Сами французы тоже отличались врожденным отсутствием дисциплины. Например, бретонцы соглашались сражаться только с англичанами, но не с австрийцами. Иногда презрение к установленным правилам выходило боком самим нарушителям: так, капитан королевского полка Пюжо Борден погиб, не пожелав отозваться на окрик часового "Кто идет?".
Военные министры Людовика XIV Мишель Летелье (1603-1685) и его сын Франсис Мишель Лувуа (1641-1691) поставили себе целью создать постоянную армию, чтобы "превратить воинственный народ в народ военных".
Летелье ввел иерархию родов войск и иерархию чинов, закрепив ее в табели о рангах 1675 года; продажными оставались только чины полковника и капитана . И то еще радом с полковником, купившим свою должность, ставили подполковника, назначенного королем, – опытного военного, который должен был при необходимости корректировать действия своего начальника, а то и осуществлять фактическое командование полком. "Полковники в слюнявчиках" еще не стали достоянием прошлого; так, Антуан де Гиш (1671-1725), внук маршала де Грамона (графа де Гиша, выведенного Ростаном в "Сирано де Бержераке"), стал мушкетером в тринадцать (!) лет, а через три года уже являлся командиром пехотного полка, носившего его имя. Чин генерал-лейтенанта нельзя было купить, заслуживший его назначался главнокомандующим. Во время войны за Испанское наследство генерал-лейтенант де Виллар с таким блеском разбил при Фридлингене маркграфа Баденского, что солдаты сами провозгласили его маршалом Франции; король утвердил это решение.
Военный министр отменил привилегии (заслуги ставятся выше выслуги лет, а долгая служба – выше происхождения), боролся с отлучками офицеров с фронта и дезертирством солдат. Офицеры были обязаны жить при войсках, не отлучаться без разрешения. Перед военной кампанией назначение на офицерские должности производил сам король. Кроме того, Летелье сделал армию национальной, оставив из наемников только швейцарцев (давних союзников) и немцев, пока с ними был мир. Он также покончил с военным предпринимательством, приписками и "мертвыми душами". В 1663 году виновных в приписках подвергали битью кнутом перед строем, в 1665-м к этому наказанию добавили клеймо в виде лилии на лбу, с 1671-го – отрезали нос.
В 1665 году, во время войны между Англией и Нидерландами, французский король отрядил на помощь Соединенным провинциям экспедиционный корпус во главе с генерал-лейтенантом Франсуа де Праделем: три тысячи пехоты, две тысячи конников, в том числе пятьсот мушкетеров во главе с Кольбером де Вандьером и д'Артаньяном. Перед отправлением корпуса состоялся смотр для выявления "мертвых душ". "Поручик Шарль д'Артаньян, командующий конными мушкетерами первой роты, присланными для службы в военном корпусе, которые Его Величество направил в Голландию", повел в бой 245 человек согласно представленному поименному списку. "Я получил список роты и с глубоким удовлетворением отметил, что он полон, – написал ему Людовик XIV. – Заботьтесь всегда о том, чтобы рота была в хорошем состоянии, и не упускайте случая заставить ее как можно чаще упражняться, дабы новые мушкетеры стали столь же искусны, как и старые".
Во время этого похода королевские мушкетеры должны были являть собой пример усердия, мужества и дисциплины. Эта кампания пошла на пользу и им самим: соперничавшие между собой "серые" и "черные" мушкетеры видели друг друга в деле и научились оценивать товарищей по оружию по более важным критериям, нежели внешний вид. Между обеими ротами возникло настоящее братство, что еще больше укрепило их репутацию.
В дальнейшем Людовик XIV положил за правило, чтобы молодые дворяне, желающие поступить на военную службу, хотя бы год отслужили в мушкетерах, в одной из рот по своему выбору, "дабы научиться повиновению", а уж потом могли получить под свое командование кавалерийскую роту или стать младшими офицерами в королевском пехотном полку, прежде чем получить возможность купить пехотный или кавалерийский полк, в зависимости от своих предпочтений. Молодые люди, наилучшим образом зарекомендовавшие себя во время службы в мушкетерах, в дальнейшем могли рассчитывать на королевские милости и щедроты.
Во время осады Намюра в 1692 году от проливных дождей развезло дороги, между палатками, где жили король и двор, можно было передвигаться только по тропинкам из фашин, которые нужно было укладывать заново каждый день, поскольку они тонули в грязи; главный лагерь оказался практически недосягаем; в окопах было полно грязной воды; на то, чтобы перевезти орудие из одной батареи в другую, порой уходило три дня. Армия под командованием маршала де Люксембурга оказалась отрезанной от обоза, лошадям приходилось щипать травку и листья. Король велел своей военной свите, которая и так уже не знала отдыха, таская фашины и неся другую службу, ежедневно отправляться верхом в расположение этой армии, захватив мешки с овсом и ячменем, которые принимали и пересчитывали офицеры маршала де Люксембурга. Гвардейцы, привыкшие к исполнению более почетных обязанностей, стали роптать; король посуровел и потребовал повиновения. В первый день отряд жандармов и легкой кавалерии, прибывший ранним утром к складу зерна, "взбунтовался" и отказался возить мешки. Среди мушкетеров был новобранец Луи де Сен-Симон, сын герцога. Бригадир Кренэ вежливо осведомился у него, желает ли он возить мешки или предпочтет иное занятие. Сен-Симон почувствовал, что повиновение будет ему на руку, и выбрал мешки. Отряд мушкетеров подъехал как раз тогда, когда жандармы отказались работать грузчиками, и юный герцог взвалил мешок на круп своего коня прямо у них на глазах. Его заметил лейтенант лейб-гвардии Марен и гневно закричал, что раз герцог де Сен-Симон не считает такую службу ниже себя, то и жандармы или гвардейцы не должны считать ниже своего достоинства последовать его примеру. Вся остальная свита принялась грузить мешки без возражений, Марен отчитался перед королем, и тот отныне стал относиться к Сен-Симону весьма благожелательно.
Лувуа учредил систему военных комиссаров, которые занимались вопросами жалованья, содержания и порядка в войсках (часто к этому привлекали интендантов провинций). "Самодеятельность", неповиновение приказам были "врагом номер один".
По совету бессменного начальника штаба маркиза де Шамбле армию пополнили за счет ополчения: в каждом городе в него ежегодно призывали определенное количество холостяков от шестнадцати до сорока пяти лет, выбирая их по жребию; срок службы в военное время составлял семь лет, в мирное – пять. Ополченцы под командованием местных дворян по воскресеньям упражнялись в искусстве владеть оружием и осваивали приемы боя. Они должны были заменить собой регулярные войска в пограничных городах, а в конечном итоге их стали посылать в бой. У этой системы было множество огрехов, главный из которых – социальное неравенство (представители привилегированных слоев общества не участвовали в жеребьевке или могли купить себе замену). К концу своего правления Король-Солнце обладал самой многочисленной армией в Европе: 380 тысяч солдат плюс ополчение и береговая охрана (еще 120 тысяч), а также 70 тысяч моряков; каждый десятый мужчина был поставлен под ружье.
Одновременно велось перевооружение войск, развивались артиллерия и флот. Лувуа впервые начал строить казармы. Часто для этих целей использовали помещения монастырей и бывших иезуитских коллегий, но возводились и новые здания. Так, в 1702 году в Ла-Рошели выстроили два корпуса казарм по плану инженера Вобана. Жан Тарад, архитектор и инспектор оборонительных сооружений, возвел четыре большие казармы: для двух пехотных и двух кавалерийских полков; в главном корпусе проживал рядовой состав, в отдельном флигеле – офицерский. Казармы кавалеристов помимо жилого корпуса включали конюшню, манеж, фонтан, место для водопоя, помещение кордегардии, служебное помещение и часовню.
Реформа шла с трудом. С одной стороны, к 1667 году Король-Солнце уже мог опереться на мощную обстрелянную армию, но, с другой стороны, она не могла похвастаться жесткой дисциплиной в своих рядах, и офицеры не желали подать в этом отношении положительный пример. В частности, они отказывались соблюдать новую иерархию чинов. Например, в 1667 году д'Артаньяна сделали бригадиром кавалерии, отдав под его начало корпус из пяти эскадронов, то есть его собственной роты и еще двух полков. Полковники инфантерии не признавали верховную власть командиров мушкетеров, потребовалось вмешательство короля и Лувуа. Мушкетеры, в свою очередь, тоже вели себя заносчиво. В 1672 году король отправил обе роты мушкетеров в лагерь под Маастрихт, где они должны были поступить в распоряжение маршала Тюренна. Во время марша командовать должен был де Лансон, лейтенант лейб-гвардии, и некоторые мушкетеры взбунтовались. Три десятка из них вернулись во Францию через Арденны. По прибытии в Париж все они были арестованы и заключены в форт Лэвек. Кроме того, офицеры не соблюдали эдиктов о дуэлях и бывали замешаны даже в таких преступлениях, как кражи и подделка денег.
Во время голландской кампании 1665 года король велел д'Артаньяну строго карать мародеров и драчунов: голландцы не заготовили для союзников провиант и фураж, а двух повозок с продовольствием, доставленных французскими снабженцами, хватило очень ненадолго. Мушкетеры голодали, ссорились из-за пищи с гвардейцами, бегали по фермам в поисках съестного. Впрочем, после первых побед местное население стало приветливее к французам, которые до весны расположились на зимние квартиры в лагере Рейнберг на берегу Рейна.
"Могу сказать, что я никогда еще не находился на лучшем довольствии, – писал один мушкетер в письме к родным. – Те 39 су, которые платит мне король, не уходят у меня полностью на двух лошадей, слугу и питание… Местные буржуа прекрасно уживаются с нами, а мы с ними. Поначалу они были на нас слегка в обиде, теперь же готовы всем услужить. Единственная наша трудность заключается в том, что приходится ходить по деревням и добывать фураж у крестьян, а те не хотят продавать его добром, однако потом дают нам его, придя к полюбовному согласию". Остается только гадать, каким образом достигалось это самое "полюбовное согласие".
В те времена кусок баранины стоил одно су, кусок говядины или телятины – 2 су, курица – 5 су. Мера овса (которой хватало на неделю) – 30 су. За сено платили ежедневно 4-5 су. Впрочем, практичные голландцы не намеревались торговать себе в ущерб. "Испанские лошади г-на д'Артаньяна обходятся ему в 11 су 62 денье в день каждая, другие верховые лошади пожирают сена на 16 су, а лошади каретных упряжек – на 22 су. Исходя из этого, один мушкетер, его слуга и две лошади едят весьма умеренно или даже недоедают, если расходы не превышают 39 су в день", – писал в докладной записке интендант Карлье, недовольный лишними расходами.
Во время размещения войск на зимних квартирах жалованье выплачивали деньгами. Во время военного похода король предоставлял провиант и фураж, если только его можно было раздобыть на территории врага, и жалованье тогда сокращали. Во время переходов жалованье всегда выплачивалось натурой вместе с небольшим денежным содержанием.
"Война кружев", завязавшаяся между мушкетерами обеих рот еще в Париже, не прекращалась и в походе. Простые мушкетеры украшали золотые обшлага рукавов жемчугом и бриллиантами. Офицеры отправлялись на войну в позолоченных каретах с шелковыми подушками, покрывали попонами даже мулов, содержали целую армию лакеев и конюхов в богатых ливреях, а прибыв на место, устраивали роскошные пиры со множеством перемен блюд. Разумеется, на все это уходило гораздо больше тридцати девяти су. Когда новоиспеченный мушкетер Луи де Сен-Симон отправился в свой первый поход, его мать, невзирая на возражения отца, отправила вслед за ним обоз из тридцати пяти нагруженных лошадей и мулов, чтобы ему "было на что жить"; его сопровождали также бывший гувернер и еще один дворянин из окружения его матери. Через год, уже командуя своей ротой, Сен-Симон пользовался услугами пяти конюхов со сменными лошадьми и слуги, который, кстати, весьма успешно заменил собой свитского дворянина во время сражения при Неервиндене.
В XVIII веке рядовые мушкетеры (их было 156), шесть барабанщиков и четыре гобоиста получали жалованье в виде 30 су и двух пайков; знаменосец, фурьер, четыре знаменосца, два младших помощника квартирмейстера, четыре капрала и 16 младших капралов – 40 су и два пайка; 10 сержантов – 50 су и два пайка. На эти деньги они должны были также содержать слугу и вьючное животное.
На один переход кавалеристу выдавали 36 унций хлеба, фунт говядины или баранины, полтора кувшина сидра или пива либо пинту вина. В 1745 году весь этот "продуктовый набор" стоил 9 су. Коню полагалось 15 фунтов сена, 5 фунтов соломы, /3 буассо овса (в ценах 1740 года – 7 су). Офицерам строго запрещали покупать или продавать эти пайки, они должны были быть потреблены личным составом или офицерской свитой.
На содержание роты капитан получал вспомоществование в размере 45 ливров на человека после смотров, производимых весной и осенью, плюс два пособия в 45 ливров для сержанта, три – для корнета, четыре – для лейтенанта и шесть – для самого себя. Помимо этого 30 ливров выдавали на вооружение и обмундирование, и по 15 ливров (в пять выплат по одному экю) каждому рядовому – на штаны, чулки, башмаки, галстуки, перчатки и тому подобное, являвшиеся его личной собственностью.
Если д'Артаньян одалживал своим подчиненным деньги из своего жалованья, чтобы те могли поддерживать свой статус, его преемник Луи де Форбен не был столь щепетилен, и часть средств, выделяемых королем, оседала в его кармане. Так, например, капитан считался владельцем мушкетерских накидок, которые обновляли каждые пять лет, и мог получить от их продажи три тысячи ливров в год. Еще две тысячи можно было получить с обозных лошадей: на их прокорм высчитывали деньги из жалованья барабанщиков. В этом плане Форбен был далеко не одинок: маршал де Виллар сумел стать миллиардером, но воровство сходило ему с рук, поскольку он одерживал победы.
Людовику XV не хватало денег на содержание армии. Его фаворитка маркиза де Помпадур, считавшая своей обязанностью заниматься политикой, чтобы "разделять интересы" короля, предложила ввести обязательную воинскую повинность: почему бы не отправить в армию всех молодых людей королевства на определенное время? Столько юношей без толку толпятся при дворе! Король с ней не согласился: "Плохая мысль, сударыня. Мы, пятнадцать Капетингов, семь Валуа, пять Ангулемских и четыре Бурбона, ни разу и в мыслях такого не имели. Мы хотели предоставить нашим подданным свободу не складывать свои головы ради нашей вящей славы. Пусть о таком думают другие, после нас, сударыня. Плохая мысль". Так что со всеобщей воинской повинностью пришлось подождать еще полвека и война осталась делом профессионалов.
Свою первую большую победу рота королевских мушкетеров одержала 8 ноября 1627 года в сражении на острове Ре. Остров, находившийся неподалеку от Ла-Рошели, захватили англичане, заперев французский гарнизон в форте Сен-Мартен. Людовика XIII с трудом отговорили от того, чтобы лично возглавить штурм острова. В бой пошли мушкетеры под командованием своего капитана Монтале (бывшего корнета и племянника первого капитана королевских мушкетеров). Затем они сражались под Ла-Рошелью.
Кардинал Ришелье был потрясен отвагой мушкетеров и решил использовать их везде, где небольшое элитное подразделение может действовать наиболее эффективно. Такой случай представился очень скоро: испанские и савойские войска осадили Казале, требуя герцогство Монферрат в Пьемонте, находившееся под властью мантуанских герцогов Гонзага. Воодушевленный успехом при Ла-Рошели, Людовик XIII согласился прийти на выручку своему союзнику Карлу Гонзага, герцогу Неверскому, и 15 января 1629 года вместе со свитой и мушкетерами отбыл в Савойю. Штаб операции возглавлял Ришелье. Решающий штурм должен был состояться в горах у города Сузы: в ущелье войдут сначала семь рот французской гвардии, шесть – швейцарской гвардии, несколько рот разных армейских полков и конные королевские мушкетеры. Каждый корпус выставит вперед по пятьдесят застрельщиков (Enfants perdus). Людовик велел мушкетерам идти с ними.
По словам короля, в его мушкетерах ему больше всего нравилась веселость, с которой они идут в атаку. С юношеским задором они прошли сквозь огонь врага, укрывшегося в горах, и пушечные ядра, летевшие из форта Таласс. Добравшись до первой линии обороны, мушкетеры обрушились на пьемонтцев, опрокинули их, смели еще две баррикады и на плечах врага, не останавливаясь, поднялись до самой вершины горы к крепости города, откуда по ним открыли бешеный артиллерийский огонь. Поручик де Тревиль проявил безграничную храбрость, преследуя герцога Савойского: он чуть было не захватил герцога в плен, но на его пути встал один савойский офицер. Тревилю пришлось с ним сразиться, офицер был ранен, но тем временем герцогу удалось скрыться. Победа была полной. 11 марта Сузы капитулировали, а де Тревиль стал лейтенантом мушкетеров.
Престиж королевских мушкетеров в армии вырос необыкновенно, особенно в глазах молодых дворян-гасконцев. Теперь считалось, что гораздо почетнее пасть на поле боя в плаще мушкетера, чем простым гвардейцем.
В 1632 году французы вторглись в Лотарингию, правитель которой, герцог Карл IV, вел недружественную Франции политику Герцог Ангулемский бросил роту мушкетеров против двух лотарингских полков, охранявших Рувруа. Мушкетеры изгнали лотарингцев из этого городка, убив около двухсот человек и многих взяв в плен. Именно после этого дела Людовик XIII решил стать капитаном мушкетеров. В 1634 году он предложил капитану де Монталану уйти в отставку, предоставив ему в виде компенсации должность губернатора герцогства и города Бар, а сам занял его место. Де Тревиль, отличившийся при Рувруа и при взятии Нанси в 1633 году, стал капитан-лейтенантом. Решение короля не удивило мушкетеров, ведь он и раньше принимал большое участие в их судьбе: интересовался их бытом, не пропускал ни одного смотра и знакомился лично с каждым новобранцем.
С 1636 по 1646 год мушкетеры участвовали не во всех военных кампаниях, которых было немало: Лотарингская, Пикардийская, Фландрская, поскольку любивший их и дороживший ими король не хотел ими жертвовать. Молодые люди, желавшие отличиться на поле брани, могли поступить в гвардию или в эфемерную Королевскую дворянскую академию, созданную Ришелье. Так, в 1640 году осаду Арраса вели французские гвардейцы, в числе которых были д'Артаньян, Исаак де Порто и Сирано де Бержерак. Крепость считалась неприступной, испанцы распевали: "Когда французы возьмут Аррас, крысы станут есть котов". Но после ожесточенных боев французы, многие из которых "имели любезность позволить себя убить", захватили Аррас 9 августа 1640 года и стали петь ту же песенку, заменив в ней слово "возьмут" на "сдадут".