Петр пытается взглянуть налево. Не удается: того гляди потеряешь землю. Запрашивает по радио:
- Кто летит левее меня?
- Я, Хо-охлов…
Плохо Ивану, раз он в полете начал заикаться. С ним такого еще не случалось.
- А где Марков?
Молчание.
Разворот влево делать нельзя. Только вправо, в другую сторону от аэродрома. Вместо девяноста градусов придется крутить в три раза больше. Так можно ошибиться в расчете, не попасть на полосу аэродрома. Может, убрать газ и прямо перед собой приземлиться? Опасно. А такой полет разве менее опасен?
Дорога под летчиками все несется назад, а злополучного домика все нет. Может, проскочили? За ним невдалеке от пего начинается город с заводскими трубами…
И вот наконец-то под крылом мелькает знакомый домик. Удача! Воронин подает команду: разворот. Но сколько секунд виражить? Снег отнял все ориентиры, а на часы не посмотришь: нельзя отрываться от управления. Поэтому Петр шепчет: один, два… десять… сто… сто пятьдесят. Это наверняка две минуты. Шоссейка должна появиться. Значит, группа Воронина ходит в стороне от нее. А может, промахнулись и не заметили и дороги? От напряжения устали глаза. Так долго не продержаться. Но что делать?
Счет времени Воронин уже давно потерял. Может, пять, может, десять минут или больше они кружатся, а дорога все не попадается. Мелькают сельские постройки, кусты, деревья. Вот блеснула чернотой не то река, не то озеро. Нужно лететь к фронту, к солнцу. Ведь на западе видимость куда лучше.
К счастью, вскоре вновь показалась дорога. Она ведет к Ровно. Бензина пока еще достаточно.
Воронин расстегивает шлемофон и подставляет голову упругой холодной струе воздуха. Сбрасывает с рук на пол меховые перчатки, протирает лицо и глаза, осматривается. Легче. Летчики группы, как и прежде, летят рядом. Внизу - Червоноармейск. Недалеко от него - ровное чистое поле и на его окраине два уже знакомых фашистских самолета. И еще видно на середине белого поля черный знак "Т". Не может быть! Неужели выбившимся из сил летчикам это чудится? Пет! Пилоты отчетливо видят теперь посадочный знак. Им разрешена посадка. Должно быть, здесь уже есть какая-то наша аэродромная команда. Воронин первым идет на посадку. Кран шасси - на выпуск; щелчок замка, за ним - второй. Мельком осматривает верхнюю полусферу. Голос Хохлова!
- Командир, кажется, вверху чужаки.
Воронин снова смотрит вверх. Так и есть - "фоккеры". Они уже, кажется, сыпятся на него. Скорее шасси на уборку, сектор газа - вперед. Но не рывком, а плавно. Чего доброго, еще обрежет мотор. Пока все идет хорошо. Худшее же впереди. Нечем сражаться: все патроны израсходованы там, на фронте. А где Лазарев с Коваленко? Они выручат в беде. Но здесь их нет. Не прижали ли их самих "фоккеры"?
Истребители противника мчатся один за другим. Капитан Воронин, конечно, сможет вывернуться из-под атаки первого, а второй? Ему не представит никакой трудности снять "як" ведущего, когда тот будет уклоняться от огня первого. Да, не так-то просто отделаться от этой пары. Главное, не дать фашистам сразу догадаться, что у русского летчика нет патронов. И все же пока нужно только защищаться, а не имитировать нападение.
От первого удара Воронину удалось выйти. "Фоккеры", сверкнув серебристой покраской, ушли на солнце для повторного нападения. Они не спешат и действуют по всем правилам боя. Перед взором капитана вновь выросли облачные толщи: а не скрыться ли под ними?
Воронин резко повернул к облакам. "Фоккеры", видимо, поняв, что тот хочет скрыться в них, круто развернулись и устремились с высоты на него: как же, ведь русский им показал хвост. Разве можно упустить такой момент!
Имея малую скорость, Петр, как только ткнулся носом "яка" в тучи, тут же отвернул назад.
