Петухова В.Е.
Нью-Дели: репрезентация имперской идеи в культуре XX века
Основной областью исследования является культурное пространство Великобритании, рассматриваемое как расширяющаяся и утверждающая себя на своей территории империи. После 1707 года за объединенным королевством Англии и Шотландии утвердилось название Великобритании, что объединило не только политическое, но и культурное пространство острова. Подобное культурное единство сделало возможным для небольшого государства, ограниченного рамками острова, беспредельное территориальное расширение, ведь переселенцы не выходят из империи, а берут ее с собой ("там, где англичанин, там и Англия"). Англичане, присоединяя новые территории, переносили на них привычные им способы человеческого существования, включающие как повседневное и сакральное пространство, так и политическое пространство: "Великая Британия… представляет действительное расширение английского пространства, так как она распространяет за морями не только английскую расу, но и авторитет английского правительства". Туземные правители могли сохранять внешние знаки своей власти, но должны были отказаться от какой-либо политической самостоятельности. Укрепление Британской империи происходило не только благодаря силе оружия и профессионализму английской армии. Важную роль сыграли духовные рычаги ее управления и художественное выражение имперской идеологии.
В пределах имперской культуры географический фактор исторически играл роль своеобразного индикатора, одновременно и высвечивающего детали культурного глобуса, и стимулирующего проявление скрытых в нем конфликтов. Так наиболее ярким выражением имперского образа является архитектура. Утверждение культурной традиции Британской империи на подконтрольных территориях колоний символически осуществлялось при помощи архитектуры. Ярким примером является перенесение модели европейского города на пространство новой столицы Индии.
С 1577 до 1911 года столицей Британской Индии была Калькутта, но уже в то время Дели играл важную роль в политической и финансовой жизни колонии. В начале XX века, с 1908 по 1914 годы наступил период консолидации колониального режима – казалось, что Британская империя справилась с основными проблемами индийского региона. Именно тогда возникла идея переноса столицы: в отличие от Калькутты, расположенной на восточном побережье Индии, Дели находится в северной части. Правительство Британской Индии считало, что именно из Дели будет легче управлять колонией. Демонстрацией силы британской власти стал визит в Индию (впервые в истории) короля Георга V в 1911 г. Тогда Георг V был коронован в качестве императора Индии в Дели на пышном съезде всех вассальных князей (дарбаре). На приеме Георг V объявил, что столица Британской Индии переносится в Дели, а чуть позже, 15 декабря 1911 года, заложил первый камень в строительстве нового города.
Основание новой столицы произошло на месте, где город уже существовал: Новый Дели по проекту Королевского общества архитекторов в Лондоне расположился на юге от "старого" города, на территории которого осталось большое количество исторических памятников. Таким образом, старый Дели понимался как прошлое. Словами М. Ямпольского, подход к устройству новой столицы был таким: "основать город там, где город уже существует, но этот существующий город принимается за пустоту". От старого города были отгорожены четкой линией стены, разделяя пространство восточного города и новой столицы, построенной по европейским архитектурным принципам. Руководить работами по планировке и строительству Нью-Дели было поручено одному из ведущих британских архитекторов начала XX века Эдвину Лютьенсу.
Лютьенс поставил перед собой грандиозные задачи: спроектировал новую столицу Британской Индии как город-сад. К сожалению, только частично его идея была воплощена в жизнь. Нью-Дели Лютьенса идеален по своей планировке – идеален с точки зрения западного мышления. В этом проекте можно увидеть одно из воплощений идеального города – симметричного, правильного города. Если сравнивать южную и северную части Дели, то можно увидеть яркие различия городов восточного и западного типов. И британские архитекторы даже не пытались сгладить противоречия – они только подчеркнули различия.
По проекту Лютьенса центром новой столицы стал дворец вице-короля Британской Индии и комплекс административных зданий – это место встречи имперской власти и колонии. Королевское общество архитекторов понимало необходимость центра в этом урбанистическом проекте: Нью-Дели как идеально мыслимая форма города, столицы оказывается обителью имперской власти. В то время как за "старым" Дели оставляют функцию хранителя религиозной власти. Традиционно город имеет два центра: религиозный и административный, в данном случае политической столицей считался только Нью-Дели, средоточие административной власти, а старый исламский город остался по ту сторону стен Старой крепости эпохи Великих Моголов. Некоторым объединяющим звеном мог стать проспект, который по проекту Лютьенса должен был соединять дворец вице-короля и мечеть Джама Масджд. Имперская власть в таком случае выступает как персонификация того трансцендентального означаемого, который придает городу стабильность существования.
