Основания для подобных претензий можно было найти достаточно легко, так как русские казаки и поселенцы, постоянно испытывавшие активную неприязнь со стороны более многочисленного "манзовского" населения уссурийской глубинки, при случае охотно платили китайцам той же монетой. Во Владивостоке и крупных селах, где "соотношение сил" было в пользу русских, китайцам и вовсе не было спасения от зуботычин. Однако претензий по поводу хулиганских выходок уличного сброда было маловато для международного скандала. Нужно было спровоцировать русские власти на репрессивные меры в отношении "манз". И тут же, словно чертик из табакерки, в 1882 г. на Сучане снова возник Ли Гуй. Он перешел границу края не один, а в сопровождении сотни вооруженных хунхузов. Ли Гуй объявил Сучанскими "манзам", что возвращается к исполнению обязанностей "старшины" на пространстве от Шкотовой до залива Святой Ольги. Самое интересное, что на этот раз Ли Гуй был пожалован в "начальники" не русской, а… китайской администрацией, вручившей ему шапку с "белым хрустальным шариком" в качестве символа власти. Белый шарик был признаком довольно высокого, 5-го чиновничьего ранга. Опираясь на хунхузскую "дружину", Ли Гуй присвоил себе функции русской администрации, творя суд и расправу не только над своими китайскими "подданными", но и над русскими поселенцами - жителями деревень Владимировки и Александровки. В скором времени численность отряда Ли Гуя выросла до 240 человек.
Для поимки новоявленного "наместника" на Сучан пришлось вновь посылать войска. Подполковник Винников с 50 солдатами высадился в устье Сучанa, а полковник Рябиков с ротой двигался ему навстречу от верховьев. Трудности похода замедляли продвижение отрядов, и Ли Гуй конечно же не замедлил этим воспользоваться. С четырьмя десятками боевиков "старшине" удалось улизнуть в Китай. Его "милиция" рассеялась по "манзовским" фанзам, а русским войскам в качестве трофеев достались чиновничья шапка Ли Гуя, указ о его назначении "правителем", распоряжение о строительстве укреплений, печать, знамя, небольшая пушка, 4 пуда пороха, 28 ружей и револьверов, 42 пики и около тысячи патронов.
Больше о Ли Гуе в Уссурийском крае не слышали…
Как хуньчуньский фудутун сам себе яму выкопал
Этот очерк - самый маленький в книге. Он целиком посвящен одному-единственному эпизоду дальневосточной хунхузской эпопеи. Эпизоду маленькому, но чрезвычайно поучительному.
Засылая в начале 1880-х гг. в Уссурийский край Ли Гуя, китайские власти преследовали двоякую цель. С одной стороны, нужно было "возмутить" уссурийскую глубинку и спровоцировать русское начальство на "непопулярные меры" в отношении китайцев. Жалобы "пострадавших от произвола царских властей" должны были стать дополнительным козырем в переговорах с российским МИДом. С другой стороны, даже простая дестабилизация обстановки в русских пределах играла на руку китайским властям, отвлекая внимание местного русского начальства от пограничных проблем. Если для достижения первой цели нужен был опытный интриган, каким был наш знакомец Ли Гуй, то другая была вполне по силам обычным бандитам-хунхузам. То, что приграничные маньчжурские власти имели возможность договориться с атаманами "краснобородых", у автора нет никаких сомнений. Китайское чиновничество, с его тысячелетним дипломатическим опытом, сумело бы найти общий язык хоть с владыкой ада Янь-ваном - лишь бы нашлись "точки соприкосновения". Хунхузам могли пообещать вознаграждение в звонкой монете или на худой конец "зеленую улицу" при переходе к границе соседней державы. Это не так уж и важно. Важно то, что в активизации хунхузов на русской территории в начале 1880-х гг. отчетливо прослеживается "хуньчуньский след". В набегах "краснобородых" тех лет ощущались какая-то особая целеустремленность, наглость и присутствие чужой воли. Уже в 1880 г., впервые после 1868 г., хунхузы осмелились напасть на солдат русской армии, учинив налет на ферму (подсобное хозяйство) 1-го Восточно-Сибирского батальона. При этом один солдат был убит и еще один ранен.
