Коренное изменение обстановки в Европе в результате разгрома фашистской Германии и образования содружества социалистических государств, в состав которых входят братские Польша и Чехословакия, поставило мощный барьер на пути милитаристских сил. Однако эти силы, опирающиеся на агрессивную антикоммунистическую политику США, ФРГ и их союзников по НАТО, делают ставку на войну.
Весьма актуальными, имеющими крупное международное значение являются в этой связи документы международного Совещания коммунистических и рабочих партий в Москве (1969 г.). "Важнейшая форма борьбы против угрозы развязывания империализмом новой мировой войны, - говорил тов. Л. И. Брежнев в своем выступлении на Совещании, - это организация коллективного отпора действиям агрессоров в случаях, когда они в том или ином районе мира начинают военные авантюры".
События, которым посвящена предлагаемая читателю книга, указывают на глубокую историческую обоснованность этого положения.
Несмотря на отмеченные недостатки, книга Кимхе привлекает внимание советских читателей, поскольку приводимый в ней фактический материал при критическом отношении к выводам автора позволяет правильно оценить предательскую политику правящих кругов Англии и Франции в предвоенные годы, потворствовавших развитию гитлеровской агрессии.
Полковник О. А. Ржешевский,
кандидат исторических наук
Введение
Среди оставшихся в живых английских и немецких генералов существует общее мнение, что вторую мировую войну немцы проиграли вследствие того, что приковали себя к определенным решающим битвам, из которых им следовало бы своевременно выйти.
Основная идея данной книги состоит в том, что в действительности в ходе всей войны, на всех театрах военных действий наиболее истребительной и решающей была та битва, с которой не стали связывать себя ни Англия, ни Франция, - "несостоявшаяся битва" периода первых трех недель сентября 1939 года.
Она повлекла за собой больше человеческих жертв, чем все другие битвы, вместе взятые, - по меньшей мере двадцать миллионов. Эта несостоявшаяся битва фактически игнорировалась историками - исследователями второй мировой войны, не упоминалась политиками и была оправдана генералами.
Многие факты, непосредственно относящиеся к этому событию, были, очевидно, либо изъяты из официальных описаний событий и правительственных архивов союзников, либо преднамеренно извращены перед тем, как представить их правительствам, принимавшим решения летом 1939 года.
Суть обстановки сводилась к тому, что в течение второй недели сентября 1939 года, когда война в Польше еще не была завершена, немецкие войска Западного фронта занимали позиции на линии Зигфрида, строительство которой еще не было завершено. Они насчитывали в своем составе всего 8 недоукомплектованных кадровых дивизий и 25 недоукомплектованных территориальных, резервных дивизий и дивизий местной обороны - в целом 33 наиболее слабо обученных, плохо вооруженных соединения, которые вряд ли можно было бы назвать иначе, чем разношерстной командой местной обороны. У французов к моменту завершения мобилизации было на Западе 85 дивизий. (По этому вопросу существуют некоторые расхождения во мнениях и в подсчете, но даже наименьшая из приводимых цифр - 72 дивизии на Западе.)
Больше того, значительную часть немецких войск составляли молодые рекруты, многие из которых ни разу не стреляли боевыми патронами, а общие запасы боеприпасов у этих соединений были рассчитаны всего на три дня боевых действий. Документы немецкой разведки показывают, что на Западе Германия оставалась незащищенной. Генерал Вестфаль, бывший в то время офицером штаба дивизии на линии Зигфрида, считает, что, если бы союзники предприняли наступление в начале сентября, они достигли бы Рейна и, возможно, форсировали бы его без серьезного противодействия со стороны немцев. Однако нет никаких очевидных подтверждений тому, что возможность подобного наступления когда-либо обсуждалась в английском или французском генеральных штабах или в правительствах этих стран.
Правительства Англии и Франции, оправдывая свои действия, ссылались на широко распространенные в их странах пацифистские настроения и на нежелание солдат английской и французской армий воевать. Данная книга покажет, что это неправда; наоборот, в этих странах на политических и военных руководителей оказывалось большое давление, чтобы завязать решительное сражение, а политические и военные руководители не верили в успех такого сражения (или в самих себя?).
По моему мнению, собранные здесь материалы показывают необходимость основательного пересмотра существующих приемов и практики информации через дипломатические и разведывательные каналы.
