За время следования по Дауби и Сучанy я продовольствовал отряд реквизицией, согласно вашему приказанию, но потом получил личное приказание от адмирала уплачивать за все забираемое.
Одновременное прибытие с трех разных пунктов наших отрядов, обезоружение милиции, арест ее предводителей и главного старшины с помощниками - все это произвело самое сильное и для нас самое благоприятное впечатление на жителей Сучанской долины. Они в первый раз увидели перед собой силу, готовую раздавить их при малейшем сопротивлении, и с совершенной покорностью, могу даже сказать, с раболепством, встречали наши отряды. Безмолвно, как осужденные, стояли обезоруженные отряды милиции в то время, когда я их собрал для того, чтобы объяснить, хотя в общих чертах, те отношения, в которых они должны находиться к русским. Ни одного возражения, ни одной противоречивой фразы не слыхал я в течение часа, проговоренного нами с манзами. И нет сомнения, что теперь самое благоприятное время для того, чтобы произвести коренную реформу в существовавших до сих пор отношениях манз к русским, дать более правильную организацию и тем навсегда предотвратить кровавое явление, совершившееся здесь в последнее время".
В середине июля 1868 г., в связи с окончанием кампании, штаб войск Южно-Уссурийского края был расформирован. Возвращаясь в Николаевск-на-Амуре, М.П. Тихменев взял с собой толкового и исполнительного штабс-капитана, добившись для Пржевальского назначения на должность старшего адъютанта штаба Приамурского военного округа. За участие в военных действиях Николай Михайлович был награжден досрочным производством в капитаны.
Вряд ли Пржевальский, мечтавший о продолжении научных изысканий, с восторгом воспринял очередное назначение. Разумеется, чувство долга не позволило ему открыто выразить свои чувства, однако до конца своих дней Пржевальский крайне неохотно и скупо вспоминал о своем участии в "Манзовской войне". Так или иначе, последняя стала боевым крещением Николая Михайловича и единственной военной кампанией, в которой довелось принять участие знаменитому офицеру-путешественнику.
Возможно, именно обстоятельствами первого неудачного знакомства путешественника с китайцами объясняется такая черта Н.М. Пржевальского, как крайнее предубеждение по отношению к этому народу. В своих центральноазиатских походах исследователь также частенько сталкивался с сынами Поднебесной, однако эти новые встречи не смогли изменить нелестное мнение Пржевальского о Китае и его подданных. Николай Михайлович не видел в китайцах каких-либо достоинств и сомневался в будущем их страны. В трудах путешественника можно найти немало резких высказываний о Китае, из которых, ради примера, стоит привести следующее: ".. Хитрости и криводушию не стать учиться китайцам. Пуская пыль в глаза своим либерализмом, где это нужно, подделываясь под тон той или иной, но выгодной для себя внешней политики, притворяясь другом с сильным и хорохорясь со слабым, словом, умело эксплуатируя и врагов, и друзей, втихомолку же подсмеиваясь над теми и другими, Китай может еще долго существовать самобытно. Без конца станет он тянуть одну и ту же лицемерную политику и, всего вернее, в будущем изобразит для Европы нового "больного человека"" .
Ратные будни казаков
"Манзовская война" была хорошим уроком недоброжелателям России на Дальнем Востоке. К сожалению, этот урок довольно быстро оказался забыт. Китайское население Уссурийского края, сократившееся было в 1868 г., спустя пару лет начало быстро увеличиваться. При этом русские власти по-прежнему не могли уследить ни за переходом китайцев через границу, ни за их расселением в крае, ни за дальнейшей деятельностью. Даже попытки просто "пересчитать" находящихся в русских пределах китайцев не давали результата. Едва в уссурийской тайге умолкла стрельба, как 8 октября 1868 г. военный губернатор Приморской области контр-адмирал И.В. Фуругельм предписал чиновнику особых поручений Залесскому "отправиться во Владивосток и наблюсти за производством переписи манз". Перепись думали завершить к 1 января 1869 г. Срок вышел, и чиновник вынужден был доложить губернатору… о своем фиаско.
К 1874 г. только на восточном берегу Уссурийского залива, от реки Цемухэ до бухты Находка, число китайских фанз значительно увеличилось по сравнению с 1868 г. Именно этот район стал главной базой китайских разбойников на территории Приморья.