Замысел удался. Оба "фоккера", разогнав на пикировании огромную скорость, проскочили мимо капитана, врезавшись в снежную пучину. Сомнения не было - фашисты попытаются поскорее вырваться из объятий стихии. Садиться ни Воронину, ни его ведомым пока было нельзя. Нужно подождать.
Высота! Оттуда Воронин сможет имитировать атаку. И он рядом с кипящей снегом стеной спешит со своими ведомыми ввысь, зорко следя за облаками. Оттуда с минуты на минуту покажутся враги. Так и есть. Вот оттуда, словно ошпаренный, выскочил "фоккер". Он оказался ниже наших и, заметив, что "як" капитана уже с ошеломляющей скоростью устремляется на него, резко провалился вниз и взял курс на запад. Ну и пусть. Нужно теперь подождать второго.
Высота уже шесть километров. Воронин забрался до самой верхней кромки облаков, а второго "фоккера" все нет. Очевидно, и не появится. Капитан прикинул: ждать, наверное, бесполезно, да и усталость берет свое. Пока аэродром не закрыли тучи, нужно скорее садиться.
После посадки Воронин, не вылезая из кабины, закрыл глаза и долго сидел недвижно, приходя в себя. Вдруг его слух уловил отдаленный металлический гул. Гул нарастал. "А не "фоккеры" ли вновь пикируют на меня?" - безразлично подумал Воронин и, сбросив привязные ремни и парашют, приподнялся в кабине и оглядел небо.
Тучи уже накрыли край аэродрома. "Как вовремя успел сесть", - подумал Петр, и тут же увидел: из-под облаков выплыли два "ила". Гул оборвался, и штурмовики вскоре сели. Они рулили поближе к "яку", но один остановился на поле: кончилось горючее.
На аэродроме, где теперь, не считая немецких, стояли уже три наших самолета, связь еще не была установлена, и не представлялось возможным узнать о судьбе товарищей. Петр поторопился сесть на первую попутную машину и поехал к себе в полк. То, что он узнал, сразу же повергло в оцепенение: не стало Ивана Павлюченко. Пока ничего не известно о Маркове, Лазареве и Коваленко. Где-то затерялся, а затем все-таки чудом отыскал обратную дорогу Хохлов.
Сообщив об этой трагедии, командир полка указал Петру место за столиком, насупился и как-то вяло, нехотя, словно он чего-то стеснялся, спросил его:
- Почему полез на рожон? Почему пренебрег моим предупреждением?
Тот задумался: почему так получилось, кто виноват?
Заместитель командира полка по политической части подполковник Клюев, сидя па топчане, внимательно слушал их. Сам он был не летчик и в чисто летную работу старался но вмешиваться. Зато из земных дел от него не ускользала пи одна мелочь. И сейчас как бы между прочим заметил:
- А ведь мы и сами по радио могли возвратить с маршрута истребителей. Слышимость была очень хорошая. Но…
Василяка в раздумье забарабанил пальцами по столу и подтвердил:
- Да, могли бы…
"Могли бы, но… Значит, и командование полка не решилось прервать этот полет. Всегда есть надежда на то, что все-таки возможен, - подумал Петр, - но… Иван Павлюченко тоже долго колебался, прежде чем сказать нет. И я собирался возвратиться, но…"
Что значит это "но"? Очевидно, оно имеет больше сил, чем холодная логика. Борьба с фашистами для авиаторов стала потребностью. Поэтому нередко в небе, когда советчик тебе твоя совесть, чувством опасности пренебрегали. Так получилось и на этот раз.
Василяка посмотрел в маленькое окно землянки, за которым уже синели сумерки, спросил:
- Нигде не обедал?
- Нет, - пожал плечами Воронин. - Не до обеда было.
- Я тоже. - Он показал на дверь. - Пойдем подкрепимся.
В комнате отдыха, служившей и аэродромной столовой, было темно. Воронин зажег трофейную плошку со стеарином. Стол был накрыт на шесть человек, летавших на задание, и командира полка. В углу на нарах кто-то спал.