Строительство новой столицы и ее планировка стали художественным выражением интенций имперской власти. "Картография колониальной власти хорошо просматривалась в планировке городского пространства… Широкие авеню Нового Дели отделили белых правителей от коричневых бабу, тщательно соблюдая их разделение по статусу". Новые здания полностью перекроили городской ландшафт, стали главными пространственными доминантами.
Стилистику европейской архитектуры при строительстве Нью-Дели можно рассматривать как перенесение образа метрополии в пространство колонии. Нью-Дели становится воплощением "европейского центра" в Индии. Безаппеляционность имперского вторжения в художественные ансамбли новой индийской столицы – яркий пример выражения политических претензий и идеологии имперской власти Британии. "Перенос центра Британских имперских владений в Дели сопровождался созданием "нового Версаля", в центре которого находился дворец вице-короля Индии, окруженный зданиями парламента, секретариата, дворцами туземных правителей".
Огромное значение в проекте Лютьенса имела имперская символика. Это, прежде всего, отсылка к образам "золотого века" абсолютизма при помощи строительства колониального дворцового комплекса ренессансных и барочных форм. Сам пространственный масштаб здания чрезмерен. По поводу подобных гигантских зданий европейских городов конца XIX века Поль Верлен писал: "Извне – колосс, внутри – монстр. Оно хочет быть огромным – и оно огромно". Кроме этого, важную роль играли и интерьеры Северного и Южного блоков центрального архитектурного дворцового комплекса. В Северном блоке стены коридоров украшены монументальными панно, на которых символически изображены Знание, Справедливость, Война и Мир, Гармония. В Южном блоке – фрески с изображениями представителей основных каст, священных городов и рек страны, а также эмблемами бывших правителей Индии.
Геометрия города никогда не мыслится самодостаточной: это сложное сплетение ландшафта, места и образов (идей). Без места, аристотелевского топоса, город не может существовать как реальность, но без некоего слияния места и образа, немыслима была бы преемственность. Так после распада Британской империи Дворец вице-короля Индии превратился в Дворец правительства нового независимого государства, сохранив в своих художественных формах образ недавней метрополии.
Гетьман O.K.
Дом К. Мельникова в Москве: архитектура советского авангарда как объект культурного наследия
Архитектура советского авангарда оказала сильное влияние на международную архитектурную жизнь. Советский авангард дал мощный импульс модернизации архитектуры, становлению нового архитектурного языка. Памятники советского архитектурного авангарда оказались сегодня на грани физического исчезновения не только из-за износа конструкций, но, главным образом, из-за общественного равнодушия и непонимания. Одним из памятников советского авангарда, еще недавно находившимся под угрозой, является дом К. Мельникова в Кривоарбатском переулке в Москве – самый футуристический жилой дом советской эпохи.
Творчество К.С. Мельникова сложно однозначно отнести к какому-либо конкретному архитектурному стилю. "Нередко архитектурные произведения Мельникова характеризуют как постройки в духе конструктивизма или функционализма. Однако, при известных чертах внешнего сходства, творчество Мельникова было вне модных в то время архитектурных течений", он категорически возражал, когда его постройки относили к этим стилям: "В наш век появления Конструктивизма, Рационализма, Функционализма и архитектуры не стало…, – писал К. Мельников, – Что касается меня, я знал другое, и это другое – не один конструктивизм. Любую догму в своем творчестве я считал врагом, однако конструктивисты все в целом не достигли той остроты конструктивных возможностей, которые предвосхитил я на 100 лет".
