В 1553 г. попал в опалу, а в 1560 г. добровольно удалился в Кирилло-Белозерский монастырь; затем в 1560/61 г. был сослан в Соловецкий монастырь, где и умер до 1578 г. (См.: Зимин А.А.И.С. Пересветов и его современники. М., 1958. С. 49.)
[xvi] В другой рукописи - "Антонов огонь".
[xvii] Алексей Федорович Адашев происходил из зажиточного рода костромских Дворян. Многие годы работал в государственном аппарате, сначала был постельничим царя, затем заведовал приемом челобитных. С деятельностью Адашева связаны земские реформы 1540-1550-х гг. Он же возглавил работу по составлению Разрядной книги и Государева родословца, редактировал "Летописец начала царства". В 1555 г. пожалован в околышчьи. Руководил также процессом присоединения Казани и Астрахани; вел дипломатические переговоры при подготовке Ливонской войны. Был воеводой Большого полка в походе против крымцев в 1559 г. ав 1560 г. качестве второго воеводы принимал участие в походе князя А. Курбского.
А.Н. Ясинский приводит документ, из которого видно, что Иван IV возложил Алексея Адашева большие полномочия и надеялся на его справедливость и бескорыстие. "Поручаю тебе, - сказано в этом документе, - принимать челобитные бедных и обиженных. Рассматривая их внимательно, не бойся сильных и славных, похитивших почести и своим насилием губящих бедных и немощных; не смотри на ложные доносы и слезы бедных, клевещущих иногда на богатых, из желания справедливо осудить богатого и выставить себя правыми; но рассматривай все старательно, доводи до нас истину, боясь только суда Божия, назначай судей правых из бояр и вельмож". (См.: Собрание государственных грамот и договоров. Т. 11 № 37. Цит. по: Ясинский А.Н. Сочинения князя Курбского как исторический и точник. С. 125.)
В 1560 г. А. Адашева постигла опала в г. Феллине, где он как воевода участвовал в боевых действиях в Ливонской войне вместе с братом Д. Адашевым. Царь обвинил А. Адашева в том, что последний "снял" с него всякую власть и вместе Сильвестром управлял государством. "Адашев был обвинен заочно, без объявления в лицо мотивов опалы, что было противно всем обычаям службы в думных и вообще в высших чинах двора". (См.: Веселовский С.Б.Исследования по истории опричнины. С. 106, 285, 354.) Умер А. Адашев в Юрьеве (ныне Дерпт. - Н.Э.) в заточении. (См.: Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники. С. 141.)
ГЛАВА II. ПОКОРЕНИЕ КАЗАНИ (1552)
Военные успехи. Поход на Казань. Основание Свияжска. Нашествие крымского хана. Битва Курбского с татарами под Тулой. Поход на Казань. Трудности пути. Прибытие в Свияжск. Местоположение Казани. Первая битва. Осада города. Курбский с товарищем начальник полка правой руки. Устройство шанцев. Вылазки казанцев. Стрельба по городу. Хитрость казанского царя. Тяжелое положение русских. Военный совет. Победа князя Александра Горбатого. Ярость казанцев. Взятие Арского города. Колдовство. Дерево спасенное. Взрыв тайника. Постройка высокой башни. Штурм Казани. Взрыв подкопа. Приступ. Родной брат - первый на стене. Татары уступают. Мародеры. На Тезицком рве. Помощь усталым воинам. Y мечети вблизи царского двора и в царском дворе. Жены в прекрасно украшенных одеяниях. У нижних ворот. Выдача царя Идигера. Остаток татарского войска вышел на широкое поле на последний бой. Доблесть братьев Курбских
Русские земаи часто подвергались набегам и опустошениям грозных измаильтянских (здесь татарских. - Н.З.) царей перекопских и казанских, а также князей ногайских. С Божьей помощью русское воинство побеждало татар и даже сумело расширить за несколько лет свои владения на те места, что и прежде были русскими, но затем там были поставлены татарские зимовища; теперь же кони русских воинов напились из рек Танаиса (Дон) и Куалы (по славянски - Медведица[i]) и прочих, и города свои здесь поставили.
Царь с Божеской помощью и покровительством решил пойти на гордого своего врага - царя казанского. Собрал он большое и храброе войско и сам возглавия его (царь наш не хотел, подобно западным царям, проводить ночи над картами и прочими бесовскими развлечениями) и выступил на Казань в лютую зиму, но не сумел взять город сразу и отступил[ii]. Укрепив свое воинство (совместно с советниками своими) и изучив расположение города, в одно лето выстроили на подступах к Казани на реке Свияге, за четверть мили от Волги, а от Казани миль за пять, прекрасный новый город - Свияжск[iii].
