Все эти случаи стали яснее, насколько я мог полагать, после процесса заговорщиков в январе 1937 года, когда Пятаков и несколько его сообщников признались в суде, что они занимались организацией саботажа на шахтах, железных дорогах и других промышленных предприятиях с 1931 года. Через несколько недель после этого процесса первый секретарь партии на Урале, Кабаков, тесно связанный до того с Пятаковым, был арестован по обвинению в соучастии в этом заговоре".(62)
Мнение Литлпейджа о Кабакове должно быть упомянуто, после бесстыдного Секретного доклада Хрущева, когда он говорил о Кабакове, как примере уважаемого вождя, "который был членом партии с 1914 года", как о жертве "репрессий, для которых не было никаких оснований"!(63)
Так как Литлпейдж посетил многие рудные регионы, он мог заметить, что эта форма классовой борьбы, промышленный саботаж, проявлялся по всему Советскому Союзу.
Вот как он описывает увиденное им в Казахстане в 1932-1937 годах.
"В октябре 1932 года со знаменитых свинцово-цинковых рудников Риддера в Восточном Казахстане пришел сигнал SOS.
Мне предписали назначение главным инженером, с возможностью использования всех известных мне методов работы. Коммунистические управляющие в то же время получили инструкции дать мне свободу действий и всю возможную помощь.
Правительство затратило огромные суммы на современную американскую технику и оборудование для этих рудников, как и везде это было в России того времени...
Но инженеры были настолько незнакомы с этим оборудованием, а рабочие были настолько небрежны и бестолковы в обращении с любой техникой, что многое из этих дорогих приобретений было поломано без возможности восстановления".(64)
Два или три русских инженера показались мне там особенно способными, и я взялся за труд объяснить им, что было неправильно здесь раньше, и что мы должны делать теперь, чтобы все пошло по нормальному руслу. Мне казалось, что эти два молодых парня с помощью тех знаний, которые я смог дать им, сумеют управиться так, чтобы рудники работали, как положено".(65)
"Риддеровские рудники работали и в самом деле хорошо еще два-три года после того, как я занимался там их реорганизацией в 1932 году. Два молодых инженера, которые так понравились мне, придерживались данных мной инструкций с заметным успехом в работе.
Затем появилась следственная комиссия из Алма-Аты, похожая на ту, что была на рудниках в Калате. С этого времени, хотя на рудниках остались те же самые инженеры, там была внедрена совершенно другая система работы, при которой любой знающий инженер мог спрогнозировать потерю большого количества руда за несколько месяцев. Были выбраны даже опоры, которые мы оставляли для защиты главных рабочих штреков, так чтобы не садилась порода...
Те инженеры, которых я обучал, уже не работали на руднике к моему приезду в 1937 году, и как я понял, они были арестованы из-за приписанного им соучастия в большом заговоре с целью саботажа в Советской промышленности, который был раскрыт на суде в январе 1937 года.
Когда я представил свой доклад, мне показали письменные признания тех инженеров, с которыми я познакомился пять лет назад. Они признались, что были вовлечены в заговор против Сталинского режима коммунистами-оппозиционерами, которые убедили их, что у них достаточно сил, чтобы свергнуть Сталина и его сторонников и взять под свой контроль Советское правительство. Заговорщики доказывали им, что у них много сторонников среди коммунистов с высоким положением. Эти инженеры, хотя они сами не были коммунистами, решили поддержать одну из сторон, но выбрали проигравшую сторону.
Согласно их признанию, "следственная комиссия" состояла из заговорщиков, которые переходили от рудника к руднику, выискивая себе сторонников. После того, как их убедили примкнуть к заговору, эти инженеры использовали мои инструкции как основу для вредительства. Они намеренно использовали те методы, против которых я их предостерегал, и таким способом довели рудники почти до полного развала".(66)
"Я никогда не разбирал тонкостей политических идей и маневров... Но я твердо уверен, что Сталин и его сторонники долгое время шли к открытию того, что обозленные коммунисты-революционеры были их злейшими врагами...
