Если принять все это во внимание, то станет понятным влечение Черчилля к Маленкову и жажда повидаться с ним. А какой-то торопливый лорд Кальверлей уже выдвинул кандидатуру Маленкова на Нобелевскую "премию мира" (32 000 долларов). Конечно, есть опасность, что Маленков не досидит на своем месте до визита "тяготеющего" Черчилля. А между тем от этого тяготения падает яркий и зловещий луч света на все былые соглашения со Сталиным в Тегеране, а Ялте и в Потсдаме. И понятнее становится, почему Англия так упорно держится в стороне от европейского оборонительного союза… Направо "двери заперты"; налево "двери настежь". В Англии призваны править – конечно! – консерваторы; но коммунистическая разруха и обилие других стран могут быть совсем не убыточны для английского мирового "бизнеса"…
Еще ли не показательны эти формулы? Еще ли не поучительны? Еще ли не прозрели русские "патриоты", склонные к шепоту и фигурированию? Или, может быть, эта зрелая политика, выражаемая в словах "ставка на чужое ослабление, расчленение и обеднение" характерна только для Англии, а другие державы ведут иную политику? Но разве оклеветание Чиан-Кайшека и сдача Китая коммунистам – не определяли собою дальневосточную политику Трумана? И разве нашлась какая-нибудь держава, которая возражала бы против сдачи Югославии Титоброзу? И разве есть какой-нибудь народ и какое-нибудь правительство на свете, которые поняли бы мудрую политику европейского равновесия, проводившуюся русскими Государями? Разве общественное мнение Запада, руководимое мировою закулисою, научилось где-нибудь отличать Россию от Советии и русских людей от коммунистов? Кому же доверяете вы наши национальные русские интересы, эмигрантские шептуны и фигурирователи?!
На все наши соображения, тревоги и предвидения уповающие шептуны могут возразить со свойственным им апломбом: "Мы знаем, что мы делаем… Мы знаем и те условия, на которых нам содействуют в расходах и во всяческой пропаганде… Мы спасаем Россию! Мы боремся и сопротивляемся, а наши критики стоят за пассивное непротивление". – Конечно, надо предвидеть и такое возражение. Пусть их возражают… "Людям губа не заперта"… Да и свободу слова мы уважаем настолько, что признаем даже свободу глупого и неверного слова…
Но рассмотрим же все это обстояние в политическую лупу. С самого начала кое-кто, пожалуй, захочет признать, что если уж "содействуют в расходах" и во всяческой пропаганде, то значит "договорились" или, осторожнее сказать, "кабинетно дошептались" до "единомыслия". Однако и тут необходима оговорка. Дело в том, что политические дотации бывают предварительные и последующие. Предварительная дается, чтобы легче договориться; это аргумент "вступительный", "располагающий", синица в руках. Последующая дотация дается уже после вступления в соглашение, для осуществления условий; не как залог грядущей акции, а как реализация ее. Так, например, Титоброз получил от Англии итальянское вооружение в порядке предварительной дотации. Украинский институт в Берлине так и застрял на предварительных дотациях. Но современные субсидии Титоброзу относятся уже к последующим дотациям. Ни логически, ни психологически, ни политически – это не одно и то же и забывать этого не следует.
Но допустим, что стороны кабинетно дошептались до "единомыслия". Что же, спросим мы, есть ли среди нас столь наивные люди, которые поверили бы, что дотирующие иностранцы постигли и признали русский национальный и великодержавный интерес, приспособили свои планы, интересы и программы к российским, приняли наше как свое и обязались соблюдать, беречь и проводить в будущем всероссийское благо как обязательное для них? Что они "оценили" и "решили жертвенно спасать" Россию, так, как Россия верно и жертвенно спасала то славян во время балканской войны семидесятых годов, то Сербию в 1914 году, то Францию и Англию (августовское наступление Самсонова), то Италию после Капоретто (1936, майское наступление Брусилова)?.. Есть ли среди нас столь наивные люди? Если есть, то следовало бы строжайше воспретить им заниматься политикой, чтобы зря не болтали, Россию не предавали и соблазна не сеяли! Знаем мы, что запретить некому, что запретить нельзя; и даже помешать нельзя. Но говорить вслух правду – можно; открыть себе и другим глаза на смысл этих шепотов – должно; а пребывать в ложных иллюзиях нелепо и вредно.
Нет, не было и не будет таких иностранцев, таких чужестранных правительств, которые признали бы государственную верность и международную законность русских национальных интересов и реально помогли бы русской патриотической эмиграции вести борьбу за великодержавную Россию. Есть, были и будут отдельные иностранцы, особенно из тех, которые жили в дореволюционной России, которым наш сердцем открытый и добрый народ успел показать свои внешние и внутренние просторы, успел раскрыть их сердце и сумел перестроить их понимание России и внушить им вместо тупого страха и злого презрения – сочувствие или даже любовь. Есть приобщившиеся русскому Православно, прозревшие в вопросах русского духа, постигшие место русской государственности и уразумевшие историю наших национальных трудностей, отсталостей и несовершенств. Но это отдельные люди, с не провинциальным горизонтом, с не зачерствевшим сердцем, с окрыленным воображением. Мы знаем их, мы ценим их и всегда радуемся, слыша их живое или читая их печатное слово. Но именно вследствие этих своих личных особенностей эти люди не чувствуют себя в своих странах зауряд-обывателями, штампованными гражданами, антирусскими парламентариями, напористыми дипломатами и агрессивными генералами. В них жива, как и в нас самих, международная честь и совесть; они не называют коммунистов "русскими" и советию "Россией"; они понимают, что русская трагедия двадцатого века есть всемирная трагедия, что дьявольский Мальстром, крутящийся в России, рожден на западе и стремится опять на запад, что пробил исторический час, когда об "аннексиях", "расчленениях" и "бизнесах" прилично думать только Гитлеру и ему подобным хищным слепцам. Они понимают это. Но когда они говорят об этом гласно в своих странах, то они теряют свою "популярность" и политически дезавуируются в своих демократиях. И не с ними, о, конечно, не с ними кабинетно шепчутся русские фигурирователя… Они шепчутся с другими, не знающими, не понимающими Россию, но желающими делать политическую карьеру в своей стране; а где, в какой стране может сделать карьеру, политик, сочувствующий национальной России? Такова была только королевская Сербия.
Вывод ясен. Во всех кабинетных шептаниях не иностранцы приемлют русские интересы, а договаривающиеся русские эмигранты приспособляются к иностранным деньгодателям, к их воззрениям, одним словом – к их интересам.
Да, скажут нам, но интересы иностранцев в настоящее время сводятся прежде всего к борьбе с коммунизмом и с коммунистами; и в этих пределах было бы ошибочно уклоняться от сотрудничества с ними.
Отвечаем. Во-первых, самый антикоммунизм иностранцев отнюдь не бесспорен; он двусмыслен и неустойчив. В чем проявился антикоммунизм англичан, начиная с 1917 года и кончая 1953 годом? В том, что они пока еще не пошли за Беваном, но сдают советским коммунистам одну мировую позицию за другою? Да, у себя они не хотят коммунизма, но коммунизм в других странах им кажется не только не опасным, но как-то даже "полезным: в одних странах он истребит национальную аристократию и тем обеспечит "демократический режим"; в других странах он подготовит расчленение государства и ликвидирует великодержавность; а впоследствии он всюду откроет пустые и голодные рынки, что так важно для английской вывозной торговли. Замечательно, что даже в Соединенных Штатах мудро-осторожный Эйзенхауер, высокоосведомленный Хувер и последовательный Мэк-Карти. – совсем не считают только что ушедшего Трумана сколько-нибудь надежным антикоммунистом; этим и объясняется строгая "переборка" всего государственного чиновничества и непрекращающаяся тревога в широких здоровых кругах народа. Ведь были же советники у Рузвельта, внушившие ему симпатию и доверие к величайшему злодею истории, – к так называвшемуся "дяде Джо"… Ведь уцелели же эти сотрудники и при Трумане… Ведь доходило все дело до того, что чуть не за каждым "кустом" сидел коммунист – от фильма до кафедры и от рабочего союза до атомного дела…. А что принесут следующие выборы – это еще вопрос…
Во-вторых, только совсем неопытные журналисты могут воображать и рассказывать, что в государственных и особенно международных делах "единомыслие" может быть построено на отрицании: "Ты против коммунизма и я против коммунизма; вот и отлично: давай дошептываться до единомыслия и братски сотрудничать". Так бывает только в ребяческом воображении у обывателей. На самом же деле имеется в виду совсем иное, а именно: "Что мне твой антикоммунизм, если ты не приемлешь целиком мою положительную программу? Обязуешься ли ты повиновением во всем, что мы укажем? Потребуем демократию – будешь демократом; потребуем расчленения – будешь расчленять; потребуем хозяйственного, финансового, военного, дипломатического порабощения – будешь порабощать свой народ по нашей указке… Нет? Не согласен? Иди, – мы найдем более послушных антикоммунистов"… Вспомним английские условия, поставленные в Ревеле Юденичу. Вспомним нацистские требования от коллаборантов: там надо было все проглотить, – начиная от антисемитизма и кончая доносами в гестапо, начиная от тоталитарного пафоса и кончая расстрелом русских заложников, начиная от смертных лагерей для русских военнопленных и кончая Аушвицем… Мы знаем, что это привело к бензинной смерти Гитлера и к виселице для Розенберга. Но эта судьба постигла их не потому, что они навязывали своим коллаборантам всю стою программу целиком, а потому, что и программа их и тактика их – были свирепы, нелепы и вызывающи для всей вселенной. Навязывание же своей программы свойственно всем партиям во всех странах. Мыслимо ли, чтобы социалистическое правительство поддержало в другой стране буржуазно-аристократическую контрреволюцию? Можно ли серьезно допустить, что иноземное правительство, желающее расчленить Россию, будет содействовать пропаганде унитаристов, отстаивающих Единую Неделимую? Республиканское правительство всегда сумеет использовать чужую монархию и будет требовать от нее всех жертв и всей крови; но восстанавливать сокрушившуюся монархию ни один республиканский министр и не подумает, – немыслимо, неосуществимо; да и опасно: на следующих же выборах забаллотируют…
Иными словами: субсидии даются только единомышленникам, т, е. людям, безоговорочно приемлющим политический и международный интерес субсидирующей страны. И не только интерес, но и слепые предрассудки деньгодателя. Надо угодить ассигнующему; надо угождать тому, кто будет "содействовать в расходах"; надо обязаться угождать ему до конца.
И эмигрантские шептуны знают это. И потому состязаются друг с другом в угождениях; и возмущаются, если кабинетное шептание происходит помимо них еще и с другими; и тогда начинают нашептывать деньгодателям про своих конкурентов; нашептывать и "отводить"; эти – не годятся, они крайне правые; и эти неприемлемы – они средне правые; и этих надо гнать – они недостаточно демократы; а эти совсем не федералисты и т. д. Слушаешь, читаешь эти нападки: следишь за всей этой суетней, за всеми этими эмигрантскими "выдвижениями" и "задвижениями", – жалобами, опорочениями, дезавуированиями (чтобы не сказать, доносами) – и душа наполняется скорбью и стыдом. Скорбью за Россию. Стыдом за этих "русских" людей, которые уверили себя, будто спасение России состоит в том, чтобы их субсидировали и чтобы они фигурировали.
Но на что же тогда надеяться? Нельзя же без надежды! У нас две надежды. И прежде всего на Бога, что не до конца прогневался и помилует. Во-вторых, на духовное оздоровление русского народа, во всех его племенах, – и там, под коммунистическим ярмом, и здесь за рубежом, в неволе у иностранных народов; на то, что мы – сами – здесь, все мы и наши братья-соотечественники – там – сможем сделать, сердцем продумывая, ответственно выговаривая и делами осуществляя русский великодержавный интерес. Россия может быть освобождена и возрождена только русскими!
Церковь и религия
О православии и католичестве
Значение Православия в Русской истории и культуре духовно определяющее. Для того, чтобы понять это и убедиться в этом, не надо быть самому православным; достаточно знать русскую историю и иметь духовную зоркость. Достаточно признать, что тысячелетняя история России творится людьми христианской веры; что Россия слагалась, крепла и развертывала свою духовную культуру именно в христианстве, и что христианство она восприняла, исповедовала, созерцала и вводила в жизнь именно в акте Православия. Именно это было постигнуто и выговорено гением Пушкина. Вот его подлинные слова:
"Великий духовный и политически переворот нашей планеты есть христианство. В этой священной стихии исчез и обновился мир". "Греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер". "Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою"…; "история ее требует другой мысли, другой формулы…"
И вот ныне, когда наши поколения переживают великий государственный, хозяйственный, моральный и духовно-творческий провал в истории России, и когда мы повсюду видим ее недругов (религиозных и политических), подготовляющих поход на ее самобытность и целость, – мы должны твердо и точно выговорить: дорожим ли мы вашей русской самобытностью и готовы ли мы ее отстаивать? И далее: в чем эта самобытность, каковы ее основы и каковы те покушения на нее, которые мы должны предвидеть?
Самобытность русского народа выражается в его особливом и своеобразном духовном акте. Под "актом" надо разуметь внутренний строй и уклад человека: его способ чувствовать, созерцать, думать, желать и действовать. Каждый из русских, попав за границу, имел, да имеет и ныне, полную возможность убедиться на опыте в том, что другие народы имеют иной, отличный от нас бытовой и духовный уклад; мы испытываем это на каждом шагу и с трудом привыкаем к этому; иногда видим их превосходство, иногда остро чувствуем их неудовлетворительность, но всегда испытываем их инородность и начинаем томиться и тосковать по родине. Это объясняется самобытностью нашего бытового и духовного уклада, или, выражаясь кратчайшим словом, у нас иной акт.
Русский национальный акт сложился под влиянием четырех великих факторов: природы (континентальность, равнина, климат, почва), славянской души, особливой веры и исторического развития (государственность, войны, территориальные размеры, многонациональность, хозяйство, образование, техника, культура). Невозможно осветить все это сразу. Об этом есть книги, – то драгоценные (Гоголь. "В чем же, наконец, существо русской поэзии"; Н. Данилевский. "Россия и Европа"; И. Забелин. "История русской жизни"; Достоевский. "Дневник писателя"; В. Ключевский. "Очерки и речи"), то мертворожденные (Чаадаев. "Философские письма"; Милюков. "Очерки по истории русской культуры"). В понимании и толковании этих факторов и самого русского творческого акта – важно оставаться предметным" и справедливым, не превращаясь ни в фанатического "славянофила", ни в слепого для России "западника". И это особенно важно в том основном вопросе, который мы здесь ставим – о Православии и Католичестве.
Среди недругов России, не приемлющих всю ее культуру и осуждающих всю ее историю, совершенно особое место занимают римские католики. Они исходят из того, что в мире есть "благо" и "истина" только там, где "ведет" католическая церковь и где люди беспрекословно признают авторитет римского епископа. Все остальное идет (так они понимают) по неправому пути, пребывает во тьме или ереси и должно быть рано или поздно обращено в их веру. Это составляет не только "директиву" католицизма, но и само собою разумеющуюся основу или предпосылку всех его доктрин, книг, оценок, организаций, решений и действий. Некатолическое в мире – должно исчезнуть: или в результата пропаганды и обращения, или же погублением Божьим.
Сколько раз за последние годы католические прелаты принимались объяснять мне лично, что "Господь выметает железною метлою православный восток для того, чтобы воцарилась единая католическая церковь"… Сколько раз я содрогался от того ожесточения, которым дышали их речи и сверкали их глаза. И внимая этим речам, я начинал понимать, как мог прелат Мишель д’Эрбиньи, заведующий восточно-католическою пропагандою, дважды (в 1926 и в 1928 г.) ездить в Москву, чтобы налаживать унию с "обновленческою церковью" и соответственно "конкордат" с большевиками, и как мог он, возвращаясь оттуда, перепечатывать без оговорок гнусные статьи коммунистов, именующие мученическую православную патриаршую Церковь (дословно) "сифилитической" и "развратной"… И я понял тогда же, что "конкордат" Ватикана с Третьим Интернационалом не осуществился доселе – не потому, что Ватикан "отверг" и "осудил" такое соглашение, а потому, что его не захотели сами коммунисты. Я понял разгром православных соборов, церквей и приходов в Польше, творившийся католиками в тридцатых годах текущего века… Я понял наконец, в чем истинный смысл католических "молитв о спасении России": как первоначальной, краткой, так и той, которая была составлена в 1926 году папою Бенедиктом XV и за чтение которой у них даруется (по объявлению) "триста дней индульгенции"…
И ныне, когда мы видим, как Ватикан годами снаряжается в поход на Россию, проводя массовую скупку русской религиозной литературы, православных икон и целых иконостасов, массовую подготовку католического духовенства к симуляции православного богослужения на русском языке ("католичество восточного обряда"), пристальное изучение православной мысли и души, ради доказательства их исторической несостоятельности, – мы все, русские люди, должны поставить перед собой вопрос о том, в чем же отличие Православия от Католицизма и постараться ответить себе на этот вопрос со всею объективностью, прямотою и исторической верностью.
Это есть отличие догматическое, церковно-организационное, обрядовое, миссионерское, политическое, нравственное и актовое. Последнее отличие есть жизненно первоначальное: оно дает ключ к пониманию всех остальных.