Хунхузы проникали в русские пределы в основном из Саньсинской области Маньчжурии. Этот лесистый горный район на юго-востоке провинции Хэйлунцзян предоставлял разбойникам хорошее убежище от преследования, а плодородные равнины рек Сунгари и Мурень кормили их и давали средства для снабжения одеждой, оружием, лошадьми и прочим. Сильно облегчала жизнь хунхузов в этом районе близость русской границы, а также административной границы Хэйлунцзяна с провинцией Гирин. В борьбе с "краснобородыми" власти двух провинций действовали без согласования и часто попросту мешали друг другу. Хорошо знавшие об этом хунхузы, почуяв опасность в одной провинции, легко находили убежище в другой. При совсем уже неблагоприятном раскладе можно было уйти на русскую территорию, тем более что с китайской стороны граница двух империй никем не охранялась.
В Уссурийском крае хунхузы были полноправными хозяевами жизни "манзовского" населения, которое, как правило, беспрекословно выполняло все их требования. Как и в Маньчжурии, мирное население не только снабжало "братьев" всем необходимым, но и обеспечивало им "прикрытие" в виде поручительства перед властями. Показателен такой случай: в середине 70-х гг. XIX в. хуньчуньские власти передали русским коллегам информацию о 300 хунхузах, находящихся на российской территории. В ходе проведенного розыска оказалось, что большинство указанных лиц… спокойно проживают во Владивостоке и его окрестностях, имея выданные администрацией "билеты" (визы) на право пребывания в городе. Все документы были выданы на основании поручительств "манз" - постоянных жителей края.
Главной силой, защищавшей край от пришлых хунхузских шаек, были казаки. Первые из них пришли на Уссури из Забайкалья в 1858 г., а уже спустя пять лет в крае было 29 казачьих станиц. 29 декабря 1858 г. было создано Амурское казачье войско, земли которого простирались от Шилки и Аргуни до побережья Японского моря. Казаки-уссурийцы долгое время составляли Уссурийский пеший казачий батальон Амурского войска. Ратная служба казаков-дальневосточников началась в мае 1868 г., когда начальник штаба войск Приморской области полковник М.П. Тихменев приказал командиру батальона подполковнику Н.Ф. Маркову выставить для усмирения мятежных "манз" роту из 150 отборных казаков. Уроки "Манзовской войны" показали, что, действуя в пешем строю, станичники плохо справляются с преследованием хунхузов. С учетом боевого опыта в 1869 г. была сформирована Уссурийская конная казачья сотня - своего рода "силы быстрого реагирования", преследовавшие шайки, что приходили из Китая и промышляли в приграничных районах края. Подразделение состояло из 131 всадника и прикрывало район до 600 верст в длину по линии границы. Личный состав сотни распределялся следующим образом: в селе Турий Рог стоял пост (караул) из 10 человек, а на посту Суйфунском (то есть на расстоянии 200 верст) находился отряд из 20 человек. Затем на протяжении около 250 верст до Хуньчуньского караула, где от сотни стоял отряд из 15 человек, граница была пуста. На расстоянии 25 верст от Хуньчуньского был расположен караул Корейский, где были расквартированы 10 казаков. Существовал еще Монгугайский караул в составе 11 человек, удаленный от границы и предназначавшийся для защиты от хунхузов корейских поселений. Еще два взвода составляли резерв части, находившийся в селе Камень-Рыболов.
Бойцы и командиры Уссурийской сотни часто выполняли поручения русского пограничного комиссара - специального чиновника, представлявшего интересы русских властей на границе. Пост пограничного комиссара в Уссурийском крае с резиденцией в урочище Новокиевском был учрежден в 1869 г. (в 1881 г. "офис" чиновника переехал в село Никольское - нынешний город Уссурийск). В обязанности комиссара входило решение с китайскими властями мелких пограничных вопросов, надзор за въездом китайских подданных и торговлей, а также защита жителей приграничных районов. Главная опасность для населения исходила от хунхузов, в борьбе с которыми комиссар опирался в первую очередь на казаков.
Долгие годы на посту погранкомиссара в Уссурийском крае трудился Н.Г. Матюнин, пользовавшийся уважением китайских коллег. Весной 1879 г. в его присутствии казаки Уссурийской сотни сожгли в 30 верстах от селения Турий Рог деревянную крепость хунхузов Кунигуй. Стены этого укрепления имели более 4 метров в высоту, 180 шагов длины и 125 ширины; двое крепких ворот защищались двумя двухъярусными баштами. Возникновение хунхузского "замка" было связано с именем могущественного чжангуя Суй Бинвана, в середине 1870-х гг. сколотившего на реке Мурень, у самой русской границы, шайку из 200 хунхузов. Построив Кунигуй, Суй Бинван хранил здесь большие запасы продовольствия и амуниции. Одна половина его банды, чередуясь ежемесячно с другой, работала на золотых промыслах в 80–100 верстах от Саньсина, в местности Тайпинго. Сам предводитель с остальными товарищами проживал в крепости, при случае грабил караваны или конвоировал их за большую плату, охраняя товары от мелких банд, а нередко даже от правительственных отрядов, весьма падких на чужое добро. Зиму банда проводила в крепости, проживая в свое удовольствие. Суй Бинван держал в страхе все окрестное население, вынуждая его ежегодно составлять общественные "приговоры" о благополучии края и отсутствии хунхузов и представлять эти документы вкупе с ценным подарком фудутуну в Нингуте. Начальник области, ограждаясь формально от ответственности, находил выгоду в потворстве банде.
Вольготное существование Суй Бинвана имело одно весьма немаловажное объяснение. Он приходился родственником… нингутайскому фудутуну Шувану. Столь прямая и близкая связь с главой местной администрации обусловила целое направление деятельности атамана. Он преследовал мелкие банды хунхузов и выдавал их облеченному властью родичу. Таким образом Суй Бинван, по выражению китайского народа, "одной стрелой убивал двух орлов": не только зарабатывал определенную плату, но и уничтожал конкурентов.
Знаменитого предводителя погубил случай. При встрече с небольшим отрядом войск, высланным против него из Саньсина, Суй Бинван истребил всех солдат до последнего человека. Происшествие получило огласку и стало известно в столице. Из Пекина поступило строгое приказание схватить и казнить виновного. Сообразив, что родственник перегнул палку, нингутайский фудутун решил срочно спасать собственную шкуру, пригласил атамана на частное свидание, арестовал и повесил. Шайка Суй Бинвана частью рассеялась, однако 140 человек, выбрав нового предводителя, продолжили свою деятельность в Маньчжурии и в русских пределах. При этом на русской территории "братья" пользовались помощью многочисленных сообщников. Так, проживавший в посту Камень-Рыболов китаец Цао (Сяо) Фунсян долгое время доставлял хунхузам порох и свинец, а в случае появления войск предлагал себя в проводники и отводил русские отряды по ложной тропе, давая банде время скрыться за границу. По неясной причине все эти фортели долгое время сходили Цао с рук. Когда же русское начальство в конце концов в 1880 г. выдворило китайца, он не только не понес никакого наказания за связи с хунхузами, но и занял довольно высокое положение в китайской администрации.
Наследники Суй Бинвана, продолжая разбойничать, могли воспользоваться его "замком". Чтобы не допустить этого, комиссар Матюнин с казаками совершил рейд на китайскую территорию и сжег крепость. У читателя может возникнуть справедливый вопрос: как русский чиновник, сопровождаемый русским военным отрядом, мог предпринимать подобные действия на территории другого государства? Такие "вольности" в 70–80-х гг. XIX в. были довольно частым явлением. Командирам отрядов, преследовавших хунхузов на русской территории, зачастую приходилось перехватывать разбойников уже на китайской земле - иначе возвращение отдохнувшей шайки было делом ближайшего времени. К тому же линия границы была в то время настолько плохо обозначена на местности, что в пылу погони русские военные иной раз просто не замечали, как оказывались в Китае. Есть сведения, что китайские приграничные власти при неофициальных контактах с русскими представителями зачастую сами просили военных "не стесняться" заходить в пределы Поднебесной для уничтожения бандитов. Впрочем, официальный Пекин реагировал на подобные случаи чрезвычайно болезненно. Русское правительство демонстрировало двойственный подход к проблеме: с одной стороны, "экскурсии" войск в глубь китайской территории не приветствовались, с другой - еще в 1869 г. МИД империи направило нашему посланнику в Пекине генералу А.Е. Влангали инструкцию, коей последнему предписывалось заявить Цинскому правительству, что русское "местное начальство вынуждено будет предпринимать поиски и вне наших пределов для уничтожения злонамеренных шаек".