Василяка перехватил взгляд капитана:
- Это Иван Андреевич, - усаживаясь на скамейку, шепотом, чтобы пе разбудить Хохлова, пояснил он. - Ребята ушли в барак, а он остался отдохнуть. И даже не стал обедать. Парень с избытком хватил лиха. Наверное, с час виражил над оврагом. Сел - и ни слова: язык отнялся. Бледный, глаза красные, остекленевшие. И молчит. Ребята теребят его, а он словно окаменел. И только медицинская сестра вывела его из шока, сделала укол.
Есть Воронину не хотелось, и он подошел к Хохлову. Тот лежал на спине, подложив руку под голову. Капитан снял с себя шлемофон и, пригладив волосы рукой, сел около Ивана.
Глядя па друга, и Петру вдруг нестерпимо захотелось спать. Он прилег с Иваном и заснул как убитый.
Разбудили их на другой день. Нужно было снова идти на Броды. В группу также были включены Лазарев и Коваленко. Вчера они приземлились, как и Воронин, недалеко от фронта, а ночью приехали на аэродром. Нашелся и Марков. Имея достаточные навыки полетов по приборам вслепую, он пробил облака, ушел далеко на восток и там, "отыскав" хорошую погоду, благополучно сел,
В предгорьях Карпат на переправах через Прут и Днестр на армии 1-го Украинского фронта обрушились мощные удары фашистской авиации, которая имела стационарные аэродромы. У пашей авиации там их не было, а полевые раскисли. 728-му полку приказали немедленно перебазироваться под старинный маленький городок Требовлю, где на крутом берегу реки Серет имелась сухая площадка. От нее до Прикарпатья не менее полутора сот километров. Обычным истребителям лететь туда невозможно, для дальних же - самый раз.
- Лети четверкой, - приказал Воронину командир полка. - Ты там уже бывал. Прикрой переправы через Днестр и Прут. Оттуда сядешь на новом аэродроме Зубово, - и Василяка на карте показал его.
- Какие переправы прикрывать и где? - уточнил комэск.
- Свяжешься с танкистами. Они скажут. Каналы связи и позывные объявит начальник связи полка.
Капитан Воронин направляется к собравшимся летчикам, обдумывает, кого взять с собой. Марков стал уже хорошим бойцом, но сейчас предстоит очень длительный полет, район прикрытия необычно большой, воздушная обстановка малознакомая. Здесь нужен Лазарев. Но когда же Маркову познавать все тонкости широкомасштабного боя? Чтобы научиться воевать, есть одно необходимое условие - нужно воевать.
Увидев комэска, Марков идет навстречу. В глазах нетерпение: по сосредоточенному виду понял, что получено боевое задание.
- На Черновицы?..
Марков, видимо, не ожидал отказа, побледнел и, не скрывая недовольства, посетовал:
- Выходит, я заместитель лишь на бумаге?
Сказать Маркову, что на него в бою, как на Лазарева, еще пока положиться нельзя, Воронин не решился. А что, если он действительно недооценивает Маркова?
- Обиделся? - спросил лишь мягко, по-дружески.
- Как тут не обидеться, - откровенно признается он.
- Не спеши, а то споткнешься.
- В подпорках не нуждаюсь. - Виталий сам смутился своей уверенности, поправился: - А споткнусь, так встану.
- А если не хватит опыта?
- Волков бояться - в лес не ходить. Я и так два с половиной года в тылу томился, а здесь надо воевать, Петр Васильевич.
- Ладно, перестань хныкать! Кто поведет остальных летчиков эскадрильи в Зубово? Или не уверен, что найдешь новый аэродром? - Воронин решил нажать на самолюбие Маркова, и это подействовало.
- Ну как же! Я старый штурман.
Подошедший к ним Лазарев, очевидно, вспомнив свой тернистый боевой путь, тяжело вздохнул:
- Везет тебе, Виталий. С нами так не нянчились, сразу из огня да в полымя бросали.
