Воспроизведём дословно то место, где говорится непосредственно о кончине. "Около двух часов дня, почувствовав усилившееся недомогание и крайнее переутомление, - пишет П. Березов, - Валериан Владимирович с трудом поднялся из-за рабочего стола.
- Придётся сделать маленький перерыв. Я отдохну немного перед съездом, - сказал он и пошёл к себе на квартиру.
А через полчаса смерть внезапно оборвала его жизнь…"
Судя по этим скупым сведениям и по тому, что в книге больше нигде не упоминается об обстоятельствах его кончины, кроме трёх-четырёх предложений общего характера во вступлении, можно предположить, что они дописаны уже к сверстанной книге, когда было объявлено об умерщвлении Куйбышева. Во всяком случае, следы влияния версии о насильственной смерти в концепции книги не прослеживаются, а приведённые фрагменты выпадают из её общей канвы, не связаны развитием одной сюжетной линии, что объясняется, по-видимому, их более поздним происхождением. Написанную ранее книгу попросту осовременили, добавив несколько абзацев в начале и машинописную страницу в конце - приём весьма распространённый для общественно-политической литературы.
Мы уделяем этому внимание для того, чтобы убедиться, действительно ли вплоть до 1938 года версия о насильственном характере смерти Куйбышева не возникала? Изучив всю литературу, выпущенную о Куйбышеве до 1938 года, подшивки основных центральных газет за три года, прошедшие после его смерти, можно с полной уверенностью сказать, что отступлений от официальной версии, изложенной в правительственном сообщении от 26 января 1935 года, не обнаружено. Начиная с 1938 года находившиеся в производстве книги о Куйбышеве дополняются одной-единственной главой - о злодейском умерщвлении врагами народа.
Характерны, пожалуй, в этом отношении воспоминания сестры Куйбышева - Елены Владимировны. Небольшая книжица, готовившаяся Госполитиздатом к выпуску в 1938 году, заканчивалась главой "Последняя встреча". Елена Владимировна описывает в ней события накануне смерти брата. Она виделась с ним последний раз 23 января 1935 года.
Поздно вечером он собрался ехать к себе на дачу и звал с собой сестру. Она - не помнит по какой причине - не могла поехать к нему и стала собираться домой. Валериан и его жена, Ольга Андреевна, вышли проводить её в переднюю.
Брат стоял на лестнице, ведущей в комнаты. Елена Владимировна уже спустилась с лестницы, чтобы одеться, и снизу смотрела на сильную, крепкую фигуру Валериана. Он опёрся о перила, как бы желая подняться на руках. Лицо его было спокойно, глаза, как всегда, ласковые и весёлые.
Надев боты и разогнувшись, сестра тяжело вздохнула.
- Что, у тебя болит сердце? - озабоченно спросил Валериан.
- Нет, оно у меня здоровое, - ответила она, - а что тебе сказал последний консилиум врачей? Как твоё сердце?
Валериан выпрямился во весь рост - он показался ещё могучее и сильнее - и, ударив себя ладонью руки по груди, сказал:
- Моё сердце? Это самое здоровое, что есть в моём организме.
Прервём на минуту воспоминания Елены Владимировны и заметим, что эта фраза станет ключевой в последующей литературе о Куйбышеве и будет звучать обвинением его отравителям. Именно эти слова о здоровом сердце, произнесённые за два дня до кончины, надолго посеют сомнения в правильности официального медицинского заключения, согласно которому смерть наступила в результате сердечного приступа от тромба.
Елена Владимировна пишет, что она поверила словам брата. Верила и его жена, Ольга Андреевна. Да и кто бы мог не поверить, видя перед собой этого великана с могучей грудью, с весёлыми сияющими глазами, с приветливой, радостной улыбкой?
А через два дня произошла катастрофа. Валериана не стало. Его сердце перестало биться.
После смерти Валериана Владимировича у его родственников было тревожно на душе. Внезапная кончина не давала покоя. Интересный разговор состоялся у Елены Владимировны с находившимся в квартире брата доктором Левиным: почему так внезапно, так неожиданно отказалось работать сердце Валериана Владимировича?
- Неожиданности здесь нет, - ответил Левин, - напряжённая, нервная работа Валериана Владимировича привела сердце в такое состояние, что катастрофа ожидалась ежедневно.
Смотрите, какие нейтральные формулировки в адрес доктора Левина: лечащим врачом он ещё не называется, так, случайно находился в квартире брата. Пока ещё в довольно корректной форме выражается уже въевшаяся в души и кровь людей подозрительность - в естественную смерть не верят, всюду чудятся происки заговорщиков и убийц.
Елена Владимировна нашла мужество даже упрекнуть себя в медицинском невежестве и плохой заботе о брате. "Как это мы не знали, что у Валериана больное сердце?" - с горечью спрашивает она себя и тут же вспоминает, что Левин разрешил ему работать, играть в волейбол, выступать на заседаниях. Более того, разрешил ехать в трудную, далёкую командировку в Среднюю Азию.
По возвращении из командировки брат казался как бы подменённым. Ещё на вокзале, встречая его, родственники заметили, что он бледен и невесел. Но всё это объяснили тем, что поездка утомила его, что во время неё он болел ангиной с большой температурой и всё-таки продолжал работать.
Итак, выясняется немаловажная деталь: в командировке в Среднюю Азию Куйбышев заболел ангиной. Коварное влияние этой кажущейся неопасной болезни на сердце общеизвестно.
Недомогание давало о себе знать и после возвращения в Москву. Валериан часто задумывался, ложился то на кушетку, то просто клал голову на стол. Этого с ним никогда раньше не бывало. Елена Владимировна как-то раз застала его дома в халате. Это тоже было необычно для вечно делового брата. Он всегда был подтянут, всегда в работе.
- Простуда, маленькое повышение температуры, усталость, - объяснял он сестре своё состояние. - Мне Левин разрешил даже выходить и работать, всё это пустяк, всё скоро пройдёт.
Но чувствовалось, что он прислушивается к чему-то. Елене Владимировне теперь всё ясно и понятно. Он прислушивался к своему "совершенно здоровому сердцу" и, вероятно, удивлялся, что оно его обманывает. Но родственникам он этого не говорил, не желая их огорчать. Потому 23 января и сказал, что его сердце - самое здоровое, что есть в его организме.
Этими словами, судя по всему, и должны были закончиться воспоминания Елены Владимировны. Потому что появившееся неожиданно продолжение имело совершенно иную тональность. О его конъюнктурном происхождении свидетельствует уже само название "Мой брат пал от руки врагов народа", крикливое, резко диссонирующее с заголовками предыдущих глав, отличающихся мягкостью, лиризмом, налётом сентиментальности и грусти.
"В зале суда 2 марта 1938 года я увидела их всех, - читаем будто в газетном репортаже, сварганенном лихим репортёром по заказу сверху. - Вот они, убийцы! Это они убили товарищей Кирова, Куйбышева, Менжинского, Горького и его сына. Оказывается, они ещё в самом начале Октябрьской революции, в 1918 году, готовили покушение на товарищей Ленина, Сталина и Свердлова. Это они послали эсерку Каплан убить Ленина; это они дали ей в руки револьвер с отравленными пулями.
На скамье подсудимых сидели кровавые псы фашизма, шпионы, диверсанты, убийцы, предатели Родины.
Вот Левин. Он монотонно и спокойно, словно читая лекцию, рассказывает суду, как он умертвил Менжинского, Куйбышева, Горького и его сына. Он рассказывает, как его задаривал и подкупал Ягода, снабжая цветами, французским вином, дачей, разрешая беспошлинный провоз вещей из-за границы. Ягода подговорил его отравить сначала сына Горького, потом самого Горького и Менжинского, а затем Куйбышева…
Он стал неправильно лечить тех, кого ему было поручено убить. Он давал такие лекарства, которые разрушали здоровье. Он привлёк к себе на помощь и других убийц: профессора Плетнева, доктора Казакова, секретаря Куйбышева - бандита и убийцу Максимова.
Максимов говорил на суде, что он получил распоряжение от лидеров антисоветского "правотроцкистского блока", а также лично от Ягоды и Енукидзе следить за здоровьем Куйбышева; он знал, что Левин и Плетнев уже делают всё, чтобы разрушить здоровье Куйбышева. А ему, Максимову, оставалось, если Куйбышеву станет плохо, замедлить врачебную помощь, а если и звать на помощь, то только Левина или Плетнева.
Максимов так и сделал. И вот 25 января 1935 года, видя смертельно бледного Куйбышева, отпустил его одного домой, вместо того, чтобы уложить здесь же в кабинете и позвать скорую медицинскую помощь. Он знал, что приближается приступ грудной жабы, и он не торопился с вызовом врачей.
Валериан был очень тепло одет. На нём была меховая тужурка, тёплые сапоги и галоши. Для сердца была большая нагрузка пройти по всему кремлёвскому двору, подняться на третий этаж.
А Максимов послал поручение искать Левина, несмотря на то, что в первом этаже дома, где жил Валериан Владимирович, в том же подъезде находилась амбулатория, где всегда дежурили врач и сестра.
Валериан, обливаясь потом и еле держась на ногах, поднялся на третий этаж, в свою квартиру, и в валенках и меховой куртке прошёл прямо в свой кабинет.
- Никогда Валериан Владимирович даже в коридор не входил в галошах, а тут вдруг в кабинет… - рассказывала работница.
Валериан сам взял из соседней комнаты с кровати подушку и плед, снял через голову суконную гимнастёрку и, не повесив её, как обычно, бросил на стул, снял валенки и лёг в брюках на кушетку, закрывшись пледом.
Работнице он сказал, что хочет отдохнуть, ничего ему не надо, что у него что-то нехорошо с сердцем и что порученец поехал за доктором. Просил её зайти к нему через десять минут…
Работница позвонила Максимову, что Валериану Владимировичу очень плохо. Максимов сейчас же позвонил Енукидзе и сказал ему, что, видимо, близок конец, что Куйбышеву очень плохо. Енукидзе успокоил его, чтобы он не волновался, не звал врачей, что всё идёт очень хорошо…
Через десять минут работница вошла в кабинет к Валериану Владимировичу и нашла его уже мёртвым.
Прибежал Максимов. Несколько позднее приехал Левин. Заехал Ягода узнать, кто присутствовал при смерти Валериана Владимировича и, узнав, что Куйбышев был один, не вошёл даже к нему в комнату, а сказал Максимову, чтобы тот не волновался, держался молодцом…
Всё это я слышала на суде. Всё это говорили подлые изверги-убийцы Левин, Плетнев и Максимов. Всё это подтверждал своим замогильным голосом обер-бандит и убийца Ягода. Всё это подтверждали лидеры антисоветского "правотроцкистского блока" фашистские бандиты Бухарин и Рыков.
Так был умерщвлён Валериан Владимирович Куйбышев, заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, член Политбюро ЦК ВКП(б), Председатель Комиссии советского контроля.
И вот на суде вижу его убийц…
…Я видела, с какой злобой и ненавистью все слушали последние лживые слова подсудимых. Гнев и злоба горели в глазах всех присутствовавших на суде.
Вот суд выносит приговор: высшая мера наказания - расстрел!
Вздох облегчения пронёсся по залу".
После этого фрагмента следовало ещё несколько абзацев, отбитых от основного текста "звёздочками". Они носили личностный характер, но, поскольку касались общей боли, по-видимому, неоднозначно были восприняты кем-то из близких родственников, скорее всего, женой Куйбышева. Встреча с Ольгой Андреевной, скончавшейся несколько лет назад, подтвердила мои предположения. Действительно, вдова Куйбышева настояла, чтобы в последующие издания воспоминаний Елены Владимировны были внесены необходимые дополнения и уточнения. Сестра Куйбышева долго сопротивлялась, но настойчивым просьбам Ольги Андреевны всё же уступила, и в следующем издании книги, вышедшей в 1941 году в Куйбышеве, появились детали, о включении которых требовала вдова умершего. Разницу в текстах легко обнаружить, выстроив их рядом.
Из воспоминаний Е. Куйбышевой 1938 года издания: "25 января 1935 г. на тревожный звонок по телефону я прибежала в Кремль, на квартиру брата. Первый, кого я встретила в коридоре, был Рыков. Он - вожак и подстрекатель подлых убийц - пришёл посмотреть на свою жертву. По его директивам совершилось это убийство. И всё-таки он пришёл и даже печально опустил голову, желая показать, что он грустит. Подлый лгун! Презренный убийца!
Войдя в кабинет, я увидела Валериана, лежащего на кушетке без дыхания. Он был бледный, спокойный и не открыл своих ласковых глаз, не улыбнулся приветливо.
Около него сидела его жена, Ольга Андреевна. Она не плакала, а только удивлённо смотрела на плотно закрытые глаза Валериана и гладила его большой лоб, совсем уже холодный.
Жизнь прекратилась…"
А вот как выглядит эта сцена в издании 1941 года: "Мне позвонили из квартиры брата. Я услышала тревожный голос: "Валериану очень плохо - приходи скорей!"
…Около Валериана на кушетке сидит Ольга Андреевна и гладит его большой, уже холодеющий лоб.
- Его убили? - шёпотом, еле слышно спросила я.
Ольга Андреевна отрицательно покачала головой и тоже шёпотом, точно боясь разбудить спящего, сказала:
- Умер от разрыва сердца.
Я сажусь на кушетке, у изголовья Валериана.
Он умер… Не верится, не хочется верить, что Валериана уже не будет с нами… Как это случилось? Почему перестало биться его сердце? Ведь ещё несколько дней назад специальный консилиум врачей констатировал, что сердце Валериана здоровее всего его организма. Ему были даны, по словам врачей, какие-то "невинные лекарства", чтобы "укрепить" его нервную систему".
В беседе со мной Ольга Андреевна Куйбышева подтвердила, что изменения внесены по её настоянию, ибо в первом издании было немало умолчаний и неточностей, которые искажали объективную картину случившегося. Она перечислила наиболее существенные, на её взгляд, искажения, исправленные при переиздании книги. Во-первых, на скорее утвердительную, чем вопросительную интонацию догадки золовки "его убили?" Ольга Андреевна дала однозначно отрицательный ответ: умер от разрыва сердца. Во-вторых, не до конца воспроизведён разговор у изголовья брата с доктором Левиным. Елена Владимировна привела ответ только на первый вопрос. Помните, по поводу её недоумения относительно причин внезапной остановки сердца Куйбышева доктор сказал: ничего неожиданного нет, напряжённая нервная работа привела сердце в такое состояние, что катастрофы можно было ожидать каждую минуту. Золовка тогда спросила Левина, почему они не запретили ему работать? На что доктор ответил буквально следующее: как можно было Валериану Владимировичу запретить работать, когда он стремился к работе и никакие доводы со стороны врачей его не убеждали.
Это было сущей правдой. Не только Куйбышев, но и все тогдашние наркомы буквально изматывали себя многочасовой работой, принося ей в жертву даже праздники и выходные. В кабинетах сидели до утра, бодрствовали у телефона всю ночь - зная рабочий режим Сталина, мордовали бессонницей себя, своих замов, начальников главков и членов коллегий, а те руководителей рангом пониже: а вдруг зазвонит кремлёвская вертушка? В отпуск тоже годами не ездили, и чаще всего не потому, что дела не отпускали - обстановка была такая, что длительным отсутствием тут же не преминут воспользоваться завистливые конкуренты. Нашепчут, наплетут, ошельмуют - и прощай, просторный кабинет! Постоянное присутствие возле хозяина позволяло владеть ситуацией, быть в курсе тонкой сети аппаратных интриг, своевременно разгадывать ходы соперников и парировать их.
Ольга Андреевна настояла и на включении ещё нескольких важных эпизодов. В частности, в новое издание попала и такая сцена. Когда Куйбышев пришёл с работы на свою квартиру, чтобы отдохнуть перед выступлением на съезде Советов, дома никого из близких не было. Жена находилась на службе. Работница вошла в кабинет, где прилёг Куйбышев, и спросила, не нужно ли ему чего-нибудь. Валериан Владимирович последние дни пил молоко с боржомом, так как горло его всё ещё болело. "Нет, мне жидкого нельзя, я чувствую, что у меня плохо с сердцем, - сказал он работнице. - Зайдите ко мне через десять минут". Через десять минут, войдя в кабинет Куйбышева, она нашла его мёртвым.
Итак, существенная деталь: горло у Куйбышева болело! Значит, ангина ещё не прошла.
Громкий процесс по делу антисоветского "правотроцкистского блока", рассмотренному Военной коллегией Верховного суда Союза ССР 2–13 марта 1938 года, призван был, по замыслу его вдохновителей, убедить народ в том, что правотроцкистские заговорщики Бухарин, Рыков, Ягода, Крестинский, Шарангович и другие видные деятели партии и государства, а также врачи Левин, Плетнев и Казаков, секретари Куйбышева и Горького Максимов и Крючков перешли к подготовке и совершению террористических актов против руководителей правительства и ВКП(б). Военная коллегия под председательством Ульриха вынесла приговор, согласно которому смерть В.Р. Менжинского, В.В. Куйбышева, А.М. Горького и его сына объявлялась "медицинскими убийствами". "Правотроцкистам" приписывалось и убийство Кирова. В обвинительном заключении утверждалось, что по решению руководителей "правотроцкистского блока" Ягода организовал методами вредительского лечения убийство В.В. Куйбышева, и что в совершении террористического акта против него непосредственное участие принимали врач Левин и бывший секретарь Куйбышева, участник подпольной организации правых с 1928 года Максимов-Диковский. По решению Военной коллегии Верховного суда врачи Левин, Казаков и секретарь Куйбышева Максимов были приговорены к высшей мере уголовного наказания - расстрелу, а доктор Плетнев, как не принимавший непосредственного активного участия в умерщвлении Куйбышева и Горького, хотя и содействовавший этому преступлению - к тюремному заключению на двадцать пять лет.
Полный текст стенографического отчёта этого судебного процесса публиковался в основных центральных газетах в течение полумесяца. Полуграмотная страна, ничего, кроме примитивной советской прессы в жизни не читавшая, с жадностью набрасывалась на газетные столбцы, находила в отчётах признания подсудимых, что считалось главным доказательством вины, и полностью верила всему, что там было написано. Что поделать, основная масса уцелевшего в годы великих чисток населения не была знакома с римским правом, да и о таких юридических тонкостях, как презумпция невиновности, слышать от новых властей не приходилось. Зато чёрные тайны фашистских наймитов налицо, и раскрыты они славной советской разведкой под руководством сталинского наркома товарища Ежова.