Колхозы превосходят кулаков.
Если бы кулаки, представлявшие пять процентов крестьянства, с успехом расширили свою экономическую базу и определенно утвердили бы себя как главную силу на селе, то социалистическая власть в городах не смогла бы устоять, находясь в окружении буржуазных сил. Восемьдесят два процента Советского населения составляли крестьяне. И если большевистская партия не смогла бы больше обеспечить продовольствием рабочих по относительно низким ценам, то сами основы власти рабочего класса оказались бы под угрозой.
Следовательно, было необходимо ускорить коллективизацию в определенных секторах деревень для того, чтобы, основываясь на социалистических принципах увеличить производство товарного зерна. Весьма существенным для успеха в ускорении индустриализации было удержание рыночных цен на зерно на относительно низком уровне. Растущая сельская буржуазия никогда бы не приняла такую политику. Только бедняки и среднее крестьянство, организованное в кооперативы, могло ее поддержать. И только индустриализация могла обеспечить оборону первого социалистического государства. Индустриализация позволила бы модернизировать деревню, увеличить производительность и повысить культурный уровень. Для построения твердой материальной базы социализма на селе требовалось наладить выпуск тракторов, грузовиков и сельхозмашин. Успех этого дела предполагал увеличение темпов индустриализации.
1 октября 1927 года в колхозах состояло 260 тысяч крестьянских семей. На 1 июня 1929 года их насчитывалось уже 1 008 000.(35) За четыре месяца с июня по октябрь процент крестьян-колхозников вырос с 4 до 7,5 процента.(36)
В течение 1929 года коллективные хозяйства произвели 2,2 миллиона тонн товарного зерна, столько же, сколько производили кулаки за два года до того. Сталин предсказывал, что в следующем году городу будет поставлено 6,6 миллиона тонн.
"Теперь мы способны провести решительное наступление на кулачество, сломить их сопротивление, уничтожить их как класс и заменить их продукцию продукцией колхозов и совхозов".(37)
Пламенное массовое движение.
После призыва Центрального Комитета большевистской партии к ускорению коллективизации, в стране развернулось стихийное движение, поддерживаемое активистами, молодежью, солдатами, возвращающимися после срочной службы и местным партийным аппаратом.
В начале октября 7,5 процента крестьян уже вступили в колхозы, и движение нарастало. Партия, давшая генеральное направление на коллективизацию, стала, как бы, коллективным разумом массового движения, которым она не управляла:
"Главным фактором нашей социально-экономической жизни в настоящее время ... является огромный рост колхозного движения.
Сейчас кулаки экспроприируются массами бедных и средних крестьян, массами, на практике проводящими сплошную коллективизацию".(38)
В апреле, во время ратификации первого пятилетнего плана, партией планировался на 1932-1933 годы уровень коллективизации в 10 процентов. При этом колхозы и совхозы должны были давать 15,5 процентов от общегосударственного сбора зерна. Этого было достаточно, чтобы вытеснить кулаков.(39) Но в июне секретарь партии по Северному Кавказу, Андреев, доложил, что уже 11,8 процента семей вступили в колхозы, и что к концу 1929 года будет достигнут уровень в 22 процента.(40)
1 января 1930 года 18,1 процента крестьянских семей были членами колхозов. Месяцем позже это число составило 31,7 процента.(41) "Коллективизация быстро развивалась сама по себе, добиваясь успеха главным образом в результате инициативы сельских кадров. Центр рисковал утратить контроль над кампанией".(42)
Ориентиры, поставленные в резолюции Центрального Комитета от 5 января 1930 года, были серьезно "скорректированы" в сторону увеличения региональными комитетами. Районные комитеты сделали тоже самое и установили высочайший темп. В январе 1930 года на Урале, Нижней и Средней Волге уже регистрировали цифры коллективизации между 39 и 56 процентами. Некоторые регионы приняли план по полной коллективизации за один год, некоторые - за несколько месяцев.(43) Советский комментатор писал: "Если центр намеревался включить в колхозы 15 процентов дворов, область повышала план до 25 процентов, округ - до 40, а район устанавливал уже 60 процентов".(44) Округ представлял собой территориальную единицу, отмененную в 1930 году. В начале того года было 13 областей, разделенных на 207 округов, которые делились на 2811 районов и 71870 деревенских Советов.(45)
Война с кулачеством.
Неистовая гонка за коллективизацию сопровождалась антикулацким движением: кулаки экспроприировались, некоторые из них были осуждены. То, что произошло, было новым поворотом в жестокой борьбе в деревне между бедняками и богатеями. Веками бедняки угнетались и подавлялись, но, наконец, из полного отчаяния они воспротивились и восстали. Но в это время, впервые за всю историю, законная власть была на их стороне. Студент, работавший в колхозе в 1930 году, рассказывает Хиндусу, гражданину США:
"Это была война, это и есть война. Кулак должен быть убран с нашего пути полностью, как враг на фронте. Он и есть фронтовой враг. Он враг колхоза".(46)
Преображенский, ранее поддержавший Троцкого, теперь с энтузиазмом поддерживал битву за коллективизацию:
"Рабочие массы в деревне эксплуатировались веками. Теперь, после цепи кровавых поражений, начиная с крестьянских восстаний в Средние Века, их мощное движение впервые в истории человечества имеет шансы на победу".(47)
Надо сказать, что этот радикализм на деревне стимулировался также всеобщей мобилизацией и агитацией в связи с проходящей в стране индустриализацией.
Истинная роль наиболее угнетенных масс.
Бесчисленные антикоммунистические книги рассказывают нам, что коллективизация была "навязана" руководством партии и Сталиным и проводилась с террором. Это ложь.
Важнейший импульс к насилию при коллективизации шел от наиболее угнетаемой части крестьянской массы. Крестьянин из черноземного района заявлял:
"Всю свою жизнь я прожил в батраках. Октябрьская революция дала мне землю, год от года я получал кредиты, я получил старенькую лошадь, но я не мог обработать землю, мои дети оборваны и голодны, мне не удается поправить дела в моем хозяйстве, несмотря на помощь Советской власти. Я думаю, что у меня есть только один выход: вступить в колхоз".(48)
Линн Виола писала:
"Хотя коллективизацию начал и вдохновлял центр, в большой степени она стала серией как бы специально подобранных политиками ответов на широкие инициативы областных и районных комитетов парии и правительственных органов. Коллективизация и коллективные хозяйства приняли формы, которые определили не столько Сталин и центральные власти, сколько недисциплинированные и безответственные действия сельских властей; экспериментаторство колхозного руководства оставалось выражением их сущности и реалий отсталой деревни."(49).
Виола точно выделила основные внутренние движущие силы. Но ее объяснение несколько односторонне. Она упускает из виду общую линию, постоянно проводимую Сталиным и большевистской партией. Партия определила генеральную линию, и на этой основе основным и вспомогательным кадрам было разрешено экспериментировать. Результаты по основным кадрам должны были в дальнейшем служить для повышения уровня новых директоров, для поправок и корректировок в их подготовке.
Виола продолжает:
"Государство управляет циркулярами, оно правит декретами, но у него нет ни организационной инфраструктуры, ни соответствующего персонала, чтобы навязать свою волю или обеспечить точное проведение своей политики сельской администрацией... Корни сталинской системы в деревне состоят не в расширении контроля со стороны государства, а в самом отсутствии такого контроля и приказной системы администрирования, что в свою очередь определило важнейший инструмент управления на селе".(50)
Этот вывод, сделанный после внимательного изучения действительных успехов коллективизации, требует некоторых комментариев.
Тезис о "коммунистическом тоталитаризме", усиленный упоминанием о "всеохватной партийной бюрократии" не имеет реального соответствия с Советской властью при Сталине. Это лишь лозунг, показывающий буржуазную ненависть к реальному социализму. В 1929-1933 годах Советское государство не имело технических средств, персонала требуемой квалификации или коммунистических вождей для управления коллективизацией планово-приказным способом: разговоры о том государстве, как о всемогущем и тоталитарном - чистый абсурд.
В деревне самые важные побуждения в колхозном движении шли от наиболее угнетенных крестьян. Партия готовила и вызывала коллективизацию, коммунисты из городов руководили ею, но сам по себе гигантский переворот в привычках и традициях крестьян был бы невозможен, если бы беднейшие крестьяне не были убеждены в его необходимости. Суждения Виолы относительно того, что "репрессии стали главным инструментом власти" не отвечают действительности. Важным инструментом была мобилизация, повышение сознательности, образование и организация крестьянских масс. Эта созидательная работа, конечно, требовала "репрессий", принуждения, так как и было на самом деле, и не могло не быть за исключением случаев жестоких классовых схваток с привычками и людьми старого режима.
Все антикоммунисты, будь они фашистами или троцкистами, утверждают, что Сталин был представителем всемогущей бюрократии, которая душила страну. Это совершенно противоречит истине. Для того чтобы провести свою революционную линию, руководство большевиков часто обращалось к революционным силам для того, чтобы обойти части бюрократического аппарата.
"Революция не проходила по обычным административным каналам; напротив, партия напрямую обращалась к партийному строю и важнейшим отрядам рабочего класса и других городских кадров в обход сельских управляющих. Массовый призыв рабочих и обход бюрократии служили в качестве политики прорыва для закладки новой системы".(51)
Организационная линия на коллективизацию.
А как Сталин и руководство большевистской партии реагировали на стихийную насильственную волну коллективизации и раскулачивания?
В основном они пытались управлять, дисциплинировать и исправлять существующее движение, как политически, так и практически.
Руководство партии делало все, что было в его силах, чтобы гарантировать проведение великой коллективизационной революции в оптимальных условиях и с наименьшими потерями. Но это не могло устранить глубокий антагонизм в самых жестоких его проявлениях, после того, как деревня получила поддержку государства.
Партийный аппарат в деревне.
Чтобы понять линию большевистской партии во время коллективизации, необходимо иметь в виду, что к 1930 году партийный и государственный аппарат в селе еще был крайне слаб - как раз, наоборот, по сравнению с образом "ужасной тоталитарной машины", создаваемым антикоммунистами. Слабость коммунистического аппарата была одним из условий, позволивших кулакам бросить свои силы на жестокую борьбу с новым обществом.
На 1 января 1930 года среди сельского населения в 120 миллионов человек насчитывалось 339 тысяч коммунистов! 28 коммунистов на крестьянское население в 10 тысяч человек.(52) Партийные ячейки существовали только в 23 458 из 70849 деревень, и, как указывал Хатаевич, партийный секретарь Средне-Волжской области, некоторые деревенские Советы были "открытой агентурой кулаков".(53) Старые кулаки и старые служащие царского режима, лучше понимавшие ход жизни общества, любыми способами стремились проникнуть в партию. Ядро партии составляли молодые крестьяне, воевавшие в Красной Армии во время Гражданской войны. Этот политический опыт определял их ход мыслей и способ действия. Они привыкли командовать и едва ли что-то знали о значении политического образования и мобилизации сил.
"Сельские административные структуры выглядели тягостно, управление - беспорядочным, а разграничение ответственностей и обязанностей - неясным и плохо определенным. Следовательно, проведение политики на селе часто сводилось к давно привычной инерции, или, как в дни Гражданской войны, к кампанейщине".(54)
Это был тот самый аппарат, который часто саботировал или искажал инструкции Центрального Комитета, но с которым и пришлось вести борьбу против кулаков и старого общественного строя. Каганович указывал, что "если формулировать четко и прямо, то, в сущности, мы были вынуждены создавать партийные организации на деревне, способные управлять великим движением коллективизации".(55)
Чрезвычайные организационные меры.
Столкнувшись с партизанщиной, с анархистской волной насилия при коллективизации, партийное руководство сначала попыталось взять происходящее под жесткий контроль. Сознавая слабость и ненадежность партийного аппарата в деревне, Центральный Комитет принял несколько чрезвычайных организационных мер.
Сначала на центральном уровне.
Начиная с середины февраля 1930 года, три члена Центрального Комитета, Орджоникидзе, Каганович и Яковлев, были посланы по сельским местностям для проведения расследований.
Затем, под руководством Центрального Комитета были созваны три важных общесоюзных совещания для обмена опытом. 11 февраля состоялось совещание, посвященное проблемам коллективизации в регионах с национальными меньшинствами.
21 февраля проводилось совещание для областей, которые страдали от нехватки зерна. Наконец, совещание, проведенное 24 февраля, посвящалось анализу ошибок и нарушений закона, имевших место при коллективизации.
Затем на основном уровне, в деревнях.
Двести пятьдесят тысяч коммунистов были мобилизованы в городах и посланы в село для помощи в коллективизации.
Эти активисты работали под управлением "главных штабов" коллективизации, специально созданных для этого на окружном и районном уровне. Эти "главные штабы", в свою очередь, получали советы от представителей областных комитетов и ЦК. Например, в Тамбовском округе активисты приняли участие в конференции и на краткосрочных курсах на окружном уровне, а затем на уровне районов, и потом уже они направились на места. Согласно инструкциям, активисты должны были следовать "методам работы с массами": сначала убедить местных активистов, деревенские Советы и бедняцкие собрания, затем небольшие смешанные группы бедняков и середняков, и, наконец, организовать общее собрание деревни, исключая, естественно, кулаков. Было дано жесткое предупреждение о том, что "административное принуждение не должно использоваться для привлечения в колхозы крестьян-середняков".(57)
В том же Тамбовском округе зимой 1929/30 годов были организованы конференции и курсы продолжительностью от 2 до 10 дней для 10 тысяч крестьян, колхозниц, бедняков и председателей Советов. В первые недели 1930 года на Украине прошли 3977 краткосрочных курсов для 275 тысяч крестьян. Осенью 1929 года триста тысяч активистов обучались на курсах, проводившихся командирами и комиссарами Красной Армии для сельских работников по воскресеньям, в свободные дни. Следующий поток обучающихся в 100 тысяч человек был принят Красной Армией в первые месяцы 1930 года. Более того, Красная Армия обучила большое число трактористов и других специалистов для сельского хозяйства, а также кино- и радиомехаников.(58)
Большинство людей, прибывших в село из города, работали в селе недолго, несколько месяцев. Но в феврале 1930 года было объявлено о направлении в село 7200 городских коммунистов для работы в течение года или более. А уволенные в запас из Красной Армии и промышленные рабочие в колхозы ехали постоянно.
В ноябре 1929 года прошла наиболее известная кампания, начало движения "двадцатипятитысячников".
Двадцатипятитысячники.
Центральный Комитет вызвал 25 тысяч опытных промышленных рабочих с крупных заводов для направления в деревню и помощи в коллективизации. На это вызвались более семидесяти тысяч человек, из них отобрали 28 тысяч: это политические бойцы, молодежь, сражавшаяся на Гражданской войне, комсомольцы и члены партии.
Эти рабочие осознавали ведущую роль рабочего класса в социалистическом преобразовании деревни. Виола пишет:
"Они надеялись, что сталинская революция приведет к полной победе социализма после долгих лет войны, трудностей и лишений... Они видели в революции шанс преодоления отсталости, кажущихся бесконечными недостатков продовольствия и капиталистического окружения".(59)
Перед отправлением им разъяснили, что они будут ушами и глазами Центрального Комитета: благодаря их физическому присутствию на переднем крае, руководство надеется приобрести материалистическое понимание переворота в деревне и проблем коллективизации. Их также просили обсуждать с крестьянами их организационный опыт, приобретенный ими на работе в промышленности, поскольку коллективная обработка земли имеет серьезное преимущество перед старыми традициями работы в одиночку. Наконец, им рассказали, что им придется давать оценку партийным работникам и, если это будет необходимо, проводить чистку партии от чуждых и нежелательных элементов.
В январе 1930 года двадцатипятитысячники прибыли на переднюю линию коллективизации. Детальный анализ их деятельности и роли, которую они сыграли, может дать реалистичное понимание коллективизации, той великой классовой борьбы. Эти рабочие поддерживали постоянную связь со своими заводами и профсоюзами; их письма дают точное представление того, что случилось в деревне.
Двадцатипятитысячники против бюрократии.
Сразу по прибытию двадцатипятитысячники вынуждены были бороться с бюрократией местных органов власти и связанными с этим нарушениями закона во время коллективизации. Виола отмечает:
"Вне зависимости от их положения, двадцатипятитысячники были единодушны в их критике районных органов, участвовавших в коллективизации... Рабочие заявляли, что именно районные органы ответственны за гонку процентов при коллективизации".(60)
Захаров, один из 25 000, писал, что среди крестьян не было проведено никакой подготовительной работы. А, следовательно, они и не были готовы к коллективизации.(61) Было много жалоб на незаконные действия и грубость сельских органов. Маковская критиковала "бюрократическое отношение кадров к крестьянам", она говорила, что должностные лица говорили о коллективизации "с револьвером в руке".(62)
Барышев утверждал, что было раскулачено большое число крестьян-середняков. Наумов соглашался с крестьянами, критиковавшими партийные кадры, которые "забирали себе имущество, конфискованное у кулаков". Виола подводит итог, что двадцатипятитысячники "рассматривали сельских чиновников, как грубых, недисциплинированных, часто продажных людей и, зачастую, как агентов или представителей социально опасных классовых чужаков".(63)
Противостоя бюрократам и допускаемым ими нарушениям закона, двадцатипятитысячники способствовали обретению уверенности крестьянскими массами.(64)
Эти детали весьма важны, поскольку эти рабочие были прямыми посланниками Сталина. Это были на самом деле "сталинисты", которые сражались с бюрократией и ее нарушениями наиболее последовательно и защищали верную линию на коллективизацию.