Теперь у меня завелся собственный дом, правда, очень скромный по размеру и убранству. Однако командир "Рынды" строго следил за тем, чтобы мы, молодежь, не слишком разленились, и заставлял нас заниматься ежедневно до шести часов вечера. Но в половине седьмого я уже был "дома" за обеденным столом в обществе миниатюрного существа. Веселость ее характера была поразительна. Она никогда не хмурилась, не сердилась и всем была довольна…
…Русские офицеры называли ее в шутку "нашей великой княгиней", причем туземцы принимали этот титул всерьез. Почтенные японцы останавливали меня на улице и интересовались, не было ли у меня каких-либо претензий в отношении моей "жены". Мне казалось, что вся деревня смотрела на мой "брак", как на известного рода политический успех".
После ухода русских кораблей во многих чайных домиках появлялись малыши. Наши любители сенсаций раскопали, что у мичмана Владимира Дмитриевича Менделеева с крейсера "Память Азова" родилась дочь Офудзи от Така-сан, его "контрактной" жены. После ухода крейсера Така-сан и Володя некоторое время переписывались. Однако вскоре Володя заболел, уволился из флота и умер, не оставив законного потомства. Офудзи и ее дети заинтересовали современных журналистов, так как прямых потомков у Дмитрия Ивановича Менделеева, открывшего периодический закон химических элементов, не осталось. Но, увы, пока никаких потомков великого русского ученого в Японии найти не удалось.
От Д.И. Менделеева мы перейдем к другому знаменитому русскому ученому – Н.Н. Миклухо-Маклаю. Справка из современного Энциклопедического словаря: "Николай Николаевич Миклухо-Маклай (1846–1888) – русский этнограф, изучал коренное население Юго-Восточной Азии, Австралии и Океании, в т. ч. папуасов северо-восточного берега Новой Гвинеи (ныне Берег Миклухо-Маклая). Выступал против расизма и колониализма".
Сейчас времена изменились, и "в духе гласности" писатель Борис Носик доказывает нам, что Н.Н. Миклухо-Маклай ездил на Новую Гвинею в основном затем, чтобы общаться с местными мальчиками и девочками в возрасте 10–12 лет. Действительно, девочки-папуаски вступали в интимные связи именно в этом возрасте и до, и после приезда Маклая. И вполне возможно, что путешественник искал утешения именно у них – не разбивать же папуасские семьи! Но, что бы ни писали советские ученые и господин Носик, главная цель Миклухо-Маклая была совсем иной.
На самом же деле целью экспедиций Миклухо-Маклая было создание русской военно-морской базы на побережье Новой Гвинеи. Еще в сентябре 1871 г. командир корвета "Витязь" назвал бухту на берегу Маклая "Порт Великий Князь Константин" в честь тогдашнего генерал-адмирала. А в 1872 г. Миклухо-Маклай открыл удобную бухту "Порт Великий Князь Алексей". Эта бухта располагалась всего в 26 милях к северу от бухты Константина. Николай Николаевич назвал ее в честь великого князя Алексея Александровича Романова (1850–1908) – сына императора Александра II, который также содействовал его путешествию.
В марте 1883 г. в Порт Великий князь Алексей прибыл корвет "Скобелев", на борту которого находились контр-адмирал Н.В. Копытов и сам Миклухо-Маклай. Замечу, что Копытов был одним из энтузиастов крейсерской войны в русском флоте и во время кризиса 1863 г. он командовал фрегатом "Пересвет" в составе эскадры Лесовского.
Бухта Порт Великий князь Алексей находилась среди островов Архипелага Довольных Людей, и чтобы туда добраться, пришлось спустить паровой барказ, на котором мичман Сарычев обнаружил широкий пролив, ведущий внутрь этой обширной акватории. Войдя в нее, моряки обнаружили прекрасный рейд, отлично защищенный от ветров и волнения.
Никакое европейское судно еще не посещало этих островов, и потому на другой день с рассветом экипаж судна приступил к их съемке и промеру рейда. Дальнейшее ознакомление с местностью только увеличивало достоинства порта Великий князь Алексей.
Были найдены в нескольких местах отличные якорные стоянки, а также открыт второй обширный рейд, расположенный ближе к берегу острова Новая Гвинея.
В северной части бухты моряки открыли большую реку, которую назвали в честь Миклухо-Маклая.
Съемка и промер акватории бухты проводились одновременно с пяти шлюпок.
Вот что писал Копытов в своем рапорте в Петербург: "Энергическое производство работ, начавшихся с рассветом, при температуре 24° R [30 °C], с полною неутомимостью, не зная устали, так что мне приходилось сдерживать рвение офицеров, занимавшихся съемкой и промером, рекомендовали их служебные достоинства с наилучшей стороны, и только благодаря их чрезвычайному рвению и неутомимости работа была исполнена в два дня.
Съемка и промер бухты Порт-Алексей показали, что она представляет по своим гидрографическим условиям не только хорошую угольную станцию, но и прекрасный опорный порт для крейсеров".
Но русский флаг в Порту-Алексей так и не был поднят.
Вот что писал по этому поводу мичман К.А. Плансон: "Как теперь выяснилось, целью нашего прихода на Новую Гвинею было присоединение части ее к владениям России. Предложение это исходило от Миклухо-Маклая, и правительство наше, по-видимому, соглашалось иметь опорный пункт для флота в этой части Тихого океана, но окончательное решение этого вопроса было предоставлено адмиралу Копытову".
В конце концов Копытов разобрался на месте с вопросом и решил Порт-Алексей не занимать и русский флаг в Новой Гвинее не поднимать.
Причины, побудившие вице-адмирала сделать это, были следующие:
1. Удаленность Порта-Алексей от путей движения русских военных кораблей на Дальнем Востоке.
2. Трудность удержания последнего в случае войны.
3. Возможность снабжения крейсеров углем во время войны с транспортов в заранее условленном месте, или захват судов противников с углем в открытом море.
Совсем другого мнения были младшие офицеры корвета. Тот же мичман К.А. Плансон писал: "…Мы ушли из Новой Гвинеи, не подняв русского флага на берегу! Почему? Не знаю. Мы, молодежь, страшно негодовали на Копытова. И как досадно было впоследствии видеть на картах Новой Гвинеи: "Берег Кайзера Вильгельма I", на том месте, где раньше была надпись "Берег Маклая". Этот берег, включавший в себя и залив Астролюбию, даже по праву открытия должен был принадлежать нам.
Предусмотрительные немцы, как только выяснилось, что мы не заняли этого берега, бросились туда и захватили все, что еще оставалось не занятым голландцами и англичанами, то есть всю среднюю часть Новой Гвинеи".
В 1884 г. немецкий военный корабль прибыл к берегам Новой Гвинеи и поднял там флаг Германской империи.
15 декабря 1884 г. германский посол в Петербурге официально известил русское правительство "о принятии под покровительство германского императора части северного берега Новой Гвинеи".
Был ли прав адмирал Копытов, отказавшись от планов основания русской военно-морской базы на Новой Гвинее? И да, и нет. С одной стороны, в 1914–1918 гг. англичане и японцы легко захватили владения Германии в Тихом океане. Но с другой стороны, России совсем не обязательно нужно было создавать хорошо оборудованные и, следовательно, дорогие военно-морские базы в Новой Гвинее и на бесчисленных островах Тихого океана. Наоборот, целесообразно было создать несколько маленьких баз, где наши корабли могли бы заправиться углем и продовольствием, произвести мелкий ремонт, команда могла отдохнуть, в том числе и с местными девицами. А затем вновь отправиться в крейсерство. Гарнизон такой базы мог состоять из 30–50 русских военнослужащих и 200–300 туземцев. При появлении британских кораблей гарнизон отходил бы в джунгли, оставив в бухте противокорабельные и на берегу противопехотные мины. При необходимости крейсерские суда могли легко эвакуировать русский элемент гарнизона.
Для создания баз, а точнее угольных станций, которых англичане имели несколько сотен во всех уголках Мирового океана, требуются деньги. А были ли они у русского правительства? Да, были. В конце XIX века страна переживала экономический бум, стремительно рос золотой запас государства. Хотя на военные нужды в целом выделялись огромные средства, но из-за безграмотности наших генералов и адмиралов они расходовались впустую.
Самое интересное, что господа большевики, разоблачая "проклятый царизм", старательно обходили вопрос о безграмотном строительстве вооруженных сил России в конце XIX века, особенно после вступления на престол Николая II. До сих пор у нас мало кто знает о грандиозной Либавской авантюре. Речь идет о строительстве огромной морской и сухопутной крепости в Либаве и так называемого "Порта императора Александра III".
Казалось, сама природа исключила создание там большой военно-морской базы – низменный песчаный берег, малые глубины, подвижные пески, отсутствие закрытой от ветров якорной стоянки. Не было условий там и для создания сухопутной крепости. Вне линии фортов предполагаемой крепости находились господствующие Гробинские и Капсиденские высоты. Тем не менее проект постройки порта и крепости был утвержден Александром III 30 августа 1892 г. Только постройка крепости должна была обойтись в 15,5 миллиона рублей.
Единственным преимуществом Либавы был незамерзающий порт. Но зато германская граница находилась всего лишь в тридцати верстах. Германский флот имел рядом несколько удобных якорных стоянок, а у русского флота к 1892 г. ближайшая крупная военно-морская база была за много сотен миль – в Кронштадте.
С одной стороны, постройка порта и крепости была наглым вызовом Германии, поскольку использование Либавы стало бы целесообразным лишь в ходе наступательных действий на суше и на море. А, с другой стороны, это была ловушка для русского флота, который легко мог быть блокирован даже слабейшим противником. Либавская военно-морская база не годилась для оборонительной войны ни с Германией, ни, тем более, с Англией.
Наиболее дальновидные военные и сановники предлагали вместо Либавы построить незамерзающий порт на севере вблизи современного Мурманска. Активно поддерживали этот проект адмирал С.О. Макаров и министр финансов С.Ю. Витте. Кстати, в 1894 г. Витте лично ездил осматривать место для порта. Порт на севере (основной вариант места постройки – Екатерининская гавань) имел огромное стратегическое значение. В случае коалиционной войны с Францией против Германии связь с Францией могла обеспечиваться только через северные моря. В случае конфликта с Англией на Екатерининскую гавань могли базироваться русские крейсера, оперирующие на британских коммуникациях в Атлантике.
Но зато строительство порта в Либаве было более удобно большой группе казнокрадов, сплотившихся вокруг тучной фигуры великого князя Алексея Александровича.
Витте позже писал в своих мемуарах: "Когда я пришел к императору с первым моим всеподданнейшим докладом, то Николай II встретил меня чрезвычайно ласково: он знал, что отец его относился ко мне особливо благосклонно, и, кроме того, когда он, еще будучи совсем молодым человеком, всегда ко мне благоволил, что и выказывал в комитете Сибирской железной дороги, в коем он был председателем.
Когда я приступил к докладу, то вопрос, который мне задал император Николай, был следующий: "А где находится ваш доклад о поездке на Мурман? Верните мне его".
Я доложил государю, что доклада этого его покойный отец мне не возвращал. Тогда государь сказал мне, что доклад этот ему читал (или показывал) покойный император еще в Беловежском дворце (где Александр III находился ранее, нежели переехал в Ливадию) и что на докладе этом императором Александром III сделаны некоторые резолюции.
Я снова подтвердил, что доклада этого я обратно не получал. Николай II был очень этим удивлен и сказал, что непременно его разыщет.
В следующую пятницу (мои доклады всегда были по пятницам) государь сказал мне, что он нашел доклад, и стал говорить со мною о том, что он считает необходимым привести в исполнение этот доклад, и прежде всего главную мысль доклада – о том, чтобы устроить наш морской опорный пункт на Мурмане, в Екатерининской гавани. Затем государь говорил о том, что не следует осуществлять проекта грандиозных устройств в Либаве, так как Либава представляет собою порт, не могущий принести России никакой пользы, вследствие того что порт этот находится в таком положении, что в случае войны эскадра наша будет там блокирована. Вообще император высказался против этого проекта…
Император Николай II хотел немедленно объявить указом о том, что основной военный порт должен быть устроен на Мурмане, в Екатерининской гавани, причем Екатерининская гавань должна быть соединена железной дорогой с одной из ближайших станций прилежащих к Петербургу железных дорог…
Прошло месяца 2–3, и вдруг я прочел в "Правительственном вестнике" указ императора Николая II о том, что он считает нужным сделать главным нашим морским опорным пунктом Либаву, и осуществить все эти планы, которые на этот предмет существуют, и назвать этот порт портом императора Александра III во внимание к тому, что будто бы это есть завет императора Александра III.
Меня этот указ чрезвычайно удивил, так как мне было известно, да и сам император мне говорил, что покойный император Александр III не только держался совсем другого мнения, но за несколько месяцев до своей смерти на моем всеподданнейшем докладе (который, вероятно, находится в личном архиве императора Николая II) высказал совершенно противоположное мнение.
Через несколько дней после появления этого указа ко мне явился Кази, человек очень близкий к великому князю Константину Константиновичу, и говорил мне, что вот как великие князья, пользуясь молодостью императора, пользуясь тем, что император только что вступил на престол и, так сказать, еще не окреп, злоупотребляют своим влиянием. Кази рассказал мне, что после указа о Либавском порте император Николай II приехал к великому князю Константину Константиновичу и со слезами на глазах сетовал великому князю о том, что вот генерал-адмирал великий князь Алексей заставил его подписать указ, указ, который совершенно противоречит его взглядам и взглядам его покойного отца. Отказать же ему в этом император Николай II не мог, так как великий князь поставил этот вопрос таким образом, что если этого не будет сделано, то он почтет себя крайне обиженным и должен будет отказаться от поста генерал-адмирала".
Николай уступил, и строительство Либавского порта продолжалось. Мало того, Николай II издал указ, которым Либавский порт был переименован в порт Императора Александра III.
Буквально в песок уходили миллионы рублей. Только на оборудование порта ушло свыше 45 миллионов рублей. Общие же расходы подсчитать невозможно, поскольку они шли по разным ведомствам и по десяткам статей. А между тем требовались огромные средства для освоения Дальнего Востока. Либаву строили, экономя на строительстве крепости в Порт-Артуре. Для сравнения приведу состав береговой артиллерии Порт-Артура (перед началом осады) и Либавы.
Береговая артиллерия Либавы и Порт-Артура
Надо ли говорить, какую роль могли сыграть десятки миллионов рублей, потраченные на Либаву, если их своевременно переадресовали бы на Дальний Восток.
Порт-Артур был взят японцами, а 27 июня 1907 г. решением Совета государственной обороны Либавская крепость была упразднена.
25 апреля 1915 г. германские войска с ходу овладели Либавой. В том же году России пришлось начать строительство порта у Мурманска и железной дороги к нему.
Материальные потери, понесенные Россией в результате преступной либавской авантюры, превысили материальный ущерб, связанный с утратой Порт-Артура.
В 1928 г. Либаву посетил американский журналист, который с удивлением бродил по безлюдным кварталам пустых казенных зданий, по развалинам огромной крепости и осматривал огромный порт, вход в который затянуло песком. В своем репортаже о Либаве он провел аналогию с романом Г. Уэльса "Война миров".
На деньги, затраченные на либавскую авантюру, можно было построить десяток малых угольных станций на пустынных берегах Тихого и Индийского океанов, а на оставшиеся средства построить десяток-другой крейсеров. Но, увы, как говорится, история не терпит сослагательного наклонения.
В завершение стоит сказать об участии крейсерских судов в основании Анадырьского порта. В 1889 г. Министерство внутренних дел России решило создать на северо-востоке Сибири новый Анадырьский округ. В значительной степени это вызывалось необходимостью оградить местное население – чукчей – от хищнической эксплуатации заезжими иностранными торговцами, главным образом американцами, которые хозяйничали на побережье Берингова моря.
К берегам Чукотки командование эскадры решило послать клипер "Разбойник". 1 мая 1889 г., возвратясь в Нагасаки из зимнего плавания на экватор, командир клипера П.Н. Вульф получил предписание идти во Владивосток, взять там чинов вновь учреждаемого Анадырьского округа с их имуществом и доставить их для поселения к устью р. Анадырь.
10 мая клипер был уже во Владивостоке, и команда сразу же начала снаряжать корабль в столь ответственное плавание. Для этой цели прежде всего был облегчен сам клипер, чтобы иметь возможность забрать все грузы экспедиции. На корабле были очищены трюмы, свезены на берег мины, летние тенты, комплект парусов и запасной деревянный такелаж.
Клипер "Разбойник" высадил на берег Анадырьского лимана близ горы Святого Дионисия первого начальника округа Леонида Францевича Гриневецкого. 22 июля 1889 г. строительство первого дома поста Новомариинского было закончено. О значении нового поста командир клипера капитан 1-го ранга Вульф писал в отчете: "Это первое русское поселение на берегу Берингова моря принесет и для государства, и для науки, и для местного населения большую пользу… Чукчи, видя, что их не обижают, а, снабжая всем необходимым, часто еще и помогают им в излечении многих недугов, поймут разницу между нами и иностранцами…"
В 1920 г. Новомариинское поселение было переименовано в поселок Анадырь, который ныне является самым восточным городом России.
Замечу, что "Разбойник" был не первым русским военным судном, посетившим Анадырьский залив. В 1886 г. до мыса Сердце-Камень с заходом в бухты Провидения, Ткачен, залив Лаврентия плавал клипер "Крейсер" под командованием капитана 2-го ранга Алексея Апполоновича Остолопова. После посещения устья Анадыря он пошел описывать северные берега Анадырьского залива. 26 августа Остолопов записал в дневнике: "В двенадцать с половиной часов пополудни открылась в береге замечательная бухта; подойдя ко входному в нее с севера мысу, очень отвесному, я через этот мыс заметил на высотах осыпи, похожие на угольные пласты". Хотя чукчи называли бухту Гачгатын (Скопление птиц), моряки, как свидетельствует "Отчет Главного гидрографического управления за 1886 год", нарекли ее Угольной. Кстати, уголь там добывают до сих пор.