Я не считаю, что в этих словах можно было усмотреть что-либо грубое или непозволительное, предпринятое "против" Вас, ибо никаких других целей, кроме цели быстрейшего Вашего выздоровления, я не преследовал. Более того, я считал своим долгом смотреть за тем, чтобы режим проводился. Мои объяснения с Н. Кон. подтвердили, что ничего, кроме пустых недоразумений, не было тут, да и не могло быть.
Впрочем, если вы считаете, что для сохранения "отношений" я должен "взять назад" сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чём тут дело, где моя "вина" и чего, собственно, от меня хотят.
И. Сталин".
Смерть Ленина, безусловно, принесла облегчение Сталину. По словам западного исследователя Р. Такера, теперь можно было обожествить покойного. Сталину нужен был Ленин, которого не надо больше бояться и с которым не придётся больше бороться.
И вдруг "бомба" - завещание Ленина. "Почему так долго Надежда Константиновна не передавала завещание Ленина?" - задаётся вопросом её долголетний секретарь В. Дридзо. И отвечает: "Она настаивала на том, чтобы была выполнена воля Ленина и завещание было зачитано на XIII съезде партии. Однако Сталин и другие члены Политбюро были категорически против. Поэтому так долго шли переговоры между Надеждой Константиновной и членами Политбюро, они тянулись три с половиной месяца, и только перед самим съездом, 18 мая (ХIII съезд открылся 23 мая) Надежда Константиновна передала завещание, согласившись на чтение его по делегациям съезда".
Итак, новое подтверждение того, что судьба завещания была предрешена узкой группой лиц, стоявших у власти, ещё до съезда. Сломали Надежду Константиновну, сломали. И она согласилась на вариант, предложенный тройкой.
Трудно дать однозначное объяснение столь быстрому смирению и послушанию Крупской. В книге бывшего генерала НКВД А. Орлова (Фельдбина) "Тайная история сталинских преступлений" приводится такое утверждение. Будто бы Сталин однажды обронил, что если Крупская не перестанет его критиковать, то партия объявит, что не она, а старая большевичка Елена Стасова была женой Ленина. "Да-да, - якобы добавил Сталин, - партия всё может". Некоторые исследователи склонны считать это утверждение не более чем политическим анекдотом, ходившим в двадцатых - тридцатых годах в кругах НКВД. Но даже если это так, то сей грустный анекдот отражает общественную атмосферу того времени, беспомощность, бессилие личности перед чудовищным молохом самого изощрённого коварства и лицемерия, возведённого в ранг государственной политики.
Некоторые исследователи в последнее время выступали в печати с предположениями, будто Крупская готовилась к отмщению, и для этой цели выбрала трибуну ХVIII съезда, открытие которого намечалось на 10 марта 1939 года. Мол, возмущённая массовыми репрессиями, она собиралась выступить с разоблачительной речью, раскрыть преступления Сталина. Так народная молва пыталась оправдать её молчание в то трагическое время. Приведём по этому поводу свидетельство В. Дридзо: "Сейчас на основе моих слов, что Надежда Константиновна собиралась на ХVIII съезд, появились домыслы, будто она хотела выступать против репрессий, против Сталина. Я хорошо знаю, что она собиралась выступать на съезде по вопросам политпросветработы, она готовилась, говорила мне об этом". Но есть и другие свидетельства, трактующие версию о намерении Крупской не столь однозначно. Вот мнение известного учёного В.А. Куманева: "По воспоминаниям А.Г. Кравченко (близкая к Крупской сотрудница Наркомпроса, известная ей ещё с дореволюционных лет. - Н.З.), Крупская очень хотела пойти на съезд и сказать о губительном воздействии сталинского режима на завоевания революции. Но однажды, когда Кравченко навестила её, Надежда Константиновна грустно заметила, что даже если она пойдёт на съезд, то выступать не будет. "С трибуны снимут, если я даже мельком скажу о безобразиях. Ведь однажды так было". Крупская имела в виду своё выступление на ХVI съезде партии".
Значит, рушится версия о насильственной смерти с помощью отравленного торта? Ведь именно устрашившись возможного разоблачительного выступления Крупской на ХVIII съезде, утверждают некоторые, Сталин отдал негласный приказ о физическом устранении строптивой вдовы Ленина. Туманный намёк на эту причину скоропостижной смерти Крупской, последовавшей на другой день после её семидесятилетия, содержится в публикации Шкерина "Поскрёбышев" в алма-атинском журнале "Литературный Казахстан". Шкерин вспоминает эпизод, когда он прямо задал по этому поводу вопрос бывшему помощнику Сталина. "Поскрёбышев… опасливо оглянулся по сторонам и, снизив голос, сказал: "Сколько мне известно, старух не расстреливали. Был слух, пускали в дело яд". Ещё оглянулся и добавил: "А касательно Марии Ильиничны, я такому слуху не верю. Она, думаю, скоропостижно, как в газетах написано"". Младшая сестра Ленина, как известно, скончалась в 1937 году при невыясненных обстоятельствах.