В частности, вызывает сомнение ценность дипломатических миссий, которые стали известны как компетентные каналы информации своих правительств.
Возможно, что передача точной информации - дело политически слишком сложное, чтобы в дальнейшем оставлять его в ведении дипломатов и других официальных лиц. Страна, которая найдет в себе мужество первой отбросить устаревшие шаблоны дипломатии и шпионажа, не только получит значительные непосредственные преимущества и сбережет огромные деньги, но и проложит путь новому пониманию международных отношений, без которого народы будут продолжать жить в страхе без достаточных оснований и подозревать друг друга, а в случае необходимости не сумеют распознать подлинную опасность, которая может нависнуть над ними.
1. Три легенды
Современная история должна рассматривать неделю, начавшуюся 7 марта 1939 года, как одну из самых странных и наиболее многозначительных по своим последствиям. Эта неделя описывалась в больших подробностях и с большим пристрастием, чем любая другая; и все же, сколь бы знакомой она нам ни казалась, по, когда мы вновь возвращаемся к ней, располагая дополнительными официальными, личными и ранее хранившимися в тайне документами, мы неожиданно сталкиваемся с одним абсолютно неопровержимым фактом: современная картина той роковой мартовской недели воспроизведена людьми, находившимися в полном неведении относительно ее истинного содержания.
Ни английская, ни немецкая, ни французская, ни польская, ни швейцарская дипломатические службы и разведки не сумели добыть детальную, конкретную и прежде всего точную информацию, на которой их правительства должны были основывать свои решения и действия. Изучение архивов тех лет, непосредственно предшествовавших войне, показало полный провал как дипломатической, так и секретной разведывательных служб в вопросах сбора и передачи своим правительствам информации.
Именно провал этих служб в конечном счете сделал возможной последнюю большую войну, ибо без точной и детальной информации войну предотвратить нельзя.
Существует другая, и возможно даже более опасная, сторона такого провала в обеспечении надежной информацией, которая обусловлена тем, что ее место, как мы увидим, заняли страх и преувеличение - главные характерные черты кризиса, который предшествовал началу войны в 1939 году. И все же точная информация могла быть доступной для дипломатов и секретных разведывательных служб в первую очередь тех стран, которых это непосредственно касалось, как никогда раньше, ибо эта информация была где-то там, в передаточных каналах. Как же получилось, что она не дошла до своего назначения?
Понятно, что нас интересует нечто еще более важное, чем ответы на два первоначальных вопроса, а именно: было бы возможно военное поражение гитлеровской Германии в течение первых недель войны в сентябре 1939 года, и если было, то что помешало его осуществлению?
Однако, прежде чем вернуться к решающей мартовской неделе, небесполезно рассмотреть странный комплекс страха, который преследовал британское и французское правительства и поддерживавшие их круги во время мюнхенского кризиса. Как мы уже теперь знаем, страх не был определяющим фактором при урегулировании кризиса в Мюнхене, однако события мюнхенского периода являют собой поучительный пример того, как складывались правительственное мнение и оценка обстановки.
Три письма от Тома Джонса, этого "серого преосвященства", связующего звена между правительством Чемберлена и газетой "Таймс", души газеты "Обсервер" и кливлендской группы Асторов, дают большее представление о настроениях тех дней, чем целый том избранных документов.
23 сентября 1938 года Джонс писал своему близкому другу Абрахэму Флекснеру, директору института перспективных исследований Принстонского университета, что англичане считались с возможностью войны, так как французские министры "умоляли наших любой ценой избежать войны. Они могли поднять в воздух только 700 самолетов!". Более того, британские министры Самуэль Хор и Кингсли Вуд, ответственные за противовоздушную оборону страны, "знали, что Лондон беззащитен от ударов Германии". В конце письма Джонс отмечал, что в руководящих кругах Лондона царит подавленное настроение и стыд и здесь хотели бы знать, можно ли еще что-либо предпринять, чтобы спастись "от краха".
Спустя два дня, как раз накануне Мюнхенской конференции, Джонс опять пишет Флекснеру, что за всеми разговорами и газетными публикациями, за всеми тревогами и экскурсами в будущее "скрыт душевный страх министров в Лондоне и Париже". Небольшой по масштабам опыт испанских событий был достаточен, чтобы заставить их страшиться за судьбу населения своих огромных городов. Джонс отмечает, что лорд Брэнд показал ему написанное педелей раньше письмо Линдберга, в котором "он говорит, что воздушная мощь Германии больше всех европейских стран, вместе взятых, и что ни мы, ни Франция не смогли бы предотвратить полного разрушения крупнейших столиц".