В то же лето, отправив стенобитные орудия по Волге, царь Иоанн решил пойти сухим путем, но получил извести о нашествии на его царство перекопского царя, предшествующее этому походу. Поэтому казанский поход был отложен, и Иоанн с большей частью войска и с орудиями вышел против перекопского царя и стал на Оке, расположив; вдоль нее все свои войска, а другую часть войска поставил по другим городам на этой же реке и повелел выведать; все о перекопском царе, ибо неизвестно было, в каком месте он выйдет на бой. Перекопский царь, проведав о том, что великий князь с воинством стоит против него, повернул вспять и окружил каменный город Тулу, что в шестидесяти милях от Коломны, где находился великий князь со своим войском, ожидая татар, а нас он послал разведывать намерения перекопцев и держать оборону, и было с нами войска пятьдесят тысяч. Мы переправились через Оку с большим трудом и за один день прошли около тридцати миль, подойдя вечером к месту расположения перекопской стражи - приблизительно в полутора милях от Тулы[iv]. Стража донесла перекопскому царю о большом христианском войске, полагая, что и сам русский царь пришел со всем своим воинством. Перекопский царь, услышав такое известие, в ту же ночь отошел миль за восемь в дикое поле, переправился через три реки, потопил часть орудий и некоторые ядра и снаряжения, отогнал верблюдов и войско, ибо в течение двух дней он хотел воевать и стоял под городом, а на третий побежал.
Встав рано поутру, мы подошли к городу (Туле. - Н.Э.), к тем местам, где стояли его шатры. Треть татарского войска находилась на подступах и шла к городу, надеясь найти там своего царя. Когда же они осмотрелись и увидели нас, то ополчились против нас. Мы сошлись с ними и бились два с половиной дня, с Божьей помощью побили басурман так, что мало их осталось и они едва сумели донести весть в Орду. Б этой битве и я сам получил тяжкие раны в голову и в другие части тела. Когда же мы возвратились к царю с пресветлой победой, то он предоставил уставшему войску восемь дней отдыха. Через восемь дней царь во главе всего своего воинства вновь начал поход на Казань, пришел в город Муром, лежащий на границе с Казанским царством, откуда через дикое поле за месяц подошел к новому городу, поставленному на реке Свияге, где его ждало воинство с орудиями и с большими припасами, приплывшее Волгой. А нас тогда послал с тридцатитысячным войском через Рязанскую и Мещерскую земли в мордовские края. За три дня мы прошли мордовские леса, пересекли великое дикое поле и шли от него по правой руке царева войска на расстоянии пяти дней конного пути от него, заслоняя таким образом царское войско от заволжских татар (ибо царь опасался нападения ногайских княжат). В течение пяти недель, претерпевая голод и большую нужду, мы дошли до великой реки Суры и устья речки Барыша[v], куда должно было прийти великое царское войско. Там мы наелись сухого хлеба со многою сладостью и благодарением, часть которого купили, а другую получили от родных, приятелей и друзей, и нам его хватило на девять дней, а далее Господь Бог насыщал войско рыбой и зверем, которых в тех реках и пустынных полях было великое множество.
Когда же мы переправились через реку Суру, то Черемиса Горняя[vi], называемая Чувашией, народ особый, встретил нас своим воинством, разнаряженным по пять сотен и по тысяче, как бы радуясь цареву пришествию: так как в их земле поставлен был чудесный город на реке Свияге. И от той реки мы шли с войском восемь дней дикими полями, дубравами и лесами. Земля у чувашей населена мало, и села поставлены у них при крепостях и незаметны даже для тех, кто находится поблизости тех сея. Здесь мы также добыли хлеба и купили мяса. Платили дорогую цену, но, изнемогая от голода, мы и за это были благодарны. Черемисский хлеб был сладок и казался лучше драгоценных калачей, а о малвазии и любимых напитках с марципанами там и не вспоминали. Мы были рады тому, что воюем за отечество и правую веру христианскую против врагов Христовых вместе со своим царем, и это наполняло нас радостью и благодарностью, и не ведали мы никакой нужды, а только гордились друг перед другом подвигами и уповали на помощь Божию.
