Китай, Россия и Всечеловек - Григорьева Татьяна Петровна 8 стр.


Его главное стремление – самопознание через узнавание другого, чтобы разрозненное веками могло встретиться, – не подражание, а распознание Единого: "Знакомство с духовностью Востока должно быть для нас не более чем символическим выражением того, что мы вступаем в контакт с действующими в нас самих силами, которые все еще остаются нам чуждыми. Отказ от собственной истории был бы чистым безумием и прямой дорогой к тому, чтобы в очередной раз оказаться оторванным от своих корней. Только обретя устойчивость на собственной почве, мы можем усвоить дух Востока". [105] (Разве это не согласуется с тем, к чему взывает 64-я гексаграмма И цзина?)

Фактически Юнг подтверждает универсальность закона "Одно во всем и все в Одном". Но это не то же самое, что "все во всем". Этот тип связи свидетельствует о двух планах Бытия: небесном и земном, вечном и временном, неявленном и явленном. И это чувство "как бы двойного бытия" близко философии и поэзии России, как у Тютчева: "Все во мне, и я во всем", но не близко обыденному сознанию. Сингулярная модель мира недоступна методу анализа и синтеза, методу "объективации". Все центрировано и потому одухотворено. Сингулярности сущего соответствует логика Целого, полноты непроявленного мира. Представление об истинно-сущем обусловил метод познания. Говоря словами китайского философа Чжу Си (1130–1200): "У человека есть духовное знание его сердца, у вещей Поднебесной – их закон (ли)… Когда усилия будут приложены… все в вещах – их лицевая сторона и обратная, тонкое в них и грубое, – все, как озаренное светом, станет ясным для нашего сердца". (И это "сердечное знание" предпочтительнее для русской философии.) О логике Целого или Небытия позволяет судить и традиционное искусство японцев, такое как чайная церемония или трехстишия, поэзия хайку, и не только, судя по стихам современной поэтессы Румико Коро:

В этом дереве

Есть дерево Небытия;

Его ветви колышатся от ветра.

В полоске синего неба

Есть полоска Небытия,

Ее пересекает птица.

В лике женщины

Есть лик Небытия,

В нем сочится живая кровь.

В этом городе есть город Небытия,

Его площадь шумит, как обычно

("Дерево").

И разве не близко это прикасание к невидимому миру русскому сердцу: "…перед лицом небытия – все явления братья. Мы не решились бы заставить атом поклоняться Богу, если бы это не было в его природе. Но, ощущая себя явлениями среди явлений, мы становимся причастны мировому ритму, принимаем его воздействие на нас и, в свою очередь, воздействуем сами". Это Николай Гумилев. [106] Единичное открывается как Единое, видимое как присутствие Невидимого. "Свобода невыводима из бытия, свобода вкоренена в ничто, в небытие". [107] Бердяев, выдворенный темными из России, не только не потерял веру в человека, но и этих темных имел в виду, говоря, что "личность последнего из людей, несущая в себе образ высшего бытия, не может быть средством". Верил, что история послана человеку во испытание, искупление грехов и ее конец означает "новое небо и новую землю". Философов России объединяла вера в Божественный Промысел: "История мира – это органический процесс, и, как бы зло ни торжествовало в промежуточных фазах его, конец, к которому придет он, – будет окончательной, полной и вечной победой Добра". [108]

Здесь "все пути сходятся". Сказано: "И познаете истину, и истина сделает вас свободными. Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: "сделаетесь свободными"?

Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха" (Ин., 8, 32–34).

И что же? Прошло две тысячи лет, и не познали истину, и не стали свободными; поклоняются идолам и враждуют друг с другом до изнеможения. Великие души, ищущие правду, несут на себе гнет их страданий: "Мы устроили всю свою жизнь на тех самых основах, которые Он отрицает, не хотим понять Его учения в его простом и прямом смысле и уверяем себя и других, что мы исповедуем Его учение". [109] Грешный, не искупивший своей вины человек не может быть свободным, сколько бы ни обольщался на этот счет. И в этом едины все мировые религии: лишь чистая душа, сердечный разум могут быть свободны. Когда возрастет человек нравственно, тогда и войдет в Разум. Освободившись от самости, найдет свое истинное Я и станет един с другими. "Истина дается лишь свободе… духовный мир есть царство индивидуального, единичного, личного, царство свободы", – не устает повторять Бердяев. [110]

Итак, лишь свободной душе доступна Истина. Вне свободы ничто состояться не может. Всякая зависимость, даже от высоких идей, благих намерений, оборачивается несвободой; даже от "Книги Перемен": слепое следование, зацикленность на ней противоречит ее духу, ибо противоречит Пути. Наверное, когда в самом человеке не будет противостоять то, что дано ему во спасение: левое и правое, разум и чувство, – будет разумное сердце и умное чувство, – тогда и достигнет человек того, что обещано ему двумя первыми гексаграммами И цзина: великому Творчеству предназначено великое Исполнение. А еще проще сказал об этом Лев Толстой: "…самое короткое выражение смысла жизни такое: мир движется, совершенствуется; задача человека участвовать в этом движении и подчиняться и содействовать ему". [111] Этому и учит "Книга Перемен".

30 января 2003

Махаяна и китайские учения

Попытка сопоставления

Чем объяснить беспрепятственное вхождение буддизма Махаяны в сознание китайцев (с I в.) и японцев (с VI в.)? Не адаптировалось же христианство в Китае и Японии. Видимо, не только "открытостью" учения. Может быть, буддизм накладывался на уже существовавшую в Китае структуру мышления, о которой мы можем судить по древним памятникам, прежде всего И цзину, сочинениям даосов: Лао-цзы "Дао дэ цзин"; Чжуан-цзы (396–286 гг. до н. э.); Конфуция (551–479 гг. до н. э.) "Лунь юй", "Чжун-юн".

Точка зрения, что Махаяна и древние китайские учения близки по духу, не нова. По мнению комментатора И цзина (а по признанию восточных исследователей, именно в И цзине берут начало и конфуцианство, и даосизм) Чжан Сюэ-чэна (1738–1801) – "Только буддизм, генетически не связанный с китайской традицией, обладающий вполне самостоятельной терминологией, все же в основном исходит из учения "Книги Перемен" и не расходится со словами совершенномудрых" (18, 60). В Китае и в Японии бывали времена, когда буддизм подвергался гонениям. Например, в Японии XVII века государственной идеологией было объявлено неоконфуцианство в толковании Чжу Си (1130–1200), и у буддизма появилось немало противников. Но объявить традиционное учение вне закона – не значит изъять его из сознания.

Еще в древние времена такие японские буддисты, как Кукай (774–835), говорили, что между Буддой, Лао-цзы и Конфуцием нет коренного различия. Об этом писали и дзэнский мастер Кэйан (1427–1505) в предисловии к комментарию Чжу Си на "Великое учение", и в XVI веке

Исё Токуан, и просветитель эпохи Мэйдзи (1868–1912) Накамура Ма-санао. Все они находили во взглядах Лао-цзы, Конфуция и Будды проявление одной и той же сущности.

Опубликованные в 1972 году воспоминания Н. И. Конрада свидетельствуют, насколько европейски образованному человеку трудно представить единосущность таких учений, как даосизм и конфуцианство. "Учитель Тэммин сказал: "Есть четверо – и больше никого. Есть четверо великих: Кун-цзы, Мэн-цзы, Лао-цзы, Чжуан-цзы"". Разве можно говорить о Конфуции и Лао-цзы рядом? Ведь это – полярно противоположные явления…

Ответ краток: "Кун-цзы и Лао-цзы – одно и то же… Только сначала И цзин… Великий И цзин – в нем высшее" (7, 152).

Полярно противоположные явления! Если бы своеобразие способа рассмотрения вещей было осознано, не было бы необходимости в предлагаемой статье. Но синологи до сих пор склонны противопоставлять даосизм и конфуцианство, что отражает, по-моему, не столько истинное положение вещей, сколько характер мышления, привыкшего одно противопоставлять другому и не привыкшего принимать во внимание существование разных мировоззрений. Например, согласно буддийскому учению, праджня - "безусловное знание", виджняна - "условное", или "опытное знание", авидъя - "незнание". То, что истинно на одном уровне, ложно на другом. Одно дело вести речь о китайских учениях, как они изложены в первоисточниках, другое дело – о тех же учениях, возведенных в ранг официальной, государственной идеологии. [112]

В понимании абсолюта (истинно-сущего - в буддизме; тайцзи, дао - в китайских учениях) отразилось представление о мире как целом, не в смысле едином (единство предполагает множественность) [113] , а в смысле – недуальном, однобытийном, нерасщепленном на противоположности. И античный мыслитель Плотин мог сказать: "Стремление выбирать между противоположностями обнаруживает неспособность оставаться на уровне высшего совершенства" (Эннеады). Но тому же Плотину принадлежат слова: "Ведь невозможно же быть всему во всем" (3, 544). (Способ рассмотрения вещей в китайских учениях: "Одно во всем, и все в Одном".)

С точки зрения западного человека, целое это единица – 1, в основе мышления лежит идея "бытия" ("есть" – 1): "Есть бытие, а небытия вовсе нету; здесь достоверности путь, и к истине он приближает" (Парменид. О природе, 3, 295). "Бытие, которое существует, необходимо; и, поскольку оно существует необходимо, тем самым хорошо, и в этом смысле является началом" (Аристотель, 3, 421). По Аристотелю, "единое бытие" уже есть целое; истинное знание – созерцание вечного и неизменного бытия.

Существовал в античной мысли и противоположный взгляд на "небытие" как на другую форму бытия (от Платона до Гегеля), и все же преобладало негативное к нему отношение, унаследованное XX веком: ничто, причастное бытию, "хотя и не принимает статуса сущего, а имеет своею сущностью уничтожение, является "уничтожительной активностью"" (Хайдеггер, см. 16), что противоположно пониманию Небытия в Махаяне.

С точки зрения Махаяны (в частности, школы мадхьямиков) целое – это ноль. В основе буддийского мышления лежит идея "небытия" ("не-есть" – 0). Ноль – это ничто и все, пустота и полнота, небытие и бытие, недуальный мир. И графически ноль, круг – 0 – соответствует целому.

Еще в ту пору, когда складывался Ветхий Завет, обнаружилось стремление разделять небо и землю, свет и тьму, человека и природу. "Вначале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы" (Бытие I, 1–4). Во времена ранней античности Гомер раздвинул небо и землю: и Атлант "надзор за столбами имеет: между Землею и Небом стоят они, их раздвигая" (Одиссея, I, 53–54). Сознание отторгнуло Небо от Земли, Свет от Тьмы. Не отсюда ли берут начало принцип дихотомии и представление о целом как единице? Бог единосущен, абсолютно чист – чистое бытие (все нечистое оставлено дьяволу) [114] , абсолютно прозрачен – один свет. "И вот благовестив, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы" (Новый Завет. Первое послание Иоанна, гл. 1,5); одно добро – "добро в его завершенности", по Фоме Аквинскому.

Не эта ли склонность ума проявилась и в аристотелевской сущности?

"Мы утверждаем поэтому, что Бог есть живое существо, вечное, наилучшее… существует некоторая сущность вечная, неподвижная и отделенная от чувственных вещей… она не имеет частей и неделима" (Аристотель, 3, 421–422) – самотождественная чистая сущность вседвижущего и неподвижного перводвигателя.

"Главной особенностью сущности является, по-видимому, то, что, будучи тождественной и единой по числу, она может получать противоположные определения. По отношению к остальному – всюду, где мы не имеем сущностей, – нельзя было бы указать на что-нибудь подобное, что, будучи единым по числу, способно принимать противоположные определения; так, цвет, единый и тождественный по числу, не может быть белым и черным; равным образом то же самое действие, единое по числу, не будет плохим и хорошим" (Аристотель, 3, 433).

Христианский Бог – единосущен, единая божественная сущность имеет внутри себя три ипостаси, триедин (Троица тождественна единице). [115]

Разъятие света и тьмы [116] , неба и земли, сущности и явления сопряжено с дуальной моделью мира. Сохраняясь веками в глубинах сознания, она вела к антиномии "природы" и "благодати", природы и человека, духа и плоти, чувства и разума, добра и зла. Абсолютная чистота, идеальность, недосягаемость Бога. В самом термине "теология", соединившем библейский "Иерусалим" и платоновско-аристотелевские "Афины", непостижимость "слова Божьего", "истины откровения" и попытка их рационального толкования – "Логос".

Бог стоит вне мира и как его создатель. Творец-субъект, в противоположность буддизму и китайским учениям, согласно которым мир развивается спонтанно, из самого себя или выплывает из Небытия. Сознание стало делить мир на субъекты и объекты и, следуя собственной логике, само превратилось в объект.

Разное понимание абсолюта не могло не привести к расхождению в системах мышления антично-христианского и буддийского мира. Представление об абсолюте как надприродной сущности развело пределы того и этого мира, мира небесного и земного, потустороннего и посюстороннего. [117]

Согласно взглядам древних китайцев, тайцзи (Великий предел) содержит в потенции и чистые, легкие ян-ци, которые, поднимаясь кверху, образуют небо, и нечистые, тяжелые инь-ци, которые, опускаясь вниз, образуют землю. (Хотя впервые термин тайцзи появляется в одном из "десяти крыльев", древнем и наиболее авторитетном комментарии к И цзину – "Сицычжуань", идея "неизменного в изменчивом" заключена в самой пиктограмме иероглифа и ("перемены"): наверху – солнце, внизу – луна; постоянство – в их двуединой природе, в круговороте инь-ян .) [118]

Как сказано в древнем комментарии "Шогуа-чжуань": "Когда совершенномудрые создавали [учение о] Переменах, они имели целью согласоваться с закономерностями сущности [человека и его] судьбы. И вот они установили Путь неба, а именно: Тьма и Свет; они установили Путь Земли, а именно: Податливость и Напряжение; они установили Путь человека, а именно: Любовь (жэнь) и Долг (и). Они сочетали эти три потенции и сочли их двойными" (18, 105).

Луна – темное начало – инь (изображается в И цзине прерванной чертой) олицетворяет холод, покой, податливость и т. д. Солнце – светлое начало – ян (целая черта) олицетворяет тепло, движение, напряжение. [119]

В древнем комментарии говорится: "Небо и земля не связаны: это упадок" (18, 106).

Тайцзи фактически означает вселенский закон меры, "центр круга", удерживающий мир в равновесии. Тайцзи – "понятие, занимающее место посредника между неизменным и изменчивым" (18, 40). Это то, в чем инь-ян, тьма-свет не проявились. Как говорил Чжу Си: "И понял я Предел Великий: в нем обе Формы коренятся" (18, 150). Или древний комментатор Чжэн Сюань: "Система изменчивости [И цзина] как круг универсальна и лишена всякой неполноты" (18, 64), в и ("перемены") "совмещаются исключающие друг друга идеи изменчивости и неизменности" [120] (18, 60). В понимании неразъемлемости, неизбежной чередуемости "противоположностей" (инь-ян) – одна из особенностей метода мышления древних китайцев, который называют иногда "парадоксальным". Другая – в необособленности абсолюта: он существует не сам по себе, а в вещах [121] .

Итак, согласно китайским учениям, абсолют недуален, "в нем обе формы коренятся", противоположности интравертны, завернуты вовнутрь (наподобие зародыша). Не случайно графически инь-ян изображаются в пределах круга как две изогнутые половины, готовые перейти одна в другую. Темная точка на светлой половине и светлая – на темной свидетельствуют о том, что в инь заложена потенция ян, а в ян – потенция инь, что они суть целое. Два начала присутствуют во всем, внутренне присущи любому предмету-явлению (последние не разделялись: предмет есть также и процесс), поэтому предметы для своего развития не нуждались во внешнем воздействии (источник движения внутри – во взаимодействии инь-ян). Такое представление об абсолюте держалось на полном доверии Природе.

Построения китайской философии, как правило, связывались с явлениями природы (произрастание растений, смена времен года, убывание и нарастание света и тьмы). Тайцзи приводит к взаимодействию инь-ян, последнее творит все вещи. Тайцзи вездесуще; порождая инь-ян, присутствует внутри них. Таким образом, абсолют – ноль и в том отношении, что не существует сам по себе, отдельно от того, чему он дает жизнь, от феноменального мира, – пребывает в самих вещах. "Шунья подобна нулю, потому что не имеет собственной абсолютной ценности, имеет ценность только в зависимости от позиции в системе. [122] Математическое понятие ноля настолько точно совпадает с учением Нагараджуны о шуньяте, что начинаешь сомневаться: действительно ли он выработал этот термин под влиянием математиков. Можно бы предложить понятие "нулевости" как наиболее подходящий перевод шуньяты, если не бояться впасть в грех неологизма" (21, 152).

Ноль – шунья [123] – небытие, или потенция бытия. В нем уже все заложено: то, чему приходит время появиться, появляется, то, чему приходит время уйти, уходит [124] , но все уже есть, и потому о нем можно иметь представление. "Не – есть" значит лишь невыявленное, неставшее, пребывающее в небытии. "Существует, о монахи, нерожденное, неставшее, несделанное, неоформленное" (Udana). Все появляется из небытия и в небытие возвращается. Буддизм представляет "картину мира как волнующегося океана, в котором, как волны из глубины, постоянно откуда-то выкатываются отдельные элементы жизни" (17, 28). Согласно И цзину, в отношениях инь-ян "проявляется мировое движение как ритм; благодаря ритму ставшее и еще не наступившее объединяются в одну систему, по которой будущее уже существует и в настоящем, как "ростки" наступающих событий" (18, 147). Это позволило комментатору Чэн И-чуаню (1033–1107) сказать: ",И" – "перемены" – это изменчивость, в которой мы меняемся в соответствии с временем, для того чтобы следовать Пути мирового развития. Книга эта столь широка и всеобъемлюща, что через нее мы надеемся встать в правильное отношение к законам нашей сущности и судьбы, проникнуть во все причины явного и сокровенного, исчерпать до конца всю действительность предметов и событий и тем самым указать путь открытий и свершений" (18, 54–55).

По учению даосов, все появляется из небытия и, совершив круг развития, возвращается в небытие. "В мире все вещи рождаются в бытии, бытие же рождается в небытии" (Дао дэ цзин, 10). И в Ма-хаяне абсолют (истинно-сущее, основа вселенной) не подлежит закону причинного возникновения (пратитья самутпада ), не имеет начала и, стало быть, не имеет конца, не создается и, стало быть, не уничтожается, не имеет формы, но все оформляет. Каждая вещь содержит в себе абсолют. Как бы излучая из себя бытие, абсолют порождает феноменальный мир.

"Безатрибутная абсолютная сущность, или "пустота", каким-то непостижимым образом развернута и проявляется в образе эмпирического бытия (сансары)… Абсолютное… и называется нирваною" [125] (15, 251).

Назад Дальше