Однако Чемберлен ничего не сказал членам кабинета о том, что за день до этого, 21 августа, министр иностранных дел получил письмо из Германии, в котором сообщалось, что Геринг хотел бы приехать в Лондон, чтобы встретиться с Чемберленом, о чем ни Хор-Белиша, ни его военные советники не имели ни малейшего понятия. Сразу же в строжайшем секрете были приняты подготовительные меры, связанные с прибытием Геринга на следующий день после заседания кабинета. Он должен был приземлиться "на заброшенном аэродроме" и оттуда на машине ехать в Чекере. Там весь обслуживающий персонал будет отпущен, все телефоны отключены на время переговоров между Чемберленом и Герингом.
Весь вторник Чемберлен и Галифакс ждали подтверждения предстоящего визита Геринга, и это, возможно, явилось причиной нежелания Чемберлена санкционировать мобилизацию резервистов регулярной и территориальной армий, о чем просили Четфильд и Хор-Белиша. Однако подтверждение не поступало. В четверг утром, перед тем как собрался парламент, чтобы одобрить законопроект о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий, Галифакс получил известие, что Гитлер отменил поездку, так как считал, что "визит не принесет немедленной пользы".
Однако этот эпизод случайно или преднамеренно сослужил определенную службу Гитлеру. Он усилил колебания англичан и отсрочил проведение англичанами тех мероприятий, которых больше всего боялся Гитлер. Даже после того как была отменена поездка Геринга, когда члены кабинета снова встретились перед выступлением Чемберлена в палате представителей, премьер-министр все еще не хотел санкционировать проведение каких-либо мер, указывающих на решимость Англии действовать немедленно, если поляки подвергнутся нападению. Он сообщил членам кабинета, что они встретились не для принятия решений, а чтобы ознакомиться с ходом последних событий. Премьер-министр сказал, что, согласно сообщению английского посла в Берлине, Гитлер заявил, что если англичане предпримут какие-либо дальнейшие меры по мобилизации, то вооруженные силы Германии будут полностью мобилизованы "в качестве меры защиты, а не угрозы". Чемберлен все еще возражал против какого-либо дальнейшего существенного призыва резервистов, который мог бы спровоцировать Гитлера. Он хотел подождать результатов встречи Гендерсона с Гитлером, которая предполагалась в этот день.
Таким образом, Гитлер - пленник своего намеченного плана - пока что более успешно держал англичан в состоянии успокоенности, чем французов. Считалось, что во Франции идет мобилизация, и французская армия представляла собой значительно большую непосредственную военную угрозу немцам, чем англичане; однако Гитлер был убежден, что французы не двинутся без политической и военной поддержки англичан. Поэтому для него было важно, чтобы англичане как можно дольше оставались в состоянии нерешительности и бездействия. Когда он наконец сообщил англичанам, что Геринг не приедет, оставалось менее 48 часов до намеченного вторжения в Польшу. И когда Чемберлен сказал членам своего кабинета в этот день, что они собрались не для принятия решений, это было все, на что мог надеяться Гитлер, ибо без решения англичан французы не предприняли бы никаких действий на Западном фронте.
Теперь мы видим все последствия той несостоятельности, которую проявили разведывательные службы, оппозиция Гитлеру в Германии, "хорошо осведомленные" дипломаты, не оценив всей важности принятых Гитлером решений на совещании узкого круга лиц в Оберзальцберге 14 августа, ибо последовавшая за этим дипломатическая и политическая шарада не заключала в себе никакого смысла. Были приняты окончательные решения военного характера, определен график осуществления боевых операций. Все остальное было маскировкой, и, как мы видим, исключительно успешной.
Здесь мы должны вернуться к 22 августа. В то время как руководители видов вооруженных сил во время завтрака у своего министра высказывали всякие предположения относительно германо-советского соглашения, а на Даунинг-стрит премьер-министр и министр иностранных дел с нетерпением ожидали известия о подтверждении предстоящего визита Геринга, Гитлер созвал большое совещание всех своих командующих в конференц-зале резиденции в Оберзальцберге. Они встретились, как и Белиша со своими генералами, в полдень 22 августа. Геринг в Берхтесгадене и вовсе не готовился к встрече с Чемберленом: он получал последние указания к боевым приказам.
Существует три или четыре версии высказываний Гиглера на этом совещании. Между ними имеются некоторые расхождения в деталях, но не в существе изложенных Гитлером своих намерений и планов. Поэтому трудно согласиться с утверждениями генерала фон Манштейна, что он и генерал фон Рундштедт покинули Берхтесгаден с убеждением, что никакой войны не будет, что поляки подчинятся, что англичане и французы не пойдут на риск возможной мировой войны.
В записях двух выступлений Гитлера, сделанных генералом Гальдером, основное внимание уделено военным разделам в выступлениях фюрера: необходимо обеспечить тылы Германии на Востоке, прежде чем идти на завершающее сражение с Западом; желательно подвергнуть вермахт испытанию перед решающей схваткой. "Германия должна быть твердой, - говорил Гитлер, - нам предстоит отразить контрдействия англичан и французов. Мы должны действовать с беспримерной жестокостью и решительностью. Целью является не установление новых и лучших границ, а уничтожение врага, в первую очередь Польши". Была определена дата нападения - 26 августа.
Адмирал Бем сделал более полные записи, чем Гальдер; более подробные записи и у генерала Варлимонта, заместителя Йодля в штаб-квартире фюрера. Записи Бема цитируют Гитлера в больших подробностях. Гитлер еще весной принял решение прийти к этому конфликту. Он предполагал сначала, до решения польской проблемы, действовать против западных Держав. Однако обстоятельства вынудили его изменить эти намерения. Он пришел к выводу, что если сначала нападет на Францию и Англию, то поляки предпримут наступление на тылы Германии на Востоке, в то время как ее вооруженные силы будут полностью заняты на Западе. Однако французы и англичане не нападут на Западный вал, пока Германия будет занята разрешением своего спора с поляками. Английское перевооружение нереально, оно носит главным образом пропагандистский характер. "Мы будем сдерживать Запад, пока не разделаемся с поляками".
Следующей причиной, вынудившей ускорить события, был неблагоприятный ход выполнения четырехлетнего плана Геринга. Введенные ограничения должны были сказаться только через несколько лет; в 1939 году у Германии значительно лучшие условия для действий, чем те, которые будут в 1942 и 1943 годах. Опасность, которую нужно признавать и учитывать, состоит в том, что Англия и Франция могут напасть на Германию на Западе, но для Германии выбора нет: Германия теперь, вследствие англо-французского бездействия, имела хорошие шансы на успех; через ближайшие несколько лет таких шансов выиграть войну не будет.
Во втором выступлении Гитлер более конкретно говорил о ближайших задачах. Он опять настаивал, чтобы командующие не проявляли жалости, сентиментальности и были тверды в своих решениях. Быстрота - это все. Он сообщил им, что нападение, по всей вероятности, произойдет утром в субботу - через четыре дня. Когда Гитлер закончил свое выступление, Геринг первым начал аплодировать и от имени всех присутствовавших поблагодарил фюрера за его блестящее руководство. Он также выразил полную решимость присутствовавших добиться претворения в жизнь воли фюрера.
Времени зря не теряли. В тот вечер в министерстве иностранных дел фон Вейцзекер получил от немецкого представителя в Данциге Везенмейера подробный план готовящейся против поляков провокации, чтобы ответные действия поляков немцы могли использовать как повод к войне. Он описывал, как были созданы склады оружия специально для того, чтобы их обнаружили поляки, и подробности пяти этапов, которые последуют, чтобы вызвать необходимый кризис: поляки будут вынуждены прибегнуть к таким мерам, которые оправдают использование Германией вооруженных сил. Везенмейер просил, чтобы его донесения немедленно передали фюреру. Это и было сделано. На следующий день, когда английский посол прибыл с личным письмом Чемберлена Гитлеру, последний закончил долгий разговор с Гендерсоном предупреждением, что при следующей провокации со стороны поляков он будет действовать. "Вопрос о Данциге и коридоре так или иначе будет ликвидирован. Я хочу, чтобы вы обратили на это внимание". Однако донесение Гендерсона об этой встрече было воспринято в Лондоне только как еще один встречный удар в тяжбе за выгодные позиции (а Гитлер вполне мог иметь в виду это как средство запугивания слабовольного английского кабинета). В действительности выражение "так или иначе" не имело для него существенного значения: теперь он был уверен, что англичане ничего не предпримут, когда он вторгнется в Польшу. Все остальное для него пока что было несущественным. В этот день он приказал начать наступление на Польшу утром 26 августа: оставалось три дня.
Однако не все еще было решено или потеряно. В этот вечер, когда Гитлер говорил с Гендерсоном безапелляционным тоном, на какой-то момент инициатива перешла к французам. Верховный совет национальной обороны Франции собрался 23 августа в здании военного министерства в Париже под председательством премьер-министра Даладье. Присутствовали также министры иностранных дел, авиации, военно-морских сил, представители генерального штаба Гамелен, Дарлан, Вюйльмэн, Жакомэ и их основные помощники. Даладье поставил перед советом три вопроса, те самые три вопроса, ответы на которые английское и французское правительства обязаны были дать за многие месяцы до этого. Это была запоздалая и последняя возможность. Даладье просил членов совета дать ответы на следующие вопросы:
"1. Может ли Франция согласиться с исчезновением с европейской сцены Польши или Румынии или обоих государств сразу.
2. Какие имеются возможности противодействовать такому направлению хода событий.
3. Какие меры должны мы предпринять теперь".
Дискуссия по первому вопросу развернулась вокруг военной оценки, данной генералом Гамеленом. Он и адмирал Дарлан подчеркивали важность обеспечения нейтралитета со стороны Италии, однако они не коснулись конкретно польской проблемы. Гамелен высказал предположения, что, может, нет необходимости в немедленных действиях. Он считал, что польские вооруженные силы "с честью окажут сопротивление" и тем самым задержат выступление Германии против Франции до следующей весны. К этому времени, добавил Гамелен, Франция будет иметь достаточную помощь от вооруженных сил Англии.
После довольно длительного обсуждения министр иностранных дел Боннэ сказал, что, учитывая заключение германо-советского пакта, было бы разумным пока не вступать в войну, а подождать более подходящего момента. В этом совет не был единодушен. Все согласились, что Франция должна будет выполнить свои обязательства по отношению к полякам.
Затем совет приступил к рассмотрению второго вопроса: что можно предпринять, чтобы предотвратить разгром Польши и, возможно, Румынии. Министр авиации Ги ля Шамбр сказал, что военно-воздушные силы Франции оснащены большим количеством современных боевых самолетов, которые вместе с английскими будут противостоять военно-воздушным силам Германии и Италии. У Франции до 1940 года не будет значительной бомбардировочной авиации, и англичане до того времени возьмут на себя задачу массированных бомбардировок Северной Германии.
Затем ля Шамбр перешел к оценке военно-воздушных сил Германии. У Германии 12 тыс. наличных самолетов, однако он не думает, чтобы эта цифра повлияла на решение правительства. Никто не высказал сомнений относительно сведений, изложенных ля Шамбром, но никто и не поверил его утверждениям, что французские военно-воздушные силы могли противостоять столь многочисленным силам Германии. Обсуждение повернулось к рассмотрению возможных последствий для морального состояния гражданского населения после того, как начнутся воздушные налеты немецкой авиации. Эта мысль отчетливо выдвигалась на первый план в суждениях участников заседания.
Генерал Гамелен и адмирал Дарлан в свою очередь считали, что Франция предпримет наземные и морские операции. Гамелен сказал, что армия находится в состоянии готовности. Однако сначала она могла бы кое-что предпринять против Италии, нейтралитет которой гарантировался только заверениями министра иностранных дел Боннэ в начале заседания. Гамелен добавил, что на суше нельзя оказать прямой помощи полякам, однако мобилизация во Франции была бы некоторым облегчением для Польши, поскольку это вынудило бы Германию перебросить с польского фронта на западные границы значительное количество своих войск.
В конце дебатов по этому вопросу премьер Даладье напомнил участникам заседания, что поскольку Франции предстоит вести войну в течение нескольких Месяцев одной, то придется обеспечивать безопасность теми средствами, которыми располагает оборонительная система на границе.
Оставался только один, третий вопрос - какие меры предпринять сейчас. Рассмотрение этого вопроса превратилось в обсуждение чисто внутренних вопросов: мер государственной безопасности и мобилизационных мероприятий. Фактически требовалось только это плюс понимание, что французы были хозяевами положения и судьба Германии окажется в их руках, как только вермахт двинется против Польши. После полуторачасового обсуждения Даладье закрыл заседание верховного совета национальной обороны Франции. Французы решили не использовать возможность активного вмешательства. В этот день в штабе вермахта генерал Гальдер встретился с Кейтелем и начальниками штабов ВВС и ВМС. Они установили время нападения на Польшу: в субботу утром - в 4.15 или 4.30. А в Лондоне Чемберлен и Галифакс все еще ожидали Геринга с миссией мира.
5. В обход обещаний
Роковым было не решение Гитлера уничтожить Польшу и начать войну против Англии и Франции при первом удобном случае; эти решения он принял значительно раньше. Время для уничтожения Польши было установлено еще в апреле; решение и выбор времени для того, чтобы бросить вызов англо-французской гегемонии в Европе, пришли несколько позднее, весной. Поэтому последняя неделя августа, насколько она касалась Гитлера, имела значение только в связи с техническими деталями организации военного нападения на Польшу и предотвращения активного вмешательства в войну со стороны англичан и французов. Вопрос о том, будет ли война, был решен. Ничто, кроме полного подчинения Польши интересам Германии, уже не могло предотвратить войну. Роковым было решение английского и французского правительств. Они продолжали верить, хотя и гораздо меньше, что сильные слова и решительные жесты удержат Гитлера от развязывания войны. Они так и не поняли, даже после оккупации Гитлером Праги в марте, что он полон решимости начать войну, если не последует полного подчинения Польши интересам Германии. Они так и не осознали, что никакого средства, которое удержало бы Гитлера в узде, кроме самой войны, более не существовало, что единственная возможность предотвратить установление его полного господства над Европой заключалась в том, чтобы нанести ему поражение в войне. Французы и англичане, как мы видели, имели средства и благоприятную обстановку во время последних недель августа, чтобы решиться на действия, которые осенью привели бы к поражению Гитлера. Однако они отказались даже рассмотреть такую возможность. Почему?
Утром 25 августа, когда осталось не более суток до того, как вермахт должен был начать тщательно скоординированное нападение на Польшу, английский комитет начальников штабов собрался в военном министерстве. Преобладающим было мнение, что войны вообще не будет.
Начальник имперского генерального штаба Горт ставил пять против четырех, что война не начнется; его заместитель генерал Рональд Адам предложил несколько большие шансы - шесть против четырех, что не будет войны, и только генерал Айронсайд высказал уверенность в неизбежности войны и предложил пять против одного, что война начнется.
В этот день кабинет не собирался, и англо-польский договор о взаимопомощи подписал Галифакс. Чемберлен ждал прибытия Гендерсона от Гитлера с ответом на свое письмо. В это же самое время из английского посольства в Берлине поступило довольно подробное изложение выступления Гитлера перед командующими на совещании 22 августа в Оберзальцберге. Между тем в самый последний момент, получив сообщения о заключении договора о взаимопомощи между Англией и Польшей и о решении Италии сохранять нейтралитет в случае войны, Гитлер отменил назначенное на следующее утро нападение на Польшу.
В Лондон Гендерсон прибыл утром 26 августа. Вечером собрался кабинет, где присутствовал Гендерсон. Проект ответа Чемберлена на послание Гитлера военный министр Хор-Белиша и министр авиации Кингсли Вуд нашли "слишком резким". Чемберлен согласился смягчить некоторые выражения. Белиша опять поднял вопрос о мобилизации резервистов территориальной армии. Это означало бы призыв около 300 тыс. резервистов. Гендерсона спросили, какова, по его мнению, будет реакция Гитлера на такой шаг со стороны англичан. Гендерсон ответил, что такой шаг может означать разницу между миром и войной. Чемберлен понял намек. Он разрешил военному министру призвать 35 тыс. резервистов территориальной армии, чтобы укрепить оборону в уязвимых пунктах.
В имперской канцелярии в Берлине 25 и 26 августа царила полная неразбериха. Колебания Гитлера и отмена им в самый последний момент приказа о нападении на Польшу вызвали в вооруженных силах довольно широкую критику в его адрес, однако она оказалась не многим более обычного солдатского ропота, хотя многие офицеры и присоединились к критикам Гитлера. Это недовольство никогда не достигло тех размеров, как это вообразили некоторые из основных членов группы противников Гитлера. Остер был убежден, что Гитлер не переживет такой осечки, станет посмешищем для вооруженных сил.
Начальник Остера адмирал Канарис, глава немецкой контрразведывательной службы, вместе с Остером являвшийся основным звеном связи с разведкой западных держав, соглашался с мнением Остера. Оба были уверены, что проявленная англичанами 25 августа твердость окупилась подписанием договора о взаимопомощи с поляками. И теперь Гитлер не будет рисковать войной, которая приведет его к столкновению с Англией.