…Подлетая к Черновицам, Воронин еще издалека заметил, что западнее города "прогуливается" пара "мессершмиттов". Значит, мы пришли вовремя. Вражеские истребители - предвестники бомбардировщиков. С нападением наши не спешат: "юнкерсы" должны быть на подходе.
Как ни всматриваются в синеву - наши летчики ничего подозрительного не замечают. Внизу через Прут наведены две переправы. К ним с севера по открытым полям тянутся колонны людей, машин, артиллерии. Войска как на ладони. Именно здесь группа Воронина и должна патрулировать. И дальше, до Коломыи. Это от Черновиц и на запад километров шестьдесят. Далеко. Да и ориентироваться трудно: противника можно было ожидать с любой стороны. Он может прийти и с юга, из-за Карпат, и с запада - со стороны Станислава и Львова. Где же лучше подобрать зону для патрулирования?
Воронин пытается связаться с землей. Молчание. Очевидно, что-то неисправно на пункте наведения.
Группа идет ближе к румынской границе. В отрогах Карпат в небольшом селении Сторожинец то и дело огоньками перемигиваются артиллерийские разрывы и рябинками стелется дымок. Идет бой. Однако здесь все укрыто садами и лесом. И все-таки следует держаться поближе к Пруту. Там нашим войскам поддержка с воздуха особенно необходима.
Попутно отогнав появившуюся группу "мессершмиттов", паши "яки" вновь идут к Черновицам. Дымовая завеса здесь постепенно редеет. Очевидно, войска, заметив нас, уже не опасаются вражеской авиации и перестают жечь дымовые смеси. Капитан Воронин сделал еще одну попытку связаться с землей. На этот раз удачно.
- Вас слышим, - донесся четкий голос пункта наведения. - У нас была неисправность. Сейчас все в порядке.
- Какова воздушная обстановка? - обрадовавшись, что установлена связь, немедленно запрашивает землю Воронин.
- До вашего прихода нас бомбили "юнкерсы". Будьте внимательны! Они скоро должны прийти. Но пока все спокойно…
- Вас понял, - с готовностью ответил ведущий группы. - Где прикажете находиться?
- Пока здесь, в районе большой деревни.
Значит, над Черновицами, понял Воронин, вглядываясь па юг, откуда скорее всего нужно ожидать бомбардировщиков.
Группа "яков" вот уже двадцать минут кружится над городом. Наши летчики время от времени поглядывают вниз. Там Черновицкий аэродром. На нем полно разбитых и раздавленных гусеницами танков фашистских самолетов. Молодцы наши танкисты: сумели так внезапно овладеть городом и аэродромом, что фашистские самолеты не успели даже взлететь.
Солнце клонится к горизонту. Пора и домой. Но вновь слышен голос со станции наведения:
- С запада идут "юнкерсы". Высота две тысячи метров. Немедленно наперехват! Курс - двести семьдесят.
Две тысячи метров. У наших - семь тысяч. И группа "яков" со снижением, разгоняя скорость, помчалась па запад. Прошло четыре минуты, но противника не видно.
Как же так, ведь нашим передали, что идут "юнкерсы"? Может, пропустили?
Показался городок Коломыя со множеством трофейных железнодорожных эшелонов на станции. Летчики растерянно оглядываются по сторонам. Черновицы скрылись из виду. Здесь противника нет. "Странно, - озабоченно подумал Воронин, - но ведь так передали… Конечно же, надо было запросить пароль и убедиться, что связался со своими!" И тут со стороны Карпат комэск заметил двух "мессершмиттов". За ними должны идти "юнкерсы". Но их нет. Петр немедленно сообщает пароль на пункт наведения, чтобы там подтвердили, что связь он держит именно со своими. Однако тут же вызывает сомнение и другое: ведь противник может знать и отзыв на пароль.