Троцкий тоже пишет: "Там, где маузер оказывался почему-то неудобен, Сталин прибегал к яду. На знаменитых московских процессах раскрылось с несомненностью, что в распоряжении Сталина имеется богатая лаборатория ядов и штат медиков, которые под видом лечения устраняют неугодных Сталину лиц. Врачи точно называли те лекарства, которыми они пользовались в таких пропорциях, в таких условиях, когда они из целебных средств превращались в средства убийства. Это делалось тем легче, что большевикам, особенно ответственным большевикам, врачи назначаются Центральным Комитетом партии, то есть Сталиным. Таинственно погиб в своё время Фрунзе, ставший после меня во главе Красной Армии, таинственно погибла жена Сталина Аллилуева; об отравлении говорили в связи со смертью Орджоникидзе, затем Максима Горького: оба они выступили в защиту старых большевиков от истребления".
О лаборатории ядов, которой руководил Ягода, и об отравлениях по Москве ходили жуткие слухи. Время было смутное, тревожное. Уничтожение "врагов народа", которых Крупская знала как честных, порядочных людей, малоэффективность её заступничества, откровенное пренебрежение со стороны руководства НКВД заставили замолчать, уйти в частную жизнь больную, старую, уставшую женщину. В конце девяностых годов ХIХ века Крупская готовила к поступлению в петербургскую гимназию Сонечку - дочь известного писателя В.Г. Короленко. После революции она оказалась на Полтавщине. В 1934 году Софья Владимировна вспомнила свою прежнюю учительницу, написала ей о последствиях голода на Украине, о жестоких бедствиях крестьян, насильно загнанных в колхозы, поведала о своей горькой участи. Крупская не ответила бывшей ученице, милой, обаятельной Сонечке. Что это, чёрствость? Высокомерие? Чванство? Ни то, ни другое и ни третье. Боязнь за судьбу дочери писателя. Да, Короленко слыл прогрессивным литератором, революционным демократом. Но его отношение к Октябрьской революции, к красному террору и гражданской войне хорошо известно по впервые опубликованным у нас "Новым миром" письмам к Луначарскому. Дай Крупская ход письму Софьи Владимировны, сразу бы вспомнили нелестные высказывания её отца о перегибах новой власти на местах. С интеллигенцией тогда не церемонились. А так затерялась среди полтавских хуторов - авось и минет горькая чаша, уготованная лицам не рабоче-крестьянского происхождения.
Не чувствовала себя в безопасности и сама Надежда Константиновна. Из Горок её выселили, правда, из кремлёвской квартиры выставить не решились. Но и оставшись в Кремле, она не чувствовала прежней уверенности. Страх пронизывал все поры жизни общества, не был исключением и Кремль. Скоропостижная смерть Марии Ильиничны надолго вывела её из равновесия, неотступно, как призрак, преследуя Крупскую. После кончины Владимира Ильича обе эти женщины продолжали жить всё в той же квартире. И вдруг - трагическая развязка. Спустя некоторое время после смерти Марии Ильиничны, в конце 1937-го или начале 1938 года, как вспоминает В. Дридзо, находившаяся в тот момент в квартире Крупской, звонок из комендатуры Кремля. Просят разрешения пропустить на квартиру к Надежде Константиновне человека, который якобы привёз молоко из Горок. Дридзо начинает выяснять, в чём дело, звонит в Горки - никто молока не посылал. Крупская от него отказалась. Однако комендатура настаивает, звонят ещё два-три раза. Такой настойчивости бедные женщины никогда не наблюдали. Откуда она?
"Я испугалась, - пишет В. Дридзо. - Испугалась за жизнь Надежды Константиновны. Не говоря ничего ей, я позвонила Власику (начальнику охраны членов правительства), сказала, что необходимо дать Надежде Константиновне охрану. Ей я сказала, что Власик сам звонил по этому поводу. Надежда Константиновна как-то очень спокойно отнеслась к этому, сказав, что, раз полагается, пусть так и будет. На следующий день такой человек появился".
Кандидат экономических наук М. Штейн в статье "Тайна смерти первой леди" приводит такую деталь: Крупской, несмотря на то, что она являлась депутатом Верховного Совета СССР, было запрещено принимать родственников репрессированных и тем более ходатайствовать за них. В этой публикации, которую перепечатали десятки других газет страны, немало неизвестных прежде сведений, характеризующих недоброжелательное отношение Сталина к Крупской. Им санкционирована разгромная рецензия П. Поспелова в "Правде" на вышедшие воспоминания Крупской о Ленине. Надежда Константиновна обвинялась в неправильном освещении работы II съезда РСДРП, участником которого она была, в приписывании Ленину своих мыслей. Особенно негодовал суровый критик по поводу "неправильного освещения выдающейся роли Сталина". По Поспелову получается, что он намного лучше, чем Крупская, знал, о чём думал, что говорил и что делал её муж. А может, лучше знал Сталин, который, без всякого сомнения, стоял за спиной рецензента? Тогда давайте обратимся к ленинским письмам, адресованным Зиновьеву и Карпинскому в июле и ноябре 1916 года. Письмо Зиновьеву: "Не помните ли фамилии Кобы?"; Карпинскому: "Иосиф Дж…? Мы забыли. Очень важно!!"
Ещё один малоизвестный факт. 5 августа 1938 года Политбюро приняло постановление "О романе Мариэтты Шагинян "Билет по истории", часть I. Семья Ульяновых". В нём осуждалось и "поведение Крупской, которая, получив рукопись романа Шагинян, не только не воспрепятствовала появлению книги в свет, но, наоборот, всячески поощряла автора по различным сторонам жизни Ульяновых и тем самым несла полную ответственность за эту книжку. Считать поведение Крупской тем более недопустимым и бестактным, что т. Крупская сделала это без ведома и согласия ЦК ВКП(б), превращая тем самым общепринятое дело составления произведений о Ленине в частное и семейное дело и выступая в роли монополиста и истолкователя общественной и личной жизни и работы Ленина и его семьи, на что ЦК никому и никогда прав не давал". И только 11 октября 1956 года ЦК КПСС своим постановлением "О порядке издания произведений о В.И. Ленине" отменил постановление 1938 года как неправильное.
А вот отрывок из воспоминаний Н.С. Хрущёва: "Сталин очень не уважал Надежду Константиновну. Не уважал он и Марию Ильиничну. Вообще он очень плохо отзывался о них, считая, что они не представляли какую-то ценность в партии. Мне было очень не по себе, когда я видел, с каким неуважением относился Сталин к Надежде Константиновне ещё при жизни".
Может, достаточно подтверждений? Хотя нет, не могу удержаться, чтобы не привести ещё один фрагмент, исходящий не из кругов НКВД, иногда питающих слабость к анекдотам, а от одного из руководителей партии и страны, бывшего первым лицом в государстве в течение десяти лет. Так вот, Н.С. Хрущёв вспоминает: "Сталин в узком кругу объяснял, говорил, что она и не была женой Ленина. Он другой раз выражался весьма вольно. Уже после смерти Крупской, когда он вспоминал об этом периоде, он говорил, что если бы дальше так продолжалось, то мы могли бы поставить под сомнение, что она являлась женой Ленина. Он говорил, что могли бы объявить, что другая была женой Ленина, и называл довольно солидного и уважаемого человека в партии".
Да, страшные вещи всплывают в страшные времена.
И всё же версия об отравленном торте не единственная, с которой связывают кончину Крупской. Кстати, В. Дридзо её начисто отвергает: "Я уже не могу слышать все эти выдумки об отравленном торте. Никакого торта вообще не было, а если бы он и был, то стоило бы подумать о том, почему же все остальные, в том числе и я, остались живы". Однако бывшая секретарь Крупской нигде не упоминает, что и она тоже лакомилась праздничным тортом. Его ведь не обязательно следовало выставлять для всех - судя по разным источникам, гостей за юбилейным столом собралось немало, так что вряд ли бы хватило каждому хотя бы по кусочку. На торжества в Архангельское приехали из Москвы Кржижановский с женой, Вера Рудольфовна Менжинская, Феликс Кон, Дмитрий Ильич Ульянов. Пришли и те, кто отдыхал в Архангельском - испытанные товарищи по ссылке и эмиграции.
В Архангельском тогда был дом отдыха старых большевиков. На выходные туда приезжали многие видные революционеры. Крупская последние годы часто бывала там, ей хорошо отдыхалось среди старых друзей. В то время была шестидневная рабочая неделя. В субботу, 23 февраля, почти до конца дня она была занята в Совнаркоме РСФСР, где обсуждался вопрос о третьем пятилетнем плане в области народного образования. Вернулась домой только к вечеру. Это был последний рабочий день в её жизни. В тот же вечер она собралась за город.
В Архангельском переночевала. С утра потянулись гости - юбилейную дату решили отмечать в выходной день. Сели завтракать. Начались поздравления, вспоминали прошлое, шутили, смеялись. Крупская была в хорошем настроении… После завтрака пошли фотографироваться. Ничто не предвещало трагической развязки.
Вскоре гости из Москвы уехали. Под вечер Надежда Константиновна почувствовала себя плохо и ушла в свою комнату. От страшной боли она временами впадала в беспамятство.
Внезапность заболевания и породила слухи о насильственной смерти. Наряду с отравленным тортом имеет хождение и версия о другом сталинском знаке внимания - свежей клубнике, прошедшей специальную обработку в токсикологической лаборатории НКВД. Обе версии, к сожалению, до нынешнего времени не доказаны и не опровергнуты. Отсутствие экспертных материалов, нового, современного прочтения медицинского заключения тридцать девятого года провоцирует возникновение самых фантастических предположений. В 1989 году в одном серьёзном педагогическом издании, например, утверждалось, что вдову Ленина поместили в специальный санаторий НКВД и там довели до смерти. Оказывается, автор краем уха слышал, что Крупская потеряла сознание в Архангельском и, ничтоже сумняшеся, подумал, что речь идёт об одноимённом военном санатории в Подмосковье, в котором в те годы лечились также работники НКВД. Казус, конечно, нелепость, но ведь надо видеть и причину. А она - в крайней скудости достоверных исторических фактов, фигурах умолчания, досадных пробелах в биографических данных. Выше уже говорилось, что даже в наиболее полной биографии Крупской, вышедшей в серии "ЖЗЛ", последние дни её жизни изобилуют общими местами, которые, кроме досады и недоумения, ничего не вызывают, и, пожалуй, содержат вопросов больше, чем ответов на них. Правы сотрудник ИМЛ при ЦК КПСС И.С. Куликова и член-корреспондент АН СССР В.А. Куманев, писавшие в "Правде" 5 января 1990 года о том, что обстоятельства кончины Крупской требуют дополнительного и обстоятельного изучения.
Публикация М. Штейна в ленинградской "Смене" - одна из первых попыток проследить хронологию событий последнего дня жизни Крупской. Итак, в половине восьмого вечера - сильные боли, потеря сознания. Дридзо вызывает врача. Доктор старается, но боли не проходят. Требуется консультация более опытных коллег. Прибывают профессора Очкин и Кончаловский. Подозревают острый аппендицит, но окончательно в своём диагнозе не уверены. Предлагают немедленно отвезти в Кремлёвскую больницу. По дороге из Архангельского в Москву у Крупской начинаются перебои в работе сердца.
В Кремлёвской больнице - несколько консилиумов. Наконец приходят к выводу: воспаление брюшины как результат тромба в кишечнике.
Из официального "Сообщения о болезни тов. Н.К. Крупской", опубликованного на первой полосе "Правды" 28 февраля 1939 года: "Болезнь развивалась бурно и с самого начала сопровождалась резким упадком сердечной деятельности и потерей сознания. В связи с этим отпала возможность помочь больной оперативным путём. Болезнь быстро прогрессировала, и 27 февраля в 6 час. 15 мин. утра последовала смерть".
Как видно, расхождений между трактовкой М. Штейна и официальной версией пока нет. Но только до этого места. Далее автор говорит, что веру в правдивость строк о диагнозе болезни Крупской поколебал у него недавно скончавшийся сотрудник Государственной публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина И.С. Беленький. Он поведал, что получил от Анны Кравченко, соратницы Крупской с дореволюционных времён, для хранения в рукописном отделе библиотеки её фонд. В фонде имеется рукопись воспоминаний медсестры Кремлёвской больницы Лилии Лысяк (урождённой Закржевской), написанных в 1962 году.
Вот что свидетельствует Л. Лысяк: "В феврале в одно из моих ночных дежурств в отделение поступила Н.К. Крупская. Ей была отведена большая двухместная палата. Я не знаю, когда Н.К. Крупская была доставлена в больницу, что привело её в больницу. Узнала я о её пребывании в больнице и увидела её только тогда, когда мне её спустили с четвёртого этажа (из операционной) уже оперированной. Н.К. Крупская была без сознания.
У меня, как дежурной по отделению, было под наблюдением около десяти палат (точно не помню, сколько). По установившимся правилам Кремлёвской больницы особо тяжело больным или прооперированным больным предоставлялась индивидуальная медсестра. На этот раз такой медсестры не было, и мне пришлось наблюдать за Н.К. Крупской среди моей общей работы.
Помню как сейчас, что в палате она лежала справа от окна, на прикроватном столике горела нагнутая книзу электрическая лампочка, которая давала в палате слабый свет.
Надежда Константиновна лежала очень тихо, навзничь, изредка приоткрывала глаза, ничего не говоря.
Операцию Н.К. Крупской делал профессор Очкин, дежурным хирургом был Владимир Николаевич Соколов. Когда я его (Соколова) спросила, какая операция была сделана, он промямлил что-то совершенно неопределённое.
В ту же ночь (между 26 и 27 февраля) Н.К. Крупская, не приходя в сознание, скончалась".