Талмуд рассказывает, между прочим, как, не занимаясь торговлей или комиссионерством, успел, тем не менее, нажить большое состояние величайший из пророков Израиля. Разрезая бриллиантовые доски, на которых собственным пальцем Иегова начертал десять заповедей, Моисей ловко прятал осколки, а затем выручил огромные деньги от их распродажи. Мудрено ли, что ни отуманенный "благоуханиями" еврейского капитала (так "избранный народ" говорит о процентах), автор "Натана Мудрого" Лессинг, ни светоч и слава Израиля - лорд Биконсфильд (вспомним о герое его романа - Сидонии) даже идеализированного еврея не смогли себе представить иначе, как в образе банкира. Сам гений Шекспира "благоухания" операций Шейлока свел лишь к фунту человеческого мяса. Что же делать, когда и самого рая евреи не допускают без золота, да еще хорошего (Бытие, II, 11 и 12).
Таким образом, если сыны Иуды принимают участие в чужой цивилизации, то исключительно ради своего интереса. Ребячеством и бессмыслицей было бы верить тому, что еврейство пожертвует своими выгодами в пользу других народов, когда его собственный Бог велит их ненавидеть и истреблять. В полном объёме примеряют к себе евреи и теперь то, что было установлено некогда, при иных условиях.
"Израиль есть сын мой, первенец мой. Ты нар од святый у Господа Бога твоего; тебя избрал Господь Бог твой, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на земле".
(Исх. IV, 22; Втор. VII, 6)
"Мною клянусь, что так как ты (Авраам) сделал сие дело и не пожалел сына твоего, единственно го твоего (для Меня), то Я, благословляя, благословляю тебя, и, умножая, умножу семя твоё, как звезды небесные и как песок на берегу моря, и овладеет семя твоё городами врагов твоих".
(Бытие XXII 16 и 17)
"И когда Господь Бог твой предаст его (город) в рук и твои, порази в нём весь мужской пол остриём меча. Только жен и детей, и скот, и всё, что в городе, всю добычу его возьми себе и пользуйся добычей врагов твоих, которых предал тебе Господь Бог твой. Так поступай со всеми городами, которые от тебя весьма д алеко, которые не из числа городов народов сих. А в городах сих народов, которых Господь Бог твой даёт тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души".
(Втор. XX, 13–16)
"И истребишь все народы, которые Господь Бог твой делает тебе, да не пощадит их глаз твой".
(Втор. VII, 16)
"И предаст тебе Господь Бог твой царей в руки твои, и истребишь их из поднебесной".
(Втор. VII, 24)
"Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост".
(Втор. XXIII, 20)
"С иноземца взыскивай, а что будет у брата твоего прости".
(Втор. XV, 3)
"Ибо Господь Бог твой благословляет тебя, как Он говорил тебе, и ты будешь брать взаймы. И господствовать будешь над многими народами, а они над тобою не будут господствовать".
(Втор. XV, 6)
"Не ешьте никакой мертвечины, - иноземцу, который случится в жилищах твоих, отдай её, он пусть ест её, или продай ему, ибо ты народ святый у Господа".
(Втор. XIV, 21)
"Когда же введёт тебя Господь Бог твой в ту землю, которую Он клялся отцам твоим, Аврааму, Исааку и Иакову, дать тебе с большими, х орошими городами, которых ты не строил, и с домами, наполненными всяким добром, которых ты не наполнял, и с колодезями, высеченными из камня, которых ты не высекал, с виноградниками и маслинами, которых ты не садил, - ты будешь есть и насыщаться".
(Втор. VI, 10 и 11)
"Странствуй,… и Я буду с тобой. Умножу потомство твоё, как звёзды небесные и дам потомству твоему все земли сии".
(Бытие XXVI, 3 и 4)
"И придут иноземцы и будут пасти стада ваши, и сыновья чужестранцев будут вашими земледельцами и вашими вино градарями. А вы будете называться священниками Господа, служителями Бога вашего будут именовать вас, будете пользоваться достоянием народов и славиться славою их".
(Исайи, LXI, 5 и 6)
"И будут цари питателями твоими и царицы их кормильцами твоими; лицом до земли будут кланяться тебе и лизать прах ног твоих".
(Исайи, XLIX, 23)
"Сыновья иноземцев будут строить стены твои и цари их служить тебе, ибо народы и царства, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся".
(Исайи, LX, 10 и 12)
"Ты будешь насыщаться молоком народов и груди царские сосать будешь".
(Исайи, LX 16)
"Не можешь поставить над собою царём иноземца, который не брат тебе".
(Втор. XVII, 15)
Sapienti sat.
Сообразно с указанным выше взглядом поступали все позднейшие законодатели евреев, в особенности, - авторы талмуда, которые в своих "священных" книгах развили названную точку зрения до олицетворения в фарисейском боге ненависти ко всему человечеству. Эти писания дают нам точную картину иудейского характера, рисуют своего бога и создателя по собственному образу и подобию - со всеми его недочётами. В самом деле, еврею было бы чрезвычайно затруднительно, чтобы не сказать - невозможно, отказать в своей вере и любви к божеству, которое разрешает и даже приказывает ему обкрадывать, опутывать, снимать последнюю сорочку и, наконец, истреблять иноплеменника, а, вдобавок, обещает верховенство над всеми народами. Против стольких преимуществ, такого "самоопределения" и подобных надежд не устоит, разумеется, ни одна религия и никакая цивилизация.
"Не для взрослых людей, а разве для малых ребят написано это учение, - говорил ещё философ Аверроэс (умер в 1217 г.), - и затем разработано так, что последователей талмуда нет возможности извлечь ни из жалкого детства, ни из их глубочайшей безнравственности".
Действительно, по всем признакам талмуд кажется произведением, возможным только среди дикарей. Между тем, он появился в самый разгар греческой и римской цивилизации. Уже этим доказано с явностью, насколько расовая вражда неизменно отделяет еврейство от всего остального человечества. Все усилия старейшин Израиля имели единственной целью сделать евреев непохожими на прочих людей. Как бы ни были прекрасны и полезны учреждения других народов, они должны быть проклинаемы евреями.
Их бог, религия, право, нравственность, надежды и замыслы, стремления и занятия, промыслы и праздники, нравы и забавы, жилища и платья, суды и календарь, наконец, и сама пища, - все должно иметь особый характер.
Еще и сегодня те же чувства и те же упования вдохновляют охранителей иудаизма, когда на вопрос - с этими варварскими и развращающими предрассудками, как же вы рассчитываете на прозелитизм? - они дают всё тот же стереотипный ответ: это неизбежно для устройства ограды вокруг Закона, сохранение которого важнее, чем какая бы то ни было нравственность.
Путеводная звезда евреев уже в течение двух тысяч лет, талмуд, запечатлен в мозгу еврея по закону наследственности. Он - исключительное умственное достояние, завещанное бесчисленным множеством поколений, которые сохли и, наконец, воплотили её в себе. Евреи не только проникнуты, они пересыщены своим талмудом; ему обязаны они как идеей о своём превосходстве над всем остальным человечеством, что и делает их сильными, так и тем отсутствием всякого морального чувства, которое почти обезоруживает нас, - до такой степени оно прирождённо и непосредственно у еврея. Как насыщаемый морем песок с каждым приливом поглощает всё больше и больше соли, так и заражаемая талмудизмом душа с каждым новым поколением воспринимает изуверство всё в большей и большей мере. Воспитываемый на талмуде, каждый из молодых евреев приобретает и некоторую долю юридической подготовки. Вступив в жизнь, он вносит талмудические понятия и приёмы в основание своих поступков, а затем, убеждаясь что положительное законодательство страны, где он живёт, относится к его идеям отрицательно, он начинает изощряться в обходе законов путём толкования по наставлениям, усвоенным в хедере или иешибофе. Чем же грозит ожидовление хотя бы одной адвокатуры?..
"Польские евреи, - говорит историк сынов Иуды Грец, - позже всех ознакомились с талмудом, но зато они накинулись на него с какой-то безумной страстью. Казалось, что утончённейшие изгибы этого демонического произведения должны получить разъяснение и оценку только в Польше. Казалось, что здесь именно народились истинные мореходы по неприветливым и безбрежным волнам талмуда. Вообще же говоря, королевство Польское было раем для евреев и адом для крестьян. И что же? Проникнув сюда при Мардохее II (как справедливо называют в истории Казимира Великого) через его любовницу Эстерку, сыны Иуды в течение четырех столетий успели погубить Польшу, ожидовили Малороссию и Литву, а затем, как уже сказано, - всю Новороссию".
Сейчас они уже в Москве и по всей России…
Без земли или постоянного пребывания, не имея никакой внешней защиты, евреи способом - беспримерным в истории и среди враждебных народов, тем не менее, успели образовать через талмуд собственное государство, свою религию, администрацию, уголовное и гражданское судопроизводство, свой бюджет, одним словом, - status in statu в полном смысле слова. Слабый и, по-видимому, беспомощный народ этот в действительности оказался столь сильным и так хорошо построенным своими преданиями и религиозными учреждениями, что самые ужасные испытания, как и целые века не успели ни уничтожить его, ни ослабить. Преследуемый, раздавленный в одном месте, Израиль раскрывал свою живучесть в другом, - опять с собственным Богом, национальными упованиями и неизменной враждебностью ко всем иным народам. Такая верность себе и столь твёрдое постоянство стремлений, в конечном результате, послужили могучим двигателем еврейских финансовых операций, но, вместе с этим, явились и единственной причиной политических крушений еврейства.
Собрание роковых изветов и злобных верований, колоссальных нелепостей и невыразимых гнусностей произвело еврея-талмудиста, который в свою очередь, будучи лишён отечества и самой способности к общежитию, оказываясь повсюду чуждым и не имея никаких забот, кроме интереса своих единомышленников, нередко являлся бичом страны, куда его заносила судьба.
Пусть же не говорят, что образование и общение с другими народностями не могут не изменить талмудизма. Как нет медленных зайцев, так не бывает простоватых евреев. Как нельзя стать евреем, так нельзя и перестать быть им. Если для талмудиста ещё мыслима невозможность физическая, то нравственно невозможного не существует для него. Кто любит гоя, тот ненавидит своего Создателя…
"Греки были истинным народом Божиим" - говорит Фурье, "между тем как евреи, нынешние потомки коих всё ещё осмеливаются присвоить себе этот титул, были прямым исчадием ада, летописи которого преисполнены вопиющими и отвратительными злодеяниями. Не оставив ни единого памятника в области науки или искусства, они запятнали себя упорным стремлением к варварству, когда бывали независимы, и к фарисейской теократии, когда бывали порабощены". "А в наше время, - продолжает Туссенель, - эти наглые тунеядцы, через своих писак-прихвостней, кидают нам в лицо бесстыдное учение, что нищета есть законный удел человеческих стад, и что на жизненном пути нет места для детей бедняка!"...
Слепо преданный если не религии, то своей расе, верный себе как против идолов, так и против Евангелия, вопреки мраку и наперекор свету, презирая окружающую ненависть и не научаясь из предостережений судьбы, забывая о преследованиях и не умея переносить счастья, - еврей образованный и еврей-невежда, еврей-фанатик и еврей-ренегат, еврей ортодоксальный и еврей-атеист, еврей-цадик и еврей, отрицающий Моисея, остаётся всё тем же евреем и только евреем.
"Ведь им одним принадлежит всё и вся. Евреи единственные аристократы мира и его призванные повелители!".
(Биконсфильд)
С целью уяснить себе дерзновение этой фразы, представляющей, однако, лишь сущность того, что в целом ряде своих романов сперва туманно и лукаво, а затем открыто и систематически проводил названный испано-итальяно-английский еврей (придя с Востока, предки Биконсфильда Сефардимы, т. е. испанские евреи, после изгнания в XV столетии, частью бежали в Венецию, а затем - в Англию), обрезанный 6 дней от роду, а 13-ти лет крещённый, но всегда остававшийся евреем, перед смертью же совсем вернувшийся в иудейство, - необходимо, по крайней мере в нескольких словах, припомнить его политическую биографию. Как и его соплеменник Лассаль в Берлине, тоже, разумеется, "друг народа", подобно большинству еврейских карьеристов, д’Израэли дебютировал самым красным из радикалов, хотя это не мешало ему рабски втираться в аристократические гостиные Лондона и даже стать "законодателем покроя жилетов для джентльменов". Сжигаемый чисто еврейским властолюбием, он по первому дуновению ветра повернул в обратную сторону и, раболепствуя пред одним из влиятельных богачей Кента - Виндгамом Лэвисом, от одного из гнилых местечек "доброй старой Англии" проник в парламент как ставленник тори или, выражаясь по теперешнему, - "чёрной сотни"… Правда, он никогда не упускал случая пролить несколько крокодиловых слез об участи рабочих и меньшей братии вообще - ведь это так легко даёт "хорошую прессу" и так быстро привлекает сердце такого малого, хотя и злого, ребёнка, каким повсюду остаётся толпа!.. Но зато во имя заслуг, оказанных Израилем человечеству, он успел провести в депутаты Лионеля Ротшильда, куда вскоре же за королём банкиров последовали, конечно, Гольдшмит, Симон, Коган и разные другие евреи. При всяком удобном случае, выдвигая напоказ своё крещение, д’Израэли не затруднялся отождествлять христианство в его первобытной форме с еврейством. "Христианство, - по его словам - это иудаизм, насколько он доступен большинству, а всё таки иудаизм!" или "христианство - дополненный иудаизм либо ничто", иначе говоря, - христианство есть иудаизм, приноровленный к "низшему уровню язычников"…
Далее, в романе Конингсби, д’Израэли пишет:
"Римский католицизм, должен быть почитаем, как единственная, доныне существующая еврейско-христианская церковь. Все другие из основанных апостолами церкви исчезли, одна римская стоит по-прежнему, и как бы ни были чрезмерны её вожделения на пути средних веков, не следует забывать о её первобытном характере, когда ещё не были утрачены ею благоухания рая".
Итак, очевидно, что если Биконсфильд и признаёт какой-нибудь нравственный авторитет за папским престолом, то отнюдь не ради самого Рима, а ради отблеска Палестины, которого, впрочем, как утверждает он же, теперь и следов не осталось.
Однако, энтузиазм автора вскоре гаснет и уже в своём "Лотаре" Биконсфильд относится к католическому клиру весьма непочтительно, установленные им религиозные церемонии называются языческой переделкой истинного культа. Сообразно с этим, требуя сегодня свободы католикам как старшим сыновьям великой еврейской семьи, Биконсфильд завтра переходит на сторону англиканской церкви, действительной, по его новому уверению, наследницы иерусалимских преданий. Такой аргумент бьёт с особой меткостью в странах протестантских, как Англия, где Библия служит первой книгой для чтения детям, где юноши обучаются истории еврейского народа раньше, чем своей собственной, и где умственная атмосфера во всех классах общества пропитана иудаизмом. Для протестанта Иерусалим так же священен, как Рим для католика. Это обаяние Иерусалима, проходящее через все главные его романы, д’Израэли окрестил именем "азиатской тайны" (Asian mistery), а затем всемирно эксплуатировал эту "неразгаданную" тайну во славу своих единоплеменников. Отсюда не труден был переход и к положениям, что "всё сводится к расе, другой же истины не существует"" (All is race, there is no other truth), или что "идея paсы - величайшая истина, на которой основываются все остальные" (The great truth into which all truths merge). В "Конингсби", в "Жизни лорда Бентника", в "Общем предисловии" он то и дело возвращается к этой проблеме, упивается ею, кричит о ней. Для чего, спрашивается? Без сомнения, только для того, чтобы провозгласить верховенство евреев, как чистейшей из всех рас. Это, однако, уже само по себе противоречит всем данным еврейской истории, а с другой стороны не могло бы оправдать иудейского превосходства даже если бы оказалось верным, потому что самыми одарёнными являются именно народы наиболее смешанной крови, каковы, например, сами англичане и французы. Египетские фараоны, утверждает, тем не менее, д’Израэли, цари ассирийские, императоры римские, разбойники скандинавские, короли готские, наконец, святая инквизиция, последовательно клялись уничтожить избранный народ, но он не погиб. "Где же, - надменно восклицает он, - искать лучшего доказательства тому неумолимому естественному закону, что высшая раса никогда не может быть поглощена низшею?!"…
Подобный вывод блистательно иллюминируется хотя бы пресловутым Бловицем, - парижским корреспондентом Times, который на вопрос румынской королевы отвечал, что он родился в Богемии от израильских родителей, а пишет из Франции на английском языке pour le roi de Prusse, или же - бывшим духовником императрицы Евгении и образцом всех добродетелей Ицкою Бауэром, сделавшимся в 1870 году шпионом Бисмарка, а после войны открывшим в Брюсселе кафе-шантан.
Не даром, стало быть, называя д’Израэли Гладстон иностранцем, в жилах которого нет ни капли английской крови.
Следует ли за сим рассматривать политические эксперименты этого чистокровного еврея, который, оставаясь неизменным врагом "великого старика", его идей и реформ, а в частности, даже его билля об отмене продажи чинов в армии, и обзывая изменником О’Жоннеля, сам же нагло изменяя своему благодетелю Роберту Цилю, вполне, кажется, заслужил аттестацию, данную ему Карлейлем. Запятнав его политику шутовской кличкой, знаменитый историк презирал лидера ториев, "как еврейского колдуна, отплясывающего свою безумную сарабанду на брюхе английского народа".