Когда мы пришли к новопоставленному городу на Свияге, воистину прекрасному, на встречу с царем выехали гетманы[vii] городские и те, что пришли с орудиями и с многочисленным воинством, устроенным по чину в полки и имеющим приблизительно пятнадцать тысяч конного войска и множество пешего; а также из варварских новопокорившихся царю народов, живущих близ Свияжска, было составлено четырехтысячное войско (хотели они или не хотели, но покорились). И была там радость великая по поводу здоровья ца-ря, пришедшего со множеством воинов, и по случаю победами, одержанной над крымским царем (поскольку весьма беспокоились ранее о возможной помощи крымцев Казани), и поставлению великого города Свияжска. Мы приехали будто к себе домой после долгого и трудного пути. По Волге нам привезли множество домов на больших кораблях, ли не каждому, а также прибыло тем же путем бесчисленное множество купцов с различными живностями и многим товарами, и было все, чего бы душа ни захотела (только нечистоты там купить было невозможно).
Отдохнув три дня, войско начало переправляться через великую реку Волгу и окончило переправу в два дня. Н третий день двинувшись в путь, прошли четыре мили в три дня, ибо там множество впадающих в Волгу рек. Переправлялись через мосты и гати, указанные нам казанцами. На четвертый день вышли на великие, просторные, гладкие и веселые луга, против города Казани, расположив войско по реке Волге. От этих лугов до самой Казани миля, ибо стоит тот город не на Волге, а на реке, называемой Казань, по имени которой наречен был и сам город. Расположен он на великой горе, хорошо виден с Волги и находится на равном расстоянии от Ногайской страны, и от Камы-реки, и от Арского поля. Отдохнувши один день, разгрузили орудияс кораблей, которые поставили перед полками. На другой день рано под Божественную литургию поднялось все войско с царем своим и, развернув хоругви христианские и со многим благочинием, в большом порядке пошли к городу на своих врагов. Город будто бы был пустым, и не видно было ни одного человека, и не слышно ни единого голоса, так что многим неискушенным казалось, что все воинство вместе с их царем убежало от страха великого в леса.
Когда же подошли ближе, то увидели, что город Казань был хорошо укреплен: к востоку от него Казань-река, а к западу - Булак-речка, тинистая и непроходимая, впадающая в Казань-реку, вытекает же та речка из озера Кабана, довольно большого по величине, и если переправиться через нее, то в полуверсте, между озером и Арским полем, находится гора, сразу и не различимая, но весьма трудная для восхождения. А от той реки отходит глубокий ров, доходящий до озерка Поганого, расположенного под самой Казанью-рекою. Над рекой же такая гора высокая, что невозможно даже ее взором охватить, и на ней стоит сам город Казань; а в нем палаты царские, мечети высокие каменные, где захоронены их умершие цари, числом пять, как мне помнится.
Наступление начали тремя полками, которым было велено переправиться через речку Булак, наведя через нее мост. Передний полк представлял собою избранное войско числом в семь тысяч под командованием храбрых ярославских князей Юрия Пронского и Федора Львова[viii]. Они должны были одолеть гору и выйти на Арское поле, оказавшись от городских ворот на расстоянии, в два раза превышающем дальность полета стрелы, выпущенной из лука. Другой же великий полк только начал переправляться через реку по мосту когда царь казанский выпустил пятитысячное конное войско из города и десятитысячное пешее прямо на первый полк. Конники были с копьями, а пешие - со стрелами. Они ударили на христиан, когда те одолели половину горы, и прервали наступление в тот момент, когда наши полководцы почти взошли на гору. Сражение было крепкое и сеча великая. Потом подоспели другие полководцы с пешими стрельцами, вооруженными ружьями, и смяли басурман - и конных и пеших, - и преследовали их до самых городских ворот, и захватили живьем десять человек в плен.
Тогда же, в час сражения, с городских стрельниц была открыта огненная стрельба, однако она не повлияла на исход битвы, ибо Божье благословение сопутствовало православному русскому войску.
Город был окружен и все пути и проезды перекрыты, и никто не смог ни войти в город, ни выйти из него. Тогда же татарский авангардный полк (яртуал у них называется) пошел на Арское поле, а другой полк, в котором был царь Шигалей и иные великие татарские воеводы, залег на путях от Ногайской страны к городу.
Мне же тогда с моим товарищем поручили устроить полк правой руки. Я был тогда молод, мне едва минуло двадцать четыре года, но я получил свои чины, благодаря Христу, по достоинству, восходя к ним по военным степеням. В нашем полку было двадцать тысяч пеших стрельцов и около шести тысяч казаков. Нам было приказано построить полк за Казанью-рекой, мы и заняли позиции на этой реке таким образом, что одна часть расположилась выше города, а другая - у моста по Галицкой дороге по той же реке, но уже ниже города, перекрывая все пути к Черемисе Луговой.
Таким образом, войско наше оказалось на луговой равнине, между великими болотами, а на большой дороге, прямо перед нами на великой горе - город Казань. Нам пришлось опасаться огненной стрельбы со стороны города, а сзади, из лесов - черемисских набегов. Другие наши полки стояли между реками Казань и Булак по эту сторону Волги.
Сам же царь с вольным отрядом и множеством воинов, подойдя с Волги, стал от Казани за версту или немного больше на пригорке. Таким образом весь город басурманский был окружен. Царь казанский затворился в городе с тридцатью тысячами избранных воинов, с вельможами духовными и светскими и со всем своим двором. Другая половина его войска была поставлена за городом, в лесах, и к ним прислал на подмогу ногайский властитель около двух тысяч воинов.
Рядом с этим местом наше воинство в течение трех дней рыло шанцы[ix], увидя это, басурмане начали нас обстреливать из города, а кроме того, отдельные татарские воины выходили из ворот и завязывали рукопашный бой; в результате с обеих сторон были большие потери, но христиан пале меньше, нежели басурман, и это было воспринято как новый знак Божественного милосердия христианам, что придало храбрости нашим воинам. Когда же выросли хорошие и крепкие шанцы, а стрельцы и командиры закопались вземлю, то стрельба и вылазки из города стали не страшны.
И тогда поставили басурмане великие и средние орудия огненного боя близ города, которые верхом стреляют[x], и помнится мне, что и таких орудий, великих и средних, было полтораста, за всеми шанцами, и поставлены они были co всех сторон города с расстоянием в полторы сажени между ними, кроме этого, многие полковые орудия (мортиры) размещались у царских шатров.
Когда же начали наши бить со всех сторон по стенам города, то сумели подавить стрельбу из самого города, то есть не дали им стрелять из великих орудий на войско христианское, и остались у них только гаковичные ручничные[xi] ору-1 дня, но и от них было много потерь в христианском войске и в людях и в конях. К тому же царь казанский изобрел одну хитрость против нас. И какову же? А вот такую. По совету со своим войском, которое было оставлено вне города, в лесах, он договорился о подаче знака (на их языке - ясака): в тот момент, когда на вершине крепости или на высоком месте в городе будет развеваться их великая басурманская хоругвь, тогда одновременно (а это довелось нам испытать) грозно и быстро из лесов ударят по нашим полкам, и тогда же раскроются все ворота города Казани и оттуда также выедут и выйдут басурмане на наши шанцы, да так храбро и жестоко, что даже удивительно для их веры. Царевы карачи[xii] враз вышли из ворот, а с ними десять тысяч войска ударили на те шанцы, где были великие орудия спрятаны, и завязалась злая и жестокая сеча, и басурмане всех наших отогнали далеко от тех орудий, но с Божьей помощью подоспела шляхта Муромского уезда, так как поблизости от тех мест были их станы, и среди той шляхты были храбрые и мужественные люди, издавна связанные с русскими родами. Всеми силами они ударили на карачей и принудили их отступить до самых городских ворот, многие из них были побиты и посечены, и не столько побито было, сколько подавилось народа в тех воротах из-за тесноты, многих взяли живыми в плен. В других воротах также была битва, но не столь жестокая.
Три недели непрерывно шли бои, так что войско не успевало даже поесть вовремя. Но Бог не оставлял нас своим покровительством, и с Его помощью воины храбро сражались: пешие с пешими, с теми, которые выходили из города; конники с конными, с теми, что из леса выезжали, и к тому же и орудия наши великие с железными ядрами, развернутые от города, стреляли на те полки басурманские, что выезжали из леса. Хуже всех от тех набегов из лесов приходилось тем полкам христианским, которые стояли на Арском поле, да и нам, на Галицкой дороге, что шла от Луговой Черемисы. То же войско, которое во главе с царем стояло в стороне от Волги под Казанью за Булаком, не так страдало от внешних нападений, его беспокоили только частые вылазки из города, особенно тех воинов, которые стояли под стенами города при орудиях. Много приносили ущерба нам басурманские полки во время пастьбы коней; ротмистры, стоящие в охране со своими полками, не могли их везде защищать от басурманских хитростей и наглости и от их внезапных и быстрых наездов, причинявших большой урон, так что даже и описать по порядку не могу, сколько было убито и ранено.
Царь казанский видел, как изнемогло христианское войско, особенно то, что у самых городских стен пришанцовалось[xiii], ибо оно терпело частые нападения как от вылазок из города, так и от наездов из лесов, кроме того, воины не ели досыта и почти все ночи пребывали без сна, охраняя орудия больше жизни и своей чести. Уразумев всю сложность положения русского войска, царь басурманский участил вылазки из города и наезды из лесов.