Мой опыт подтверждают официальные объяснения, которые, если их освободить от высокопарных и премудрых слов, приводят к простому утверждению, что одна группа коммунистов планировала свержение другой, находящейся на самом верху власти, и прибегнула к тайному заговору и промышленному саботажу, так как Советская система давила все допустимые способы ведения политической борьбы.
Эта коммунистическая вражда выросла в столь значительное дело, что в нее были втянуты и беспартийные, которым пришлось выбирать одну из сторон... Обозленные индивиды всех сортов были настроены поддержать любой вид подпольного оппозиционного движения просто потому, что они были недовольны тем состоянием, в котором они находились".(67)
Пятаков в Берлине.
Во время процесса в январе 1937 года Пятаков, старый троцкист, был осужден как главный организатор промышленного саботажа. На самом деле, Литлпейдж действительно имел возможность понять, что Пятаков был причастен к заговорщицкой деятельности. Вот что он писал:
"Весной 1931 года... Серебровский... рассказал мне, что в Берлин направлена большая торговая делегация, возглавляемая Юрием Пятаковым, который... был тогда Замнаркома Тяжелой промышленности...
Я... приехал в Берлин во время пребывания там этой делегации...
Среди других дел, делегация дала предложение на покупку нескольких дюжин шахтных подъемников, мощностью от ста до тысячи лошадиных сил. Обычно эти подъемники состоят из брусьев, валов, осей, шестерней и т.п., размещенных на I-, или Н-образном основании.
Делегация запросила о расценках на основе пфеннига за килограмм. Несколько концернов дали предложения, которые значительно отличались по цене - до 5-6 пфеннигов за килограмм - среди них два предложения с самыми низкими ценами. Разница заставила меня присмотреться получше к спецификации, и я обнаружил, что фирмы, предложившие самые низкие цены, заменили чугунными деталями более легкие, стальные, требовавшиеся по оригиналу спецификации. Так что если бы их предложение было принято, русским пришлось бы платить больше, поскольку чугунная основа была бы настолько тяжелее, чем стальная, что при меньшей цене за килограмм, общая стоимость была бы выше.
Это выглядело не иначе, как мошенничество, и я был очень доволен, обнаружив такой трюк. Я сообщил о своем открытии членам русской делегации. Но к моему удивлению русские не выглядели довольными. Они даже оказали на меня сильное давление при заключении сделки, объясняя мне, что я не понимал, что им требуется...
Я... не мог понять их отношение к делу...
Я думал, что тут вполне могло быть взяточничество".(68)
Во время процесса Пятаков сделал следующее заявление суду:
"В 1931 году я был в Берлине с официальной миссией... В середине лета Иван Никитич Смирнов рассказал мне в Берлине, что троцкисты, борющиеся против Советского правительства и партийного руководства, получили прилив энергии оттого, что он, Смирнов, имел в Берлине разговор с сыном Троцкого, Седовым, который сообщил о новом курсе в соответствии с инструкциями Троцкого...
Смирнов... поведал мне, что Седов очень хотел повидаться со мной...
Я согласился на встречу...
Седов рассказал мне, что сейчас формируется, или уже сформирован, троцкистский центр... Эта возможность была озвучена при восстановлении единой организации с зиновьевцами.
Седов также сказал, что он знает о том, что правые, а именно, Томский, Бухарин и Рыков, также не сложили свое оружие, что они только на время успокоились, и что с ними тоже необходимо установить связи...
Седов еще рассказал мне, что от меня требуется еще одна вещь, я должен разместить как можно больше заказов на двух немецких фирмах, Борзинг и Демаг, и что он, Седов, устроит получение от этих фирм необходимых для своего дела сумм, имея в виду, что я не буду сильно придирчив к ценам. Если эти слова расшифровать, то ясно, что излишек в ценах на Советские заказы полностью, или частично, должен был пойти в руки Троцкого на его контрреволюционные цели".(69)
Литлпейдж так прокомментировал это заявление:
"Эти слова в признании Пятакова являются, по моему мнению, вполне убедительным объяснением того, что происходило в Берлине в 1931 году, когда возникли мои подозрения. Тогда русские сотрудники Пятакова пытались склонить меня к одобрению покупки шахтных подъемников, которые были не только слишком дороги, но и бесполезны в шахтах, для которых они предназначались. Мне было трудно представить себе, что эти люди были обыкновенными взяточниками... Но они были закаленными политическими конспираторами до революции, и рискнули, как прежде, ради своего дела".(70)
Саботаж в Магнитогорске.
Другой американский инженер, Джон Скотт, работавший в Магнитогорске, описал похожие явления в своей книге "За Уралом". При описании чисток 1937 года, он рассказал о том, что у части ответственных руководителей проявлялась серьезная, иногда преступная халатность. Бывшие кулаки, ставшие рабочими, намеренно повреждали технику. Буржуазный инженер, Скотт, рассматривает чистки так:
"Много людей в Магнитогорске, арестованных и осужденных за политические преступления, были на самом деле ворами, растратчиками и бандитами...".(71)
"Чистка в Магнитогорске в 1937 году прошла с большой силой. Были арестованы тысячи людей...
Старая аристократия враждебно относилась к Октябрьской революции, а с ней и офицеры царской армии и различных Белых армий, государственные служащие довоенных времен, всевозможные дельцы, землевладельцы и кулаки. Все эти люди имели много причин ненавидеть Советскую власть, ибо они были лишены того, чем они владели ранее. Кроме того, будучи внутренне обозленными, они представляли собой благодатный материал для работы среди них иностранной агентуры...
Географические условия были таковы, что не имело значения, какое правительство было у власти в Советском Союзе; бедные, относительно небогатые населением страны, такие, как Япония или Италия, и агрессивные державы вроде Германии не оставляли попыток внедрить там своих людей для того, чтобы создать там свои агентурные сети и обеспечить свое влияние... Чистки и были вызваны наличием таких агентов...
Много шпионов, вредителей и предателей было посажено в тюрьмы, а то и расстреляно во время чисток; но и многим невинным людям также довелось пострадать от них".(72)
Процесс бухаринской социал-демократической фракции.
Решение о чистке в феврале 1937 года.
В начале 1937 года прошел весьма важный пленум ЦК большевистской партии. Было принято решение о чистке и о том, как она будет проводиться. После этого Сталин передал в печать многозначащий документ. Во время пленума было собрано достаточно свидетельств того, что Бухарину было известно о заговорщицкой деятельности антипартийной группы, разоблаченной во время процесса Зиновьева-Пятакова. На пленуме Бухарин столкнулся с такими обвинениями. В отличие от других фракций, группа Бухарина работала в самом сердце большевистской партии, и ее политическое влияние было огромным.
Иногда говорят, что доклад Сталина прозвучал как сигнал для начала "террора" и "преступного произвола". Давайте рассмотрим содержание этого документа.
Прежде всего, в нем говорится о недостатке революционной бдительности и о политической наивности, широко распространившихся в партии. Убийство Кирова было первым серьезным предупреждением, из которого не были сделаны все необходимые выводы. Процесс Зиновьева и троцкистов показал, что эти элементы были готовы ко всему, чтобы свергнуть власть. Однако экономические успехи создали в партии чувство самодовольства и победы. Кадры партии забыли о капиталистическом окружении и об увеличивающемся ожесточении классовой борьбы на международном уровне. Многое осталось скрытым из-за слабого владения вопросом и отсутствия должной заботы о путях ведения внутренней и международной борьбы.
Сталин говорил:
"Товарищи, из сообщений и обсуждений, слышанных нами на этом Пленуме, ясно, что мы имеем дело со следующими тремя главными факторами.
Первое: вредительство, диверсии и шпионаж агентов иностранных государств, активную роль среди которых играют троцкисты, воздействуют на все, или почти все, наши органы - экономические, административные и партийные.
Второе: агенты иностранных держав, среди которых есть троцкисты, проникают не только в наши низовые организации, но и на некоторые ответственные посты.
Третье: некоторые наши руководящие товарищи, в центре и на местах, не только не смогли разглядеть истинное лицо этих вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, но и показали себя настолько беспечными, благодушными и наивными, что зачастую они сами способствовали продвижению агентов иностранных держав на ответственные посты".(73)
Из этих высказываний Сталин сделал два вывода.
Во-первых, политическая доверчивость и наивность должны быть искоренены, а революционную бдительность крайне необходимо повысить. Остатки побежденных эксплуататорских классов будут прибегать к острейшим формам классовой борьбы, и хвататься за самые крайние методы как за последнее средство обреченных.(74)
В секретном докладе Хрущев вспоминал об этом высказывании. Он заявил, что Сталин оправдывал "массовый террор", говоря о том, что "по мере дальнейшего продвижения к социализму классовая война будет обостряться".(75)
Это заявление есть образец лживости. Наиболее напряженная классовая борьба проходила во времена всеобщей гражданской войны, в которую были вовлечены огромные массы людей, как это было в 1918-1920 годах. Сталин же говорил об остатках старых классов, которые, находясь в безысходном положении, будут прибегать к острейшим формам борьбы: нападениям, убийствам, диверсиям.
Второй вывод Сталина был об усилении революционной бдительности, о том, что политическое воспитание партийных кадров должно быть улучшено. Он предложил ввести систему политического воспитания от четырех до восьми месяцев для всех кадров, от парторгов всех уровней до высших руководителей.
Первый доклад Сталина, представленный 3 марта, касался идеологической борьбы, и члены ЦК могли заметить серьезность положения и понять размах подрывной работы, которая велась внутри партии. Его речь от 5 марта была сосредоточена на других формах уклонений от партийной морали, особенно на левизне и бюрократизме.
Сталин начал с недвусмысленного предупреждения против попыток произвольно увеличивать масштабы чистки и репрессий.
"Значит ли это, что мы должны нанести удар и искоренить не только настоящих троцкистов, но и тех, кто когда-то склонялся к троцкизму, но затем, уже сравнительно давно, отошел от него; не только тех, кто когда-либо шли тем же путем, что и некоторые троцкисты? Во всяком случае, такие голоса были слышны на Пленуме... Но нельзя мерить всех одной меркой. Такой огульный подход может только повредить борьбе против настоящих троцкистских вредителей и шпионов".(76)
Готовясь к войне, партия обязательно должна была освободиться от проникших в нее врагов; тем не менее, Сталин предостерегал от произвольного расширения масштабов чистки, что могло повредить борьбе с реальным врагом.
Партии угрожала не только подрывная деятельность проникших в нее врагов, в ней наблюдались случаи серьезных нарушений норм партийной жизни, и особенно стремление к различным формам неформальных отношений, а то и попросту блата, и к созданию для себя особых условий выделением из общей массы с помощью бюрократических методов.
Прежде всего, Сталин нападал на "семейную атмосферу", в которой "не могло быть места критике недостатков в работе, или самокритике руководителей".(77) "Чаще всего рабочих не выбирают по объективным причинам, но не по причине их мелкобуржуазности, субъективизма или придирчивости. Чаще всего так называемые знакомые, приятели, лично обязанные люди выступают как артисты в восхвалении своих начальников".(78)
Наконец, Сталин критиковал бюрократизм, который, в определенном смысле, был "абсолютно беспрецедентен".(79) Во время чисток многие рабочие исключались из партии за "пассивность". Большинство этих исключений были неоправданными и должны были быть спустя какое-то время отменены. Однако многие руководители придерживались бюрократического отношения к этим несправедливо исключенным коммунистам.(80) "Некоторые наши партийные руководители страдают от недостатка внимания к людям, к членам партии, к рабочим... поскольку у них нет индивидуального подхода в оценке членов партии и партийных работников, они действуют наобум ... только убежденные противники партии могут применять такой подход к членам партии".(81)
Кроме того, бюрократизм не давал партийным лидерам возможности учиться у масс. Но для правильного руководства партией и страной коммунистические руководители обязаны были строить свою работу на опыте масс.
И, наконец, бюрократизм делал невозможным контроль руководителей со стороны масс. Руководители должны отчитываться за проделанную работу на партийных конференциях и выслушивать критику этой работы. Во время выборов должно проходить представление кандидатов, а после их обсуждения должно проводиться тайное голосование.(82)