Кроме того, был ранен русский охотник, ночевавший на ферме.
Несомненно, что в переговорах с главарями хунхузских "братств" китайские чиновники, помимо деловых аргументов, использовали ссылки на патриотизм и служение "китайскому делу". Для вида атаманы могли соглашаться, однако в душе продолжали оставаться обычными бандитами, готовыми на все ради обогащения. В 1868 г. "манзовские" повстанцы и их самодельные знамена были ширмой, за которой скрывались возы с награбленным хунхузами крестьянским добром. Спустя годы "манзы" стали для "краснобородых" таким же объектом охоты, как русские или корейцы. Весной, в пору окончания зимнего соболиного промысла в уссурийской тайге, не только агенты-скупщики пушнины (цай-дуны), но и простые соболевщики сплошь и рядом становились жертвами хунхузов. Какие бы то ни было национальные чувства не имели значения перед перспективой добычи. Стремясь завладеть ею, хунхузы с легкостью подвергали земляка-китайца самым изуверским пыткам. В 1879 г. один "манза", хозяин плантации женьшеня на реке Эльдагоу, выгодно продал во Владивостоке партию своего товара. Выручку в размере 3 тысяч рублей он оставил на хранение знакомому городскому купцу, а сам поехал на плантацию. По возвращении домой китайца ожидал неприятный сюрприз в виде трех десятков головорезов, потребовавших вырученные деньги. Тщетно пытался плантатор убедить хунхузов, что деньги остались во Владивостоке. Бандиты принялись пытать его, положив на жаровню. Когда хозяин умер под пыткой, такая же участь постигла его помощника. Смерть несчастного заставила хунхузов приняться за третьего обитателя плантации - старика китайца. В этот момент "краснобородым" что-то помешало. Последняя жертва осталась жива и рассказала о случившемся… Надо сказать, что жестокость и готовность часами истязать упорствующую жертву были для хунхузов вполне обычным делом. Уже упоминавшийся британский путешественник Г. Джеймс писал в 1886 г.: "Подобно индийским пиндари начала века, бандиты часто пытают людей, у которых, по слухам, имеются деньги или опиум, поджаривая пальцы жертвы на огне или подвешивая ее за большие пальцы рук. Самый же эффективный способ состоит в покалывании шеи жертвы мечом до тех пор, пока это непрерывное кровопускание не вырвет необходимое признание".
Тайное науськивание хунхузов на русских в итоге обернулось для самих цинских чиновников серьезной неприятностью. К сожалению, при этом погиб один русский солдат и пострадали двое других. Дело было так. В сентябре 1884 г. сын хуньчуньского фудутуна со свитой возвращался домой из Владивостока. Юноша ездил в столицу Приморья, чтобы развлечься и сделать кое-какие покупки. То ли торг оказался неважным, то ли развлечения пришлись не по вкусу, но, возвращаясь домой, молодой человек имел при себе нерастраченной крупную сумму денег - около 4 тысяч серебряных долларов. О таком лакомом куске стало известно хунхузам, имевшим многочисленных соглядатаев и наводчиков в столице Приморья. Достигнув Посьетского участка, сын фудутуна в ночь с 19 на 20 сентября 1884 г. остановился на ночлег в фанзе китайца Сзы неподалеку от русского Хуньчуньского караула. Такие фанзы, располагавшиеся на проезжих дорогах, издавна служили постоялыми дворами для путников, как китайцев, так и русских. Именно во время ночевки "братья", несомненно следившие за караваном, и решили избавить молодого человека от наличных. Случилось так, что в ту же ночь с караула в обход по границе отправился наряд в составе стрелков 6-го стрелкового батальона Малышева и Кавардакова и казака Козакова. Продрогнув на осеннем ветру, служивые зашли погреться в фанзу Сзы. Время было около полуночи, когда на дворе раздался яростный лай собак: это явившиеся хунхузы под покровом ночной темноты начали шарить по возам в поисках денег и ценностей. Стрелок