Земля не отвечает. Воронин теперь запрашивает КП, для проверки связи. Тоже молчание. Назад? А "юнкерсы"? Ведь был приказ наперехват?.. Комэск еще раз пристально осматривает небо на западе - и никаких "юнкерсов", кроме пары "мессершмиттов", подозрительно вертящихся невдалеке от нашей группы. Назад! Скорее назад! Скорее назад! Бомбардировщики могут быть уже у Черновиц.
А земля молчит. Это зловещее молчание пугает. "Неужели я выполнил команду врага? - в отчаянии подумал Воронин. Но тут же взял себя в руки, - а не зря ли я тревожусь? Может быть, отказала связь па пункте наведения?"
Но вот в чистом небе стали заметны белые хлопья. Они густеют, множатся. Это наши зенитки бьют по противнику. Сомнения нет - группе подавал команды враг. Он специально отвлек внимание наших истребителей от "юнкерсов" и теперь хочет нанести удар по переправам или же по городу.
Злость н досада заполняют душу капитана Воронина. Он уже не ищет связи с землей, а впереди своей группы мчится к зенитным разрывам: там должен быть противник.
- Внимательно смотрите за воздухом! - напоминает он летчикам и, видя, что те изрядно отстали, приказывает: - Подтянуться!
Наконец вдали показались Черновицы. А южнее, со стороны Карпат, где небо буквально рябит от зенитных разрывов, идет плотный строй самолетов. Они намного выше наших "яков", причем это не "юнкерсы" и не "хейнкели", а "Фокке-Вульфы-190". Эти истребители фашисты стали использовать и в качестве пикирующих бомбардировщиков.
"Яки" устремляются наперерез "фоккерам". Их немного - всего с десяток. Но и этого достаточно, чтобы натворить бед на переправах. Наши истребители быстро набирают высоту, торопятся. Но чем ближе "фоккеры", тем яснее становится, что "яки" опоздали. Совсем на немного, но противник отбомбится раньше, чем наши пилоты смогут догнать его. Вот что значит радиодиверсия!
К сожалению, оставалась только одна возможность: перехватить противника на пикировании и помешать ему прицельно сбросить бомбы. Но враг для своей безопасности может попытаться это сделать и с горизонтального полета. Воронин мгновенно принимает решение обстрелять "фоккеров" с дальней дистанции. Петр подает команду - и вот летчики, одновременно приподняв носы своих истребителей, открывают огонь километров с двух-трех. Разноцветные трассы, изгибаясь по параболе, устремляются наперерез фашистским истребителям. Те поспешно сбрасывают бомбы. Значит, враг сбросил свой смертоносный груз на город из расчета, что промахнуться по такой большой площади вряд ли возможно. Но нет. Черное облако разрывов стелется у самой реки. Теперь сомнений нет, бомбы рвутся близ одной из переправ. Вот уже и видно: там, внизу, сверкает огонь, заметались столбы дыма, земли, воды… Южный берег и часть наведенного моста заволокло копотью. Но как только рассеялась плотная завеса дыма, летчики вздохнули с облегчением: обе переправы работали нормально.
ТРИДЦАТЬ ВТОРОЙ СНАРЯД
Перед рассветом ночь до того сгустилась, что на новом аэродроме летчики не сразу нашли землянку командного пункта. Спускаясь по ее крутым ступенькам, Лазарев ударяется головой о косяк и недовольно ворчит:
- Не могли уж повыше сделать, ну и мастера!
- Не надо на ходу спать, - шутит начальник оперативного отдела полка капитан Плясун, расстилая на столе оперативную карту с нанесенной на нее обстановкой на фронте.
Пилоты обступают стол и с интересом рассматривают красные и синие линии. Севернее аэродрома, километрах в тридцати, - Тернополь, обведенный красным кружком. Из него фашисты рвутся на запад, на соединение со своими войсками, попавшими в окружение в этом районе. На юго-восток от аэродрома, в районе Каменец-Подольского, - другое овальное кольцо, значительно больше первого, диаметром 50- 70 километров . Это окруженная 1-я танковая армия противника. Лазарев протянул ладонь к колечку:
- А если оно покатится сюда, на запад?
Начальник оперативного отделения, видимо, о такой возможности уже думал: