подчеркивается, что такую книгу, как Imitatio, должен еще в юности прочитать всякий, кто считает себя хоть сколько-то образованным человеком.
И позднее "Подражание" читали повсюду; в конце XIX века на русский язык его перевел не кто-то, а сам К. П. Победоносцев, которого филокатоликом уж никак не назовешь. Хотя были у "Подражания" в России и принципиальные противники, в частности – св. Игнатий Брянчанинов.
"Брань духовная" (Il combattimento spirituale) отца Лоренцо Скуполи (1530–1610) была впервые издана на русском языке в 1784 году в переводе Ивана Самойловича Андреевского (1759–1809); правда, сделан этот перевод был не с итальянского, а с польского языка. В 1794 году книга эта была переиздана с исправлениями, сделанными архимандритом Мефодием (Смирновым) из Новоспасского монастыря в Москве. Он же прибавил к тексту "приличные из сочинений святых отец рассуждения" и дал книге новое название – "Подвиг христианина против искушений". В третий раз книга Лоренцо Скуполи вышла в России в 1816 году в переводе Александра Федоровича Лабзина, скрывшегося под псевдонимом У.М., то есть Ученик Мудрости.
Книга эта осталась почти незамеченной и, в отличие от "Подражания", неизвестной русскому читателю вплоть до 1892 года, когда она появилась вновь – теперь в переводе св. Феофана Затворника. Однако св. Феофан переводил не французский перевод, сделанный в начале XIX века отцом Жаном Бриньоном, а греческое переложение, осуществленное преподобным Никодимом Святогорцем (1749–1808). Этот замечательный греческий аскет, духовный писатель и святой под заголовком "Невидимая брань" перевел книгу Лоренцо Скуполи на греческий, включив в свой ее вариант довольно много ссылок на греческих аскетов, чьи писания были им же изданы в "Добротолюбии". В таком виде книга попала к св. Феофану, который начал переводить ее довольно точно, затем, дойдя до середины и обнаружив, что книга западного происхождения, начал ее переделывать и исправлять, что особенно заметно в последних главах (об этом он подробно рассказывает в письмах), но не сильно. Книга была принята читателями как труд Никодима и каких-то его не названных по именам предшественников и сразу получила самое широкое распространение, став чуть ли не самым популярным и читаемым пособием по аскетике. Старые московские протоиереи в 60-е годы советовали нам читать именно Никодима Святогорца, а не "Добротолюбие". В сравнении с "Добротолюбием" "Невидимая брань" производит довольно интересное впечатление: на первый взгляд она ничем от него не отличается, однако, если приглядеться, здесь можно заметить четыре принципиально новых момента.
1. Здесь, в отличие от большинства аскетических текстов, дается совет "не изображать мысленно пред собой нечистоту и срамоту грехов, а рассуждать о таких предметах, которые бы заслонили собой эти срамные вещи и совсем отвлекли от них внимание". "Когда страстное смятение прокрадется в сердце, – говорит автор, – не бросайся на страсть, чтобы побороть ее, а сойди поскорее в сердце и напрягись умирить его". В аскетике "Невидимой брани" нет анатомирования греха, которым увлекались египетские подвижники, бичевавшие нравы языческой Александрии. Путь, предлагаемый тут, сродни тому, о котором говорит старец Михаил с Нового Валаама: "Как появился прилог, отсекай его сразу молитвой Иисусовой. А если станешь его рассматривать, то он к тебе приразится, ты им заинтересуешься".
2. Аскет представлен здесь не в пустыне, не в вакууме, а среди людей. "Не пропускай ни одного представляющегося случая к сделанию какого-либо добра", – говорит Лоренцо Скуполи у св. Феофана. И далее: "Радуйся с радующимися и соскорби скорбящим, никого не осуждай и не уничижай, даже в мысли и чувстве, от ищущих у тебя совета и вразумления не скрывай истины, когда знаешь, сам же в учители никому не навязывайся, паче же всего блюди мир и согласие со всеми, с готовностью на всякие для того с твоей стороны жертвы, и всевозможно избегай соблазнить кого".
3. Автор советует своему читателю постоянно читать Евангелие и размышлять над земной жизнью Спасителя, в особенности над Его страстями. Правда, святитель Феофан, который не очень поощрял чтение Евангелия мирянами, постарался свести эти советы к минимуму, но тем не менее они четко слышатся и в его переводе "Невидимой брани".
4. Наконец, Лоренцо Скуполи подчеркивает особенное значение таинства Евхаристии в духовной жизни. "Святых Христовых Тайн причащайся как можно чаще". Это тоже резко отличает эту книгу от "Добротолюбия", где почти не говорится о литургии (поскольку среди аскетов почти не было пресвитеров, а поэтому причащались они иногда один раз в несколько лет), но зато сразу заставляет нас вспомнить о том, что говорили о Евхаристии и об участии в ней мирян преподобный Серафим и отец Алексий Мечёв. Книга с такой установкой просто не могла не быть принята православным читателем на рубеже XIX и XX веков.
Via Crucis
Пятый дар – богослужебный. Чин литургии Преждеосвященных даров, совершаемой по средам и пятницам в течение всего Великого поста, а также в первые три дня Страстной седмицы, не случайно носит имя святителя Григория Двоеслова, папы Римского.
Пассии, которые служатся воскресными вечерами Великого поста и представляют собой малое повечерие или, в современной практике, вечерню с чтением одного из евангельских рассказов о страстях Христовых, тоже появились под влиянием римского обряда. В богослужебном уставе пассий нет, а само слово это латинское (passio – "страсть"). Впервые указания на то, как следует служить пассии, появляются в Цветной Триоди, напечатанной в 1702 году в Киево-Печерской Лавре. Первоначально они совершались по пятницам, то есть именно в те дни, когда согласно римскому обряду положен Крестный путь – Via Crucis. Примечательно, что появляются пассии в XVIII веке, именно в ту эпоху, когда обычай совершать Via Crucis получает распространение в католической Церкви повсеместно. Бенедикт XIV, избранный папой в 1741 году, в течение первого года своего понтификата опубликовал десять документов по вопросу о Крестном пути и рекомендовал приходским священникам совершать его повсюду.
Нет нужды сегодня решать, появились пассии в подражание службам, установленным у католиков, или же в противовес им, именно чтобы отвлечь православных от полюбившегося им нового чина прославления Святых Страстей в польских костелах, которые они начали из-за этого посещать по пятницам (именно так трактовался этот вопрос в литературе XIX века). Пассии ныне совершаются по всей России в каждом православном храме, множество людей стекаются на эти богослужения, и, наверное, вообще невозможно теперь представить себе пост без пассий, как невозможно представить себе его без Великого Покаянного канона Андрея Критского. О существовании же такой молитвенной практики, как Крестный путь, 99 процентов православных людей просто ничего не знают. Поэтому, даже если некогда при Петре Могиле пассии и были введены в противовес Крестному пути, то роль "отвлекающего маневра" они переросли давным-давно – за последние сто с лишним лет они приобрели самостоятельную ценность и стали неотъемлемой частью нашего богослужения. Достаточно вспомнить пассии, совершавшиеся отцом Всеволодом Шпиллером в храме св. Николая в Кузнецах, на которые в 60-е и 70-е годы стекалась без преувеличения половина православной Москвы.
Отметим, что Крестный путь складывается из двенадцати стаций (или стояний), к которым затем были прибавлены еще две (Снятие со креста и Положение во гроб), что как-то сразу заставляет вспомнить о двенадцати Евангелиях Страстей Христовых, которые согласно нашему богослужебному уставу читаются в Великую пятницу на утрени и составляют важнейшую часть богослужения в дни Страстной недели. Теперь, вероятно, уже нет никакой возможности установить, кто у кого (Запад у Востока или наоборот) заимствовал двенадцатичастную структуру этого чина; ясно одно – взаимосвязь между службой Святым Страстям на православном Востоке и на католическом Западе не исчерпывается тем, что пассии появились в связи с распространением Крестного пути. Родство это уходит в историю Церкви первых веков.
"Разрешаю тя от всех грехов твоих"
Отметим еще один момент в богослужебной практике, который можно назвать западным даром христианскому Востоку. Произносимые священником в конце исповеди слова "Господь и Бог наш Иисус Христос благодатию и щедротами своего человеколюбия да простит ти чадо… вся прегрешения твоя, и аз, недостойный иерей, властию Его, мне данной, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих (deinde ego te absolvo a peccatis tuis) во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа" отсутствуют в наших древних Требниках и появляются только в богослужебных книгах киевской печати при митрополите Петре Могиле под влиянием соответствующей формулы в римской практике. Можно, конечно, обсуждать, как делал это отец Александр Шмеман, целесообразно ли было включение этой формулы в византийский чин таинства покаяния, нужна ли она вообще, если в нашем чине есть такая молитва: "Господи Боже, спасения рабов Твоих…", о которой в Требнике замечено: "Тогда преклоняет главу исповедуемый. Духовный же глаголет молитву сию". В этой молитве есть слова "подаждь ему образ покаяния, прощение грехов и отпущение, прощая ему всякое согрешение, вольное же и невольное", делающие как будто излишней формулу "Господь и Бог наш…" Однако она, хотим мы того или нет, стала просто частью нашей жизни; все мы без исключения до такой степени привыкли к тому, что священник, накрывая нам голову епитрахилью, читает ее и только затем преподает нам благословение Божие (ахматовское "прикосновение сквозь ткань руки рассеянно крестящей"), что отказаться от нее теперь и не нужно, и не получится.