С.О. Хан-Магамедов отмечает: "… можно с полной уверенностью сказать, что в XX веке не было другого архитектора, который создал бы столько принципиально новых проектов и такого уровня новизны, что их оригинальность не только сильно оторвала их от работ других мастеров, но и столь же сильно отличала и от работ самого их автора. Если, не обращая внимания на авторов, отобрать в архитектуре XX века 100 наиболее оригинальных произведений, оригинальных и по отношению друг к другу, то не исключено, что проектов Мельникова среди них будет больше, чем проектов любого другого архитектора".
1920-30-е годы – время, когда шел бурный процесс становления архитектурного авангарда. Казалось, поиски нового достигли тогда такой степени радикальности, что трудно уже было удивить чем-то архитекторов, но появившиеся в то время проекты К.С. Мельникова – павильон "Махорка", жилой комплекс показательных рабочих домов "Пила", дворец Труда в Москве – по своим формам и стилистике резко контрастировали с работами других архитекторов, вызывая восторг у одних, непонимание и отрицание у других.
Архитекторы-новаторы (Ф.Л. Райт и др.), жаждущие и убеждающие зрителя в необходимости другого взгляда как на внешнее, так и внутреннее пространства здания, пытались показать на примере собственного жилища, что "необходимо разрушить коробку!" архитектурного сооружения и "обратиться к проблемам пространства, и к его материально-конструктивному оформлению". Того же мнения придерживался и К.С. Мельников. "Сейчас можно без преувеличения сказать, что в ряду жилых домов, построенных архитекторами XX века для себя, дом Мельникова как произведение архитектуры занимает одно из первых мест. Это сейчас признают как советские, так и зарубежные архитекторы, историки архитектуры и критики". Характерный пример – в 1979 году в Японии был выпущен специальный номер архитектурного журнала, посвященный собственным домам ведущих архитекторов XX века".
На примере собственного дома архитектор сумел в натуре проверить целый ряд сложных художественно-композиционных приемов, превратив свою квартиру в своеобразную экспериментальную площадку.
Знаменитый дом в Кривоарбатском переулке в Москве был построен в 1927-1929 годах. Архитектор построил собственный дом в виде двух врезанных друг в друга цилиндров, его очень интересовали пространственные и художественные возможности этой формы.
Круг, положенный в основу построения пространства Мельниковым – идеальная модель замкнутого, "свернутого" пространства". Центром этого круга, становится человек. Именно Человека Мельников пытался сохранить, и внутреннее пространство дома полностью продиктовано этой охранительной функцией. "В окончательном виде внутреннее пространство дома представляется как микрокосмос, замкнутый характер которого таит в себе огромное богатство и разнообразие пространственных ощущений". Ощущение пространственного разнообразия усиливается за счет контрастного решения высот помещений. Мастерская и гостиная – почти 5 метров, остальные помещения в два раза ниже – 2,5 метра. В доме имеются два одинаковых по форме и размерам помещения (5 кв. м.), но одно из них (кабинет) имеет огромное окно – экран, а другое (мастерская) освещается 38 шестигранными окнами, образующими сложный орнаментальный рисунок и создающими равномерное освещение и необычный эффект. В натуре облик этих помещений резко различен, они не воспринимаются как одинаковые по размеру. Константин Степанович очень любил приводить в пример различие впечатлений от этих помещений. Он говорил, "различие в облике кабинета и мастерской убедительно свидетельствует, что для архитектуры важна не столько абсолютная величина, сколько относительная, так как многое зависит от архитектурного решения".
Дом-мастерская К.С. Мельникова в Москве. С чертежа 1927-1929 гг.
Замкнутый характер пространства усиливает и особая организация пространственной границы между внутренним и внешним. Наружная несущая стена прорезана окнами-бойницами шестиугольной формы. Обеспечивая высокую степень освещенности внутреннего пространства дома, они в тоже время достаточно малы по отношению к общей массе дома, подчеркивают массив стены. Их количество увеличивается от земли к кровле, что значительно усиливает эффект защищенности внутреннего пространства. После нарезки внутреннего пространства часть проемов была заложена и засыпана строительным мусором, а часть остеклена. Стены были оштукатурены, и первоначальный жесткий порядок неожиданно превратился в явление более высокого уровня. Он может быть охарактеризован как образ скрытой закономерности. Порядок парадоксальным образом синтезировался с хаосом. Эта лишь одна из особенностей в архитектуре дома К.С. Мельникова.