Малышев решил посмотреть, что происходит на улице. Едва солдат приоткрыл дверь, как получил удар тесаком по голове. С криком "Караул!" окровавленный Малышев кинулся в фанзу, где сразу же поднялась паника. В суматохе кто-то перевернул светильник, и солдаты никак не могли нашарить подсумки с патронами. С незаряженными ружьями они выскочили на двор, где были окружены толпой из полутора десятков разбойников. В завязавшейся свалке Малышев получил удар ножом в бок, Кавардакова оглушили дубиной, а Козакова сбили с ног. Один из хунхузов попытался добить дважды раненного Малышева, однако последний так "попотчевал" бандита штыком, что тот упал замертво. Воспользовавшись минутным замешательством хунхузов, Малышев нырнул в траву и что есть силы побежал за помощью на пост. "Братья" кинулись было вдогонку, но Малышев, целясь из незаряженного ружья и отмахиваясь штыком, несколько раз отгонял преследователей. Истекая кровью, солдат добрался до караула и поднял тревогу. Когда отряд конных казаков прискакал к фанзе, "братья" уже скрылись, не забыв прихватить денежки хуньчуньского фудутуна. Казаки нашли Козакова лежащим без чувств, Кавардаков был убит… Сын китайского чиновника и его сопровождающие не пострадали. Нет никакого сомнения, что исход нападения был бы совсем другим, если бы не русские солдаты, не побоявшиеся вступить в неравную схватку с вооруженными разбойниками. Сын фудутуна наверняка был бы похищен хунхузами с целью получения выкупа от его высокопоставленного отца.
В три часа ночи в урочище Новокиевском уже знали о происшествии. Начальник 2-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады генерал Ф.М. Депрерадович выслал за разбойниками погоню. Вскоре и китайские власти, забыв о разногласиях с русскими, отрядили к границе три роты своих солдат для совместного преследования шайки.
23 сентября 1884 г. в Новокиевском с воинскими почестями похоронили убитого стрелка Кавардакова. Затем генерал Депрерадович посетил в лазарете раненого Малышева. Когда-то, в конце 1860-х гг., начальник бригады служил на Сахалине, где под его командованием было основано несколько постов, ставших со временем крупнейшими городами острова. В 1876 г. Ф.М. Депрерадович отправился добровольцем в воюющую Сербию, а год спустя встал в ряды действующей армии, освобождавшей болгар от османского ига. В обороне Шипкинского перевала и других боях с турками полковник Депрерадович снискал славу храброго солдата. После окончания войны на Балканах офицер вернулся на Дальний Восток и, выйдя в генералы, возглавил войска, прикрывавшие русско-китайскую границу. Прошедший войну, Депрерадович умел ценить отвагу подчиненных. Поблагодарив Малышева за молодецкую службу, генерал обещал ему Георгия за храбрость.
Пираты Дальнего Востока
Путешественник, вознамерившийся посетить Маньчжурию и Дальний Восток России сто с лишним лет назад, рисковал стать объектом хунхузского внимания не только на суше, но и на воде. Пиратство было не менее популярным занятием в среде "краснобородых", чем бандитизм или рэкет. И хотя китайский морской разбой получил наибольшее распространение в Южных морях, жители прибрежий Японского моря также сумели добиться кое-каких "достижений" на этом поприще.
Можно сказать, что пиратство в водах Японского моря зародилось одновременно с мореходством. Хотя сведения о первых местных корабелах и мореплавателях, содержащиеся в китайских и японских хрониках, не так уж и богаты, они позволяют набросать следующую картину. Уже в первых веках нашей эры быстроходные суда племен иру (илоу), живших на территории Маньчжурии и Приморья, наводили страх на прибрежные селения соседей. Суда ирусцев могли подниматься по рекам далеко в глубь материка. Зная об этом, жители прибрежных районов каждую весну уходили на летние стойбища, затерянные в тайге и в горах.
Конкуренцию ирусцам составляли японские пираты. В УП в. н. э. японцы совершили набег на побережье Приморья с целью захвата у местных мукрийских племен… живых медведей. В 698 г. объединившиеся мукрийцы создали на территории Приморья и Маньчжурии сильное государство Бохай, земли которого простирались вплоть до южной оконечности Ляодунского полуострова. Бохай располагал сильным флотом, в составе которого были крупные суда, способные брать на борт до 100 человек, а также припасы в количестве, достаточном для путешествия в Японию. Первое посещение бохайскими моряками Страны восходящего солнца состоялось в 727 г., а самые большие посольства бохайцев ко двору японских императоров включали до трех сотен человек! Крупнейший порт царства находился вблизи современного поселка Краскино в Приморском крае, где и по сей день сохранились остатки земляных валов укрепленного города. Здесь же располагались судостроительные верфи бохайцев. Несмотря на хорошие мореходные качества судов, древние мореходы Приморья предпочитали каботажные плавания. Отправляясь в Японию, их суда вначале следовали на юг вдоль берегов Корейского полуострова, а затем пересекали Цусимский пролив в самой узкой его части. Помимо Японии, бохайцы часто посещали китайские гавани Шаньдунского полуострова. На северном побережье Желтого моря, в устье реки Ялуцзян (Амноккан) располагался второй крупный порт царства, специально предназначенный для торговли с Поднебесной.
Отношения бохайцев с Китаем не были безоблачны. Во время военных конфликтов флот служил мощным оружием в руках правителей царства. В 733 г. многочисленные бохайские корабли напали на китайский порт Дэнчжоу и полностью разорили его.
Наследниками морской славы бохайцев стали чжурчжэни, чье государство возникло на обломках Бохайского царства, разгромленного вторгшимися в 926 г. киданями. В 1019 г. чжурчжэни на 50 с лишним судах совершили нападение на побережье Корейского полуострова и ограбили местных жителей. Затем пиратская флотилия захватила острова Цусима и Ики, перебив и взяв в плен свыше тысячи местных жителей. Добычей морских разбойников стали несколько сотен голов скота, а также продукция серебряных рудников. После этого корабли чжурчжэней появились у берегов Японских островов, совершив налеты на прибрежные уезды провинций Тикудзэн и Бидзэн. Японцы прозвали чжурчжэней, вооруженных кинжалами и мечами, дои ("ножевыми дикарями"). Наряду с большими морскими судами у чжурчжэней были мелкие маневренные корабли, ходившие не только под парусом, но и на веслах. Их "ножевые дикари" использовали для речных экспедиций в глубь материка.
Если бохайцы создавали на побережье Уссурийского края крупные порты, то все поселения чжурчжэней были скрыты в глубине материка, откуда их корабли спускались к морю по рекам. Причина проста: чжурчжэни, сполна отдавшие дань морскому разбою, сами боялись нападений пиратов - японских и корейских.
Золотая империя чжурчжэней, достигшая к началу XIII в. вершины своего могущества, в 1234 г. пала под ударами монгольских полчищ. Города лежали в руинах, большинство жителей было истреблено или угнано в рабство. Жалкие остатки населения рассеялись по труднодоступным лесным уголкам, и некогда оживленные торговые пути обезлюдели. Судоходство Японского моря пришло в полный упадок, и о пиратах в этих водах забыли на несколько веков. В XV–XVI вв. у берегов Кореи происходили многочисленные стычки местных жителей с японскими и маньчжурскими пиратами, однако в заливах Приморья морских разбойников по-прежнему не видели - здесь им просто нечем было поживиться.
Возрождение мрачной славы средневековых пиратов в водах Уссурийского края происходит в XIX в. Уже в 1868 г., во время блокады хунхузских приисков на острове Аскольд, во Владивостоке была задержана крупная китайская джонка, на борту которой были найдены "два китайских штуцера, пороху с ящиком 4 пуда 32 фунта и 913 штук взрывчатых фейерверков". Впрочем, осталось неизвестно, предназначался ли этот арсенал для нападения на другие китайские суда или, напротив, для защиты от пиратов.
Объектом внимания "морских хунхузов", промышлявших у берегов Уссурийского края, были китайские купеческие джонки, совершавшие каботажные рейсы между Владивостоком и портами Маньчжурии и Кореи. "Флибустьеры" нападали даже на рыбаков, не гнушаясь отбирать в качестве добычи улов. Захваченное немедленно продавалось пиратами… в Семеновском ковше Владивостока. Популярный среди гостей Владивостока рынок морепродуктов существует в этом месте и в наши дни, а в конце XIX столетия бухта была основной рыбацкой гаванью владивостокского "чайна-тауна". Поскольку пираты пользовались обычными китайскими джонками, а их одежда и внешний вид ничем не выделялись в толпе "манз", поимка злодеев представляла собой практически невыполнимую задачу. К тому же настоящие рыбаки, боясь пиратов, предпочитали не сообщать властям об их появлении во Владивостоке.
Укрытиями пиратов служили бесчисленные уединенные бухты островов залива Петра Великого, где "джентльмены удачи" чувствовали себя весьма вольготно. Русские власти долгое время закрывали глаза на вылазки "морских хунхузов": военные суда были наперечет и занимались в основном описью берегов края и снабжением военных постов. Уверенные в своей безнаказанности, "морские хунхузы" не боялись устраивать стоянки даже на мысе Песчаном в Амурском заливе, который хорошо просматривается из Владивостока.
В начале 1880-х гг. ситуация стала метаться. Чашу терпения властей переполнило нападение обнаглевших пиратов на казенное судно, помимо всего прочего перевозившее деньги военного ведомства. Команда стрелков, посланная из Владивостока на гребных судах, накрыла разбойников на острове Попова в 20 километрах к югу от города. Не меньшей популярностью у пиратов пользовалось южное побережье острова Русский, расположенного буквально "у порога" столицы Приморья. О том, насколько вольготно чувствовали себя здесь морские разбойники, свидетельствует картина, которую застали русские военные в ноябре 1881 г. В распадке неподалеку от берега были выкопаны многочисленные землянки, в которых жили несколько десятков хунхузов. На острове постоянно жили два пиратских атамана - И Юн и Шан, - существовали игорный дом и опиекурильни. Русским войскам под командованием подполковника Рябикова, разделившимся на два отряда (30 и 60 человек) и взявшим пиратов "в клещи", удалось захватить обоих пиратских главарей, а также их сообщников - всего от 14 до 17 человек.
В этой операции против пиратов был впервые задействован пароход. Впоследствии полиции и военным еще не раз приходилось наведываться на остров Русский. В июле 1903 г. в бухте Холувай произошла стычка между бандой "морских хунхузов" и солдатами владивостокского гарнизона. Командовал операцией помощник владивостокского полицмейстера, бывший кадровый военный, штабс-капитан П.В. Шкуркин. Выпускник Владивостокского восточного института, Павел Васильевич Шкуркин (1868–1943) получил известность как выдающийся китаевед, этнограф и литератор. Практически вся жизнь этого человека на Дальнем Востоке оказалась, так или иначе, связана с хунхузами. В перестрелке на острове Русский Шкуркину не повезло - пиратская пуля пробила ему руку. Еще одна стычка полиции с пиратами имела место на берегу Амурского залива 2 сентября 1906 г. Два десятка "краснобородых", пристав к берегу, поджидали посланца, который должен был доставить дань, собранную владельцами джонок, - по 200 рублей серебром с каждого судна. Внезапно появившаяся миноноска отрезала пиратским шаландам путь в море и высадила "десант" под начальством помощника полицмейстера Петрова. В завязавшейся свалке последний лишь по счастливой случайности избежал гибели от револьверной пули…