Правый оппортунизм поднимает голову.
В деревенском мире, где преобладают мелкие производители, сталинская критика тех явных ошибок, очевидно, была опасной. Энтузиазм легко превращался в пораженчество, и правый оппортунизм, существовавший всегда, поднимал голову, когда критиковались левацкие ошибки. Для многих местных лидеров эта критика была потрясением основ, их переполняла паника и растерянность. Некоторые заявляли, что статья Сталина разрушит жизнеспособные колхозы, что он сделал слишком много уступок кулакам, и что он сделал шаг назад, к капитализму.(134)
В целом в партии, потерпевшие поражение в 1929-1920 годах правооппортунистические тенденции, еще присутствовали. Иногда критику вызывал страх жестокости и насилия классовой борьбы в деревне, но некоторые предпочли критиковать излишества коллективизации, перейдя к критике самой идеи коллективизации. Сырцов входил в правооппортунистическую группу Бухарина в 1927-1928 годах. В июле 1930 года он был избран кандидатом в Члены Политбюро. 20 февраля 1930 года он писал о "чувствах апатии и нигилизма, которые появились в значительном секторе крестьянства после вступления в колхоз". Он критиковал "централизацию и бюрократизм", распространившиеся в колхозном движении, призывал к "развитию инициативы у крестьян на новой основе".(135) Эта капитуляционистская политика поддерживала изменения курса, которые могли помочь кулакам. В августе 1930 года Сырцов предостерегал против дальнейшей коллективизации и заявил, что колхозы ничего не будут стоить, пока у них не будет крепкой технической базы. В тоже время он выражал скептицизм насчет перспектив Сталинградского тракторного завода. В декабре 1930 года он был исключен из Центрального Комитета.(136)
Антикоммунистическая атака.
Антикоммунистические элементы пытались превратить критику излишеств коллективизации в критику Сталина и партийного руководства. Попеременно атакуя Ленинское руководство с право- и левооппортунистических позиций, они пытались продвинуть антикоммунистические идеи.
На собрании в Сельскохозяйственной Академии им. Тимирязева в Москве слышались выкрики: "Где был ЦК, когда допускались перегибы?" В редакторской статье "Правды" за 27 мая все попытки "дискредитировать Ленинское руководство партии" были осуждены как "демагогические".(137)
Некто Мамаев во время обсуждения написал: "Невольно возникает вопрос: головокружение в чьей голове?... Кто-то пытается свалить с больной головы на здоровую, не давая об этом знать нижним партийным массам". Мамаев осуждал "массовое применение репрессивных мер к средним и бедным крестьянам". Деревня будет готова к коллективизации только когда будет возможна механизация. Далее он критиковал "всеобъемлющую бюрократизацию" в партии и осуждал "искусственное подогревание классовой борьбы". Совершенно правильно Мамаев был осужден как "кулацкий агент в партии".(138)
Изгнанный из Советского Союза, Троцкий постоянно избирал позицию противостояния партии. В феврале 1930 года он осуждал ускоренную коллективизацию и раскулачивание как "бюрократическую авантюру". Он кричал, что попытка построить социализм в одной стране, опираясь на инструментарий отсталого крестьянства, обречена на провал. В марте он порицал Сталина за ошибки в допущении "утопического реакционного характера стопроцентной коллективизации", предполагавшей, что "принудительное создание огромных коллективных хозяйств без должной технической основы само по себе сможет обеспечить их преимущество перед малыми хозяйствами". Он утверждал, что "колхозы развалятся в ожидании технической базы".(139) Левацкая критика Троцкого была уже неотличима от критики правых оппортунистов.
Раковский, главный троцкист, остававшийся в Советском Союзе во внутренней ссылке, призывал к свержению "центристского руководства", возглавляемого Сталиным. Колхозники взбунтуются и создадут единый фронт борьбы против социалистического государства. Кулакам не надо препятствовать в земледелии ограниченными средствами.
Надо импортировать промышленные товары для крестьян, а Советская программа индустриализации должна проводиться не столь быстрыми темпами. Раковский признавал, что его предложения сходны с предложениями правых, но "разница между нашими предложениями и предложениями правых такая же, как разница между организованным отступлением войск и беспорядочным бегством дезертиров с поля боя".(140)
Успехи и неудачи.
В конечном счете, уровень коллективизации снизился с 57,2 процента на 1 марта 1930 года до 21,9 процента к 1 августа и снова поднялся до 25,9 процента в январе 1931 года.
В Центральночерноземной области этот показатель упал с 83,3 процента до 15,4 процента к 1 июля. В Московской области произошел спад с 74,2 процента до 7,5 процента к 1 мая. Число крестьян, покинувших колхозы, ясно показывало качество политической и идеологической работы на местах. Нижняя Волга, начав с 70,1 процента 1 марта, насчитывала только 35,4 процента к 1 августа и вновь увеличила уровень до 57,5 процента к 1 января 1931 года. Северный Кавказ имел наилучшие результаты: 79,4 процента 1 марта, 50,2 процента 1 июля и 60 процентов на 1 января 1931 года(141).
И, тем не менее, удача первой большой волны коллективизации была замечательной.
Уровень коллективизации значительно превысил показатель, запланированный на окончание пятилетки, на конец 1933 года. В мае 1930 года после массового выхода из колхозов, в них оставалось еще шесть миллионов семей, в противовес одному миллиону в июне 1929 года. Типичный колхоз составляли 70 семей вместо 18 в июне 1929 года. Уровень коллективизации был выше, и артели по большей части вошли в колхозы, вместо ТОЗов (товарищество по обработке земли). Численность поголовья молочного скота увеличилась с 2,11 миллиона в январе 1930 года до 4,77 миллиона в мае того же года. В колхозах состояли 81957 членов партии в июне 1929 года и уже 313200 в мае 1930. Эта большая волна коллективизации привлекла в колхозы главным образом безземельных и бедных крестьян. Но туда вступило и большое число середняков. В мае 32,7 процента колхозников-первопроходцев составляли бывшие крестьяне-середняки.(142) В мае 1930 года недвижимое имущество колхозов оценивалось в 510 миллионов рублей, из них 175 миллионов дала экспроприация кулаков.(143)
Замечательные результаты.
Несмотря на все потрясения, вызванные коллективизацией, урожай в 1930 году выдался прекрасный. Свою роль в этом сыграли благоприятные погодные условия, но получение высокого урожая могло сказаться в недооценке предстоящих трудностей.
Производство зерна составило по разным оценкам от 77,2 до 83,5 миллиона тонн, в 1929 году было 71,7 миллиона тонн.(144) Благодаря государственному планированию, механизации сельского хозяйства, в особенности возросли урожаи хлопка и свеклы, до 20 процентов. Но в связи с массовым забоем скота, объем животноводческой продукции снизился с 5,68 миллиона рублей до 4, 4, или на 22 процента.
В 1930 году весь коллективный сектор (колхозы, совхозы и индивидуальные наделы колхозников) произвели 28,8 процента всей сельхозпродукции, по сравнению с 7,6 процента в прошлые годы.(145)
Поставки зерна в города выросли с 7,47 миллиона тонн в 1928-1929 годах до 9,09 миллиона тонн в 1930-1931 годах, т.е. на 21,7 процента. Но огромное число населения, связанное с работой по ускоренному развитию промышленности, получили увеличение хлебного рациона с 26 до 33 миллионов тонн, или на 27 процентов.(146)
Потребление сельхозпродукции в деревне было 60,55 рубля на человека в 1928 году, 61,95 рубля в 1929 и немного уменьшилось в 1930 году, до 58,62 рубля. Но потребление промышленных товаров росло - 28,29 рубля на человека в 1928 году, 32,30 в 1929 и 32,33 в 1930. В целом потребление сельского населения менялось, если принять потребление на душу в 1928 году за 100 процентов, то в 1929 было 105,4, а в 1930 - 102,4. То есть, жизненные стандарты в деревне медленно улучшались, тогда как в городе теми же темпами шло ухудшение. Потребление на душу населения в городах менялось с индекса 100 в 1928 году, до 97,6 в 1929 и 97,5 в 1930 году.(147)
Эти цифры противоречат обвинениям, высказанным Бухариным и другими правыми, согласно которым, Сталин организовал феодально-бюрократическую эксплуатацию крестьянства: все работающее население страны шло на лишения ради построения социализма и индустриализации, и жертвы, принесенные рабочими, зачастую были намного более значительными, чем крестьянские.
Для обеспечения городов продовольствием и успеха индустриализации, Советское государство проводило политику низких цен на зерно. Но в 1930 году доходы крестьян значительно выросли за счет продаж на свободном рынке и сезонных работ. Девис писал:
"Государство запланировало необходимую часть поставок сельхозпродукции по ценам ниже рыночных. Но если взять среднюю цену между рыночной и плановой, то можно видеть, что рост цен на сельхозпродукцию был выше, чем на промтовары. Условия торговли были на пользу деревне".(148)
"Централизованное управление сельскохозяйственным производством давало очевидный успех в его главной задаче гарантирования поставок продовольствия для городского населения и сельхозсырья для промышленности".(149)
Подъем социалистического сельского хозяйства.
В октябре 1930 года 79 процентов крестьянских семей все еще оставались частниками, нацеленными на рынок. В выпуске от 21 октября "Правда" писала:
"В обстановке сельской осени, когда собран хороший урожай,... в условиях высоких спекулятивных цен на зерно, мясо и овощи, некоторые хозяйства крестьян-середняков быстро преображаются в зажиточные и кулацкие хозяйства".(150)
Вторая волна коллективизации.
Между сентябрем и декабрем 1930 года была запущена пропагандистская кампания по вступлению в колхозы. Руководство колхозов раздавало отчеты-рапорты о ее ходе крстьянам-одиночкам в своем районе. Были проведены специальные собрания для тех, кто вышел из колхозов в марте. В сентябре в районы с низким уровнем коллективизации для убеждения крестьян-одиночек было направлено 5625 "комиссий по набору в колхозы", составленных из колхозников. В Центральночерноземной области приглашения в колхоз получили 3,5 миллиона крестьян-одиночек.
Кулаки, саботировавшие колхозы, продолжали высылаться, особенно на Украине, где в начале 1931 года общее число выселенных по трем категориям составило 75 тысяч.(151)
Но осенью 1930 года пропагандистская кампания тщательно отслеживалась партийным руководством: были отброшены грубость и насильственные методы первой волны коллективизации, не проводились централизованные кампании по выселению кулаков.(152)
С 1 сентября по 31 декабря 1930 года 1 120 000 семей вступили в колхозы, в зернопроизводящих районах - около половины населения. Таким образом, 25,9 процента всех крестьянских семей присоединились к коллективному земледелию.(153)
В 1931 и 1932 годах распределением лучших земель и предоставлением других преимуществ колхозникам увеличивалось экономическое давление на крестьян-одиночек. В то же время кулаки предприняли последние отчаянные попытки разрушить колхозы.
Вторая большая волна коллективизации прошла в 1931 году и привела к увеличению коллективизированных семей с 23,6 процента до 57,1. В следующие три года наблюдался медленный рост по 4,6 процента в год.
С 1934 по 1935 год уровень коллективизации изменился от 74,4 процента до 83,2, фактически завершив коллективизацию сельского хозяйства.(154)
Экономическое и общественное творчество масс.
До сих пор часто можно слышать утверждения, что коллективизация в 30-х годах была насилием над крестьянством. В противовес этому нам бы хотелось подчеркнуть необычайный размах общественного и экономического творчества того периода, проявленный тогда массами, интеллигенцией и партийными лидерами революционную созидательность. Подавляющее большинство основных характеристик социалистической системы сельского хозяйства было "изобретено" в период перелома, в 1929-1933 годах. Вот как определил это Девис:
"Это был познавательный процесс огромного масштаба в исключительно короткий период времени, когда партийные лидеры и их советники, местные партийные работники, крестьянские и экономические структуры совместно работали на результат... Главные особенности колхозной системы, установленные в 1929-1933 годах, прошли испытание временем до смерти Сталина и даже держались еще некоторое время после нее".(155)
Во-первых, колхозы были задуманы как организационная форма, которая должна была позволить внедрение широкомасштабного механизированного производства в отсталой сельскохозяйственной стране. Колхозы создавались для производства зерна и ведения сельского хозяйства промышленными методами, в особенности, для производства хлопка и свеклы. Колхозная продукция поставлялась государству по очень низким ценам, что помогало социалистической индустриализации: затраты государства на поставку продовольствия в города и сельскохозяйственного сырья для промышленности держались на низком уровне. Колхозники получали компенсацию благодаря значительному доходу от продаж оставшейся после выполнения госзаказа продукции на свободном рынке и от дополнительных работ.
Далее, была создана система машинно-тракторных станций для внедрения техники в деревне. Бетлхейм писал:
"Проведение коллективизации создало юридическую основу для получения сельским хозяйством крупных выгод в виде огромных инвестиций, полностью преобразивших технические условия в селе.
Такой полный переворот в технике был возможен только благодаря замене мелких и средних хозяйств на крупномасштабное сельскохозяйственное производство".(156)
Но как внедрить современную технику в колхозную жизнь? Ответ был не прост.
Летом 1927 года Маркевич создал в Шевченко (Одесской области) оригинальную систему, машинно-тракторную станцию, МТС, централизованно управлявшую техникой и предоставлявшую ее колхозам.
В начале 1929 года существовало уже две государственных МТС, на которых было 100 тракторов. Еще было 50 "тракторных колонн", принадлежавших зерновым кооперативам, по 20 тракторов в каждой колонне. 800 тракторов было в 147 крупных колхозах; но большая часть всех 20 тысяч тракторов была рассеяна в небольших колхозах.(157)
То есть, к июлю 1929 года большинство тракторов находилось в распоряжении сельхозкооперативов или колхозов. Во время партийной конференции некоторые предлагали продавать трактора колхозам: если, мол, крестьяне не смогут иметь собственных тракторов, то они не станут собирать деньги на них. Но в августе 1929 года Рабоче-Крестьянская Инспекция подвергла критике опыт кооперативов по использованию принадлежащих им тракторов. При такой системе было невозможно серьезное планирование, население для нее не было подготовлено, и, поскольку необходимого числа ремонтных цехов не хватало, отсутствие должного ухода приводило к частым и долгим простоям.(158)
В феврале 1930 года партия прекратила популярный среди некоторых активистов большой колхозный проект по принятию деревни-колхоза в качестве основы коллективизации. В сентябре 1930 года было решено централизовать используемые колхозами трактора, создав машинно-тракторные станции, которые должны быть собственностью государства.(159) Маркевич предлагал использовать 200 тракторов и один ремонтный цех на каждые 40-50 тысяч гектаров возделываемой земли. Он подчеркивал, что по технологии необходимо управлять сельским хозяйством из "единого организационного центра" для всего Советского Союза. Необходимо определить важнейшие районы, изучить технологии, использующиеся во всем мире для того, чтобы определить наилучшие модели техники, машины и механизмы должны быть стандартизированы, а управление ими должно быть централизовано. МТС должны быть собственностью этого центра.(160)
И уже весной 1930 года эта система показала свое превосходство. МТС обслуживали только 8 процентов колхозов, но во время "исхода" в них осталось 62 процента крестьян. Организация уборки урожая в таких совхозах значительно упростилась после того, как они стали отдавать в МТС четверть урожая в качестве оплаты.(161) Работники МТС считались промышленными рабочими. Представляя рабочий класс в деревне, они имели большое влияние среди колхозников в части политического и технического образования и организованности. В 1930 году было подготовлено 25 тысяч трактористов. Весной 1931 года были организованы курсы для 200 тысяч молодых крестьян, которые потом пришли на работу в МТС, в их числе было еще 150 тысяч трактористов.(162)
В-третьих, была разработана оригинальная система оплаты труда колхозников, так называемые "трудодни".
Указом от 28 февраля 1933 года устанавливались различные виды сельскохозяйственных работ по семи определенным категориям, ценность которых выраженная в трудоднях менялась от 0,5 до 1,5. Другими словами, самые сложные и трудоемкие работы оплачивались в три раза дороже, чем простые и легкие работы. Доход колхоза в конце года делился между колхозниками в соответствии с количеством заработанных трудодней. Средний доход одной семьи за 1932 год в центральных областях составил 600,2 кг зерна и 108 рублей. В 1937 года он уже был равен 1741,7 кг зерна и 376 рублям.(163)
Наконец, было установлено оптимальное соотношение между коллективным трудом и индивидуальной деятельностью колхозников. Устав колхозов, принятый официально 7 февраля 1935 года, закрепил основные принципы, определенные за пять лет борьбы и труда.(164) В 1937 году личные участки земли, обрабатываемой колхозниками, составили 3,9 процента всех обрабатываемых земель, но колхозники получали с них 20 процентов своего дохода. Каждая семья могла иметь корову и двух быков, одну свинью с поросятами, десять овец и неограниченное число ослов (faul, в тексте: foul) и кроликов.(165)