Четыре дня спустя, 29 сентября, в день Мюнхена, Том Джонс вновь возвращается к этому вопросу в третьем и более многозначительном письме своему близкому другу. Он беседовал с Линдбергом, и этот разговор произвел на Джонса определенное впечатление. "После моего разговора с Линдбергом в понедельник, - пишет он, - я встал на позиции тех, кто добивается мира ценой унижений. Это объясняется общей картиной нашей относительной неподготовленности к войне в воздухе и на суше, нарисованной Линдбергом, а также его убеждениями, что демократии были бы разгромлены безусловно и окончательно".
Далее Джонс пишет о том, как Артур Солтер, один из руководителей либеральной партии и видный деятель Лиги наций, пришел к такому выводу: следовало откровенно сказать чехам, что никакие возможные меры Англии не спасут Чехословакию от уничтожения. Джонс также рассказывает, как изложил Стэнли Болдуину все, что узнал от авторитетных людей, и внушал ему, что он "своим выступлением в палате лордов, как первоначально было запланировано, мог бы спасти страну от войны". Болдуин стоял "за мир любой ценой". Затем Джонс воспользовался одной из автомашин Асторов и послал Линдберга встретиться с Ллойд Джорджем в Чарте, "с тем чтобы тот мог из первых рук узнать мнение эксперта по авиации относительно наших шансов".
Наконец, Джонс написал еще одно, четвертое, письмо, изложив в нем ту информацию, которой руководители видов вооруженных сил снабдили премьер-министра и которую последний должен был взять за основу своей позиции на мюнхенских переговорах.
Военно-морской флот будет готов к войне через год; армия и военно-воздушные силы - к концу 1941 года. В отношении французов Джонс высказывал мнение, что "если бы был созван французский парламент, то не более десяти депутатов проголосовали бы за войну. Если бы правительство покинуло Париж с началом бомбардировок, вполне вероятно, здесь, в Париже, было бы создано временное коммунистическое правительство. Французский крестьянин готов к ведению в войне оборонительных действий, но не наступать на укрепления линии Зигфрида".
Это не была отдельная или крайняя точка зрения. Такой точки зрения придерживался штаб ВВС, разделяя мрачные предчувствия Линдберга и политические выводы, которые из этого сделало правительство Чемберлена.
Шолто Дуглас, бывший в то время помощником начальника штаба ВВС, вспоминает реакцию своих коллег по службе: они не могли понять "тех, кто хотел, чтобы мы пошли на риск войны с Германией во времена Мюнхена". Суровые факты, свидетельствовавшие о том, что военно-воздушные силы Великобритании существенно уступали ВВС Германии, вызывали у него "чувство постоянно усиливавшейся тревоги по мере продолжения политических переговоров в течение тех недель лета 1938 года". Он был убежден, что Англия и, особенно, Лондон "были бы открыты для ужасных и, возможно, гибельных ударов со стороны немецких военно-воздушных сил". Находясь в отчаянном настроении, он высказал свои взгляды Сайрилу Ньюоллу, своему шефу, который разрешил ему изложить их перед штабом ВВС. Эти взгляды легли в основу оценки, подготовленной для министра Кингсли Вуда, который в свою очередь передал документ кабинету министров. "Помня об этой важной информации, Чемберлен должен был соответственно вести себя в мучительных переговорах, которые закончились Мюнхеном", - напоминает нам Шолто Дуглас.
Болдуин, Линдберг и штаб ВВС - это было тяжелое бремя, с которым Чемберлен ехал в Мюнхен. Они внушили ему то, что он и ожидал от них: первую из легенд - превосходство Германии в подготовленности к войне на суше и в воздухе.
Больше того, это было кульминацией серии докладов, подготовленных начальниками штабов видов вооруженных сил для комитета имперской обороны, сводившихся к тому, что Англия не готова к войне, что ее вооруженным силам и промышленности потребуется еще определенное время для перевооружения и что французы не в состоянии вести наступательные операции против Германии ни на суше, ни в воздухе.
Французы также попали под влияние высказываний Линдберга. Командующий военно-воздушными силами генерал Вюйльмэн был настолