Капитан-лейтенант получал 600 ливров в месяц от короля, который считался капитаном мушкетерской роты и уступал командование ею за эту сумму, и еще 300 ливров как лейтенант; кроме того, он получал пенсию в 600 ливров в год. Поручики, прапорщики и корнеты вплоть до знаменосца также получали и жалованье, и пенсию соответственно своему чину: жалованье корнета или прапорщика составляло тысячу ливров в год, жалованье поручика – полторы тысячи.
Кроме того, все офицеры были освобождены от уплаты королевских налогов, поскольку платили свой налог кровью на поле боя.
Жалованье рядового мушкетера составляло 300 ливров в год. Капрал получал 500 ливров в год, сержант – 700. Для сравнения: ломовой извозчик имел доход 30 ливров в месяц, пастух – 28 ливров, слуга – 12,5 ливра. Таким образом, мушкетеры практически содержали себя сами. Кстати, в этом и заключался весь смысл создания дворянских воинских подразделений.
В 1688 году Людовик XIV установил сумму в 11 тысяч 250 ливров для распределения между пятьюдесятью двумя старшими мушкетерами, то есть по 300 ливров каждому из десяти первых в списке, по 250 ливров каждому из пятнадцати следующих и т. д. Эти пенсии сначала выплачивались из личных средств короля, а после его смерти – из государственной казны.
Молодые мушкетеры выпрашивали деньги у родственников, занимали и перезанимали друг у друга. Огромной опасностью было попасть в лапы ростовщика.
Ростовщичеством во Франции с конца XIV века могли заниматься евреи, ломбардцы и "кагорцы" (вероятно, уроженцы города Кагор в Аквитании). Королевский ордонанс от 1360 года устанавливал процентную ставку для займов под залог: четыре денье с ливра в неделю (то есть 86 процентов в год) для евреев и 43 процента в год для ломбардцев. Если залог не был выкуплен по прошествии одного года и одного дня, ростовщик имел право его продать. Впоследствии ростовщичеством считалось одалживание денег под процент, превышающий 15 процентов. С конца XVI века монахи-францисканцы основали в нескольких итальянских городах и в Папской области с центром в Авиньоне учреждения, которые мы теперь называем ломбардами: там выдавали беспроцентные ссуды (или под небольшой процент) под залог даже не очень ценных вещей. О необходимости таких филантропических учреждений во Франции (ломбарды предназначались в основном для бедного населения) говорилось в наказе королю Генеральных штатов 1614 года; в 1626 году Людовик XIII даже издал соответствующий ордонанс, но через год отозвал его. Учреждению ломбардов во Франции способствовал врач-филантроп Теофраст Ренодо; в 1б43 году король предписал основать 58 ломбардов во всех "верных городах королевства", однако они появились только в шести городах. Между тем эрцгерцог Альберт, губернатор Испанских Нидерландов, еще в начале века велел учредить ломбарды во всех городах Брабанта, Фландрии, Артуа и Эно, где есть конторы ростовщиков. Ломбарды появились в Брюсселе, Аррасе, Антверпене, Генте, Турне, Камбре, Монсе, Намюре; руководство ими было поручено генеральному сюринтенданту. После завоевания Фландрии и Артуа Людовик XIV сохранил ломбарды в Камбре и Аррасе, передав их под надзор канцлера Франции. В самом королевстве такие заведения появились в Монпелье (1683) и Марселе (1696), а в Париже – только в 1777 году. Клиентами ломбардов были по большей части бедняки и мелкие торговцы, однако случалось, что их услугами пользовались и люди других сословий, оказавшиеся в стесненных обстоятельствах, а такое могло случиться и с мушкетерами, особенно если они находились в поездке по личной или служебной надобности.
Рядовой мушкетер должен был жить на 39 су в день, получая от казны только куртку с крестами. (В XVIII веке средняя дневная оплата мастерового составляла один ливр.) Одежду из алого сукна с золотыми или серебряными пуговицами и петлицами он должен был справить себе сам. Шпагу, два пистолета и ружье тоже приобретал на свои деньги. (Раньше король выдавал своим мушкетерам мушкеты, но к XVIII веку это оружие использовали уже только на парадах, а потом и вообще от него отказались.) Между прочим, комплект из мушкета, шпаги и повседневной одежды стоил около 250 ливров (костюм за 50 ливров считался дешевым). Хорошая лошадь, да еще и подходящей масти, тоже обходилась в несколько сотен. Кроме того, каждый мушкетер был дворянином, а потому просто обязан был иметь слугу, которому полагалось платить жалованье. Зато рядовые и унтер-офицеры жили в казарме, а значит, были избавлены от квартирной платы.
Строить казармы первым распорядился военный министр Лувуа, служивший Людовику XIV. Прежде солдатам приходилось снимать квартиры в городе на свои средства. Д'Артаньян когда-то снимал комнату на улице Старой голубятни (Вье Коломбье) у бывшего сержанта и, как рассказывают, состоял в нежных отношениях с его женой (однажды ему пришлось выпрыгнуть в окно, когда супруг-рогоносец, застав его в постели с неверной женой, чуть не пристрелил его из пистолета). Получив должность капитана-смотрителя королевского вольера в Тюильри, он смог с шиком поселиться в служебной квартире в двух шагах от Лувра.
Гораздо более занятная история приключилась с другим мушкетером, тоже гасконцем, – Жаном Шарлем дю Козе де Назелем, проживавшим в Париже в квартале Пикпюс на правом берегу Сены, к востоку от острова Сите. Он снимал комнату в пансионе философа Франциска ван ден Эндена, преподававшего латынь и мертвые языки. Молодого мушкетера (ему было около двадцати пяти лет) заинтересовали таинственные ночные посещения дома вельможами, которые окружали свои визиты тысячей предосторожностей. Оказалось, что хозяин принимает у себя заговорщиков: шевалье де Рогана, Жиля де Латреомона и маркизу де Виллар, затевающих государственный переворот. Роган намеревался поднять восстание в Нормандии с помощью англичан и голландцев, которые должны были высадиться в порту города Кийбеф, расположенного в устье Сены, основать там независимую нормандскую республику и свергнуть, а то и убить Людовика XIV, захватив дофина в качестве заложника. Ван ден Энден составил конституцию для будущего правительства республики, поддерживал связи с голландцами, публикуя рекламные объявления в "Газетт де Пари", которые служили шифром. 31 августа 1674 года Назель сообщил о том, что ему удалось узнать, военному министру Лувуа. Король велел господину де Бриссаку, подчиненному шефа полиции Ла Рейни, арестовать Рогана в Версальском замке после мессы и заключить в Бастилию. Его судили и обезглавили на Гревской площади вместе с маркизой де Виллар. Латреомон был убит при аресте в сентябре 1674 года, а ван ден Эндена повесили в ноябре.
В декабре 1661 года Людовик XIV, заботясь о кошельке своих мушкетеров, приказал им объединяться по двое и селиться в предместье Сен-Жермен – "престижном районе" на левобережье Сены, где жили в основном монахи, профессора Университета и королевские особы, например Маргарита Наваррская (первая жена Генриха IV), выстроившая себе особняк с огромным парком. Одна из широких аллей этого парка ныне превратилась в улицу Лилль. Домовладельцы должны были предоставить каждому мушкетеру комнату с двумя постелями: одну для господина, другую для его слуги, а также место в конюшне для двух лошадей. Разместить мушкетеров на постой могли и насильно, но жители предместья имели право избавиться от этой "чести", уплатив особый налог купеческому старшине – "мэру" Парижа.
В первой трети XVII века в этом малонаселенном районе, где всего несколько домов лепились у подножия городских стен и Нельской башни да простирались владения "королевы Марго", началось активное строительство. С 1622 по 1630 год на одной только набережной Малаке выросло полдюжины особняков. Некто Барбье спекулировал земельными участками, окружавшими крытый рынок Пре-о-Клер, и выстроил деревянный мостик взамен парома, связывавшего этот квартал с Тюильри. В 1632-1637 годах на улицах Сен-Доминик и Бак (Паромной) поселились послушники французских монашеских орденов, а затем Мазарини призвал из Италии театинцев, которые построили монастырь на набережной, получившей их имя (ныне набережная Вольтера). На углу улицы Бак и набережной стоял дом, владельцем которого в 1635 году был мастер-кровельщик Пьер Юло. Его сын Никола сдавал комнату беспокойному жильцу – кавалеру д'Артаньяну.
Д'Артаньян приобрел этот дом в личную собственность в 1665 году Дом был большой, четырехэтажный и с флигелем, построенный по "типовому проекту" того времени. Просторный двор окружала высокая глухая стена с двустворчатыми воротами, в которые полагалось стучать подвесным молотком. На нижнем этаже размещались кухня и буфетная, там же, поблизости от "рабочего места", жила служанка. Второй этаж – парадный: из передней можно было пройти в спальню с парадной кроватью из орехового дерева и гобеленами на стенах, а оттуда – в маленькую гардеробную. В XVII веке гостей, просителей и им подобных принимали именно в парадной спальне. Третий этаж, собственно, был жилым: передняя, где стоят диван, стол, несколько стульев и два шкафа, спальня хозяина и будуар. На стенах – фламандские гобелены: напоминание о том периоде, когда д'Артаньян был губернатором Лилля. Кровать уже не была снабжена парадным балдахином, а всего лишь пологом – правда, из парчи с шелковой подкладкой и крепом. Зато у стены стояло зеркало высотой три фута (0,9 метра) – предмет роскоши: столь большие зеркала во Франции появились только в "великую эпоху" Короля-Солнце. Верхний этаж – для гостей: проходная каморка, большая комната и чердачок во флигеле. Д'Артаньяну нередко приходилось привечать у себя бедных родственников, явившихся покорять Париж. Окна передних выходили во двор, а окна комнат – на реку. К сожалению, этот дом не сохранился: его снесли в 1881 году; однако его описание уцелело в Национальных архивах Франции.
Выбор квартиры подпоручиком, а затем капитан-лейтенантом "серых мушкетеров" был неслучаен: его роту с 1656 года разместили по соседству, выстроив на месте рынка Пре-о-Клер, между нынешними улицами Лилль, Бак, Верней и Бон, два больших трехэтажных корпуса, один из которых выходил на улицу Бак, а другой – на улицу Бон; между ними находился большой двор с коновязью. В 1780 году на месте этой казармы открыли рынок Буленвилье, который был снесен в 1843 году.
"Черные мушкетеры" квартировали сначала в Немуре, неподалеку от королевской резиденции Фонтенбло, а в 1699-1701 годах архитектор Робер де Котт выстроил для них по планам знаменитого Жюля Мансара просторный особняк на улице Шарантон в Сент-Антуанском предместье Парижа. Здесь проходил "свои университеты" Лафайет, будущий герой Гражданской войны в Америке, но с 1775 года здание было заброшено, и в 1780 году в бывшую казарму перевели больницу для слепых. От первоначального здания сохранились лишь портик с пилястрами и треугольным фронтоном да часовня (дом 26-28 по улице Шарантон).
Надо отметить, что этот квартал был начисто лишен источников воды, и лишь в 1719 году здесь соорудили четыре фонтана, один из которых находился как раз напротив "Дома мушкетеров". Впрочем, отсутствие воды не расценивалось военными как большое неудобство: пили вино, грязное белье отдавали в стирку прачкам, а ежедневно мыться было не принято. Считалось, что вместе с водой в тело через поры кожи проникают болезни и что вода уменьшает мужскую силу. Вместо мытья полагалось несколько раз на дню менять рубашки, но и этим зачастую пренебрегали. Во французском языке до сих пор сохранилось выражение "устроить стирку по-гасконски": это значит попросту надеть грязную сорочку наизнанку. В лучшем случае водой ополаскивали руки и лицо. Бани на улице Нев-Монмартр использовались в медицинских целях, как последнее средство врачевания. Чтобы заглушить запах немытого тела, поливались духами (считалось, что они проникают внутрь организма, оберегая его от заболеваний), дыхание освежали анисовыми пастилками. Мыла не было: парижскую мыловарню еще в 1627 году преобразовали в ковровую мануфактуру, а марсельские могли обеспечить своей продукцией (предназначавшейся исключительно для стирки) только сам Марсель и его окрестности. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: война с Испанией положила конец импорту мыла и марсельцам пришлось развивать собственное производство. К 1660 году в Марселе было уже семь фабрик; мыло (зеленого цвета) продавали брусками по пять килограммов или кусками по двадцать килограммов, не только снабжая им север Франции, но и отправляя на экспорт – в Голландию, Англию и Германию. В 1673 году Людовик XIV объявил чистоту общественно полезной, но только в 1761 году, почти век спустя, некий Пуатевен установил в Париже, у Королевского моста, ведущего к Лувру "банный корабль" с ванными. Судя по всему, гигиена была личным делом каждого, в казармах не устраивали "банный день". Любопытный факт: в 1761 году была разоблачена некая Маргарита Гублер, называвшая себя Жаном и отслужившая почти год в королевском кавалерийском полку. Все это время она проживала в казарме со своими товарищами, которые догадались о ее половой принадлежности совершенно случайно, во время… танцев.
Канализации, как можно догадаться, не было вовсе: для физиологических нужд использовали "ночные вазы", которые потом опорожняли в повозку золотаря, каждый день проезжавшую по улицам с колокольчиком. Отбросы и нечистоты сваливали за городом, не слишком от него удаляясь. В 1750 году, уезжая из Парижа, Руссо в сердцах бросил: "Прощай, город грязи!" Парижская грязь была особенной: черной, жирной и вонючей, она отдавала серой и даже прожигала ткань при попадании на одежду. Кое-какой порядок удалось навести только Габриэлю Никола Ла Рейни (1625-1709), возглавлявшему парижскую полицию, – он заставил-таки горожан платить налог "на грязь и фонари", учрежденный еще в 1506 году. Этот налог подлежал к уплате каждые двадцать лет, им облагались домовладельцы, а полученные средства использовались для вывоза мусора с улиц и уличного освещения. До 1756 года улицы французской столицы освещали восемь тысяч фонарей, которые часто задувало ветром, да и света от них было далеко не достаточно. Но вернемся к мушкетерам.
Итак, за жилье платить не надо, но остаются пропитание, одежда, оружие, лошадь (плюс вьючное животное для перевозки грузов во время похода), да и всякие мелкие расходы… О том, как выглядело парадное обмундирование мушкетера, мы уже имеем представление. Во время "войны кружев" между двумя ротами д'Артаньян безрассудно одалживал своим людям деньги из собственного жалованья, лишь бы те не ударили лицом в грязь перед соперниками. В повседневной жизни приходилось довольствоваться малым. Слуги мушкетеров часто не получали жалованья, но в те времена слуга был в большей степени "товарищем по несчастью", делившим все горести и радости своего господина (дворянин даже в тюрьму отправлялся вместе со своим слугой), а потому довольствовался тем, что ел с его стола и носил его обноски. Обычно соискатели мушкетерского плаща являлись в столицу уже со слугой, забрав его из отчего дома. Антуан де Грамон, граф де Гиш, родовитый дворянин из Беарна, будущий полковник французской гвардии и маршал Франции, явился в Париж с несколькими су в кармане, но зато в сопровождении управляющего своим имением, слуги и лакея-баска. Нанять слугу можно было и добравшись до места. В частности, врач Теофраст Ренодо открыл в 1630 году на острове Сите "Бюро адресов и встреч" – своего рода контору по трудоустройству. Разорившиеся крестьяне (а население Франции на 80 процентов состояло из крестьян) часто приходили в города наниматься в услужение.
О том, что могло быть на столе у мушкетера, мы поговорим особо, а сейчас остановимся на оружии и лошадях.
С 1530 года принадлежностью дворянского костюма была рапира. Само это слово происходит от испанского "espada ropera", то есть шпага, прилагающаяся к костюму: у нее был длинный, тонкий и гибкий клинок, изготавливаемый обычно в Толедо или Золингене и предназначенный для колющих ударов, а также изящный эфес. Специально для рапиры были разработаны сложные системы фехтования. Это оружие идеально подходило для дуэли (в комплекте с рапирой продавали кинжал, служащий для отражения колющих ударов), однако клинок длиной 110 сантиметров был великоват для рукопашной схватки в ходе сражения, а его толщина (шесть миллиметров) оказывалась недостаточной, чтобы выдерживать удары кавалерийской шпаги. Поэтому с 1630 года рапиру окончательно вытеснила шпага, остававшаяся в моде до 1780 года.
Уже в XVI веке приобрести шпагу не составляло труда. Оружейники имелись в каждом городе и, как правило, торговали своим товаром на особых улицах: в Марселе это была улица Фабр, в Амьене – улица Фурбисри (Оружейников), в Туре – улица Сельри (Шорников) и площадь Королевской Ярмарки. В Париже лавки оружейников находились в квартале Марэ: люди победнее отправлялись за покупкой на улицу Омри или Лагарп у Малого моста, а те, что побогаче, – в предместье Сен-Виктор. Торговля шла бойко. Некоторые шпаги могли стоить невероятных денег – от 25 до 60 турских ливров: они были из стали хорошего качества и украшались драгоценными камнями; их ножны делали из бархата и золота. Разумеется, стальной клинок с насечкой стоил много дороже, чем железные, а то и медные рапиры, изготовленные сельским кузнецом, которые порой гнулись и ломались от первого же удара.
В описи имущества д'Артаньяна, сделанного после его смерти, упомянуты две шпаги: одна с поцарапанной золотой гардой и латунной рукоятью, другая – из почерневшего железа.