В 1879 г. командир Уссурийской конной сотни майор Ножин, преследуя с подчиненными одну из таких шаек, перешел границу и по ошибке имел столкновение с отрядом китайских войск, приняв их за хунхузов. По этому поводу возникла переписка между военными ведомствами и министрами иностранных дел двух стран. Для разбора инцидента с русской стороны был командирован знакомый нам НГ. Матюнин, а с китайской была назначена комиссия. По результатам переговоров 9 августа 1879 г. Матюнин доносил начальству, что китайские представители удостоверились в ошибке и отсутствии злого умысла со стороны майора Ножина. Однако еще до получения доклада комиссара Министерство иностранных дел поспешило выразить китайскому правительству сожаление о случившемся.
В ноябре 1877 г. в верховьях рек Сианхэ и Мурень казаки Уссурийской сотни имели одно из самых горячих дел с хунхузами. Шайка разбойников численностью около ста человек, ограбив множество "манзовских" фанз и захватив в плен несколько русских крестьян-охотников, пыталась прорваться в Маньчжурию. Первоначально запуганные бандитами "манзы" сообщили властям неточные сведения о количестве хунхузов, в связи с чем в погоню отправился взвод казаков под командованием хорунжего Токмакова.
Когда в верховьях Сианхэ шайка была настигнута и истинное положение дел выяснилось, Токмаков отправил двух казаков за подкреплением в Камень-Рыболов, а сам с оставшимися подчиненными вступил в перестрелку с хунхузами. Действуя цепью и умело пользуясь пересеченной местностью, казаки в течение двух суток преследовали "краснобородых". Сознавая свое численное превосходство, последние проявили упорство и несколько раз пытались атаковать русских. Меткие залпы каждый раз заставляли хунхузов отступать с потерями. Обоз с награбленным добром сильно замедлял движение шайки, что, разумеется, было только на руку преследователям. Когда на соединение с Токмаковым прибыл второй взвод под начальством хорунжего Павленко, погоня уже продолжалась на китайской территории. Командование объединенными силами казаков принял старший по возрасту Павленко. Русский отряд перешел в наступление, разбил шайку и гнал ее остатки на протяжении 100 верст (!) в глубь территории Китая. Не обошлось без потерь: хорунжий Токмаков получил пулевое ранение, уряднику Федотову осколком фальконетной картечи разорвало ухо, а приказный Герасимов был ранен копьем в грудь. Кроме того, был легко контужен пулей в верхнюю часть живота рядовой казак Николаев. Раненым оказал помощь сотенный фельдшер Овчаренко, помощь доктора медицины Берга понадобилась только хорунжему Токмакову. Трофеями отряда стали 7 хунхузских лошадей, седла, оружие и разного рода снаряжение. Были освобождены пленные: двое крестьян деревни Ильинки и один крестьянин деревни Троицкой. Отбитые у хунхузов 16 голов скота были возвращены законным владельцам. Единственного хунхуза, которого удалось взять в плен, казаки сдали пограничному комиссару для передачи в Хуньчунь.
В части отваги, выносливости и боевых навыков казаки Уссурийской сотни могли поспорить с кем угодно. В 1880 г. корреспондент газеты "Русский инвалид" писал из Приморья: "Казаки Уссурийской конной сотни, содержа кордон по границе и зачастую преследуя появлявшиеся шайки хунхузов, делают по 100 верст в сутки, да при морозе в 25°, а в осеннее, самое бойкое у нас время бывали случаи, когда приходилось делать и по 400 верст в пятеро суток". Хунхузы боялись конных строевых казаков. "Оседлые" шайки, постоянно орудовавшие на территории края, старались держаться в районах к востоку от Уссурийского залива - подальше от войсковых земель.
В конце 1880-х - начале 1890-х гг. количество хунхузов, промышляющих в русских пределах, стало расти пугающими темпами. Свинью, сами того не ведая, подложили китайские власти. В 1886 г. они разогнали уже упоминавшуюся Желтугинскую золотопромышленную республику в Маньчжурии. Она с 1883 г. существовала на севере Маньчжурии на берегах речки Лаогоу (Желтуги), впадавшей в Аабазику - небольшой приток Амура. Сейчас это место находится в уезде Мохэ провинции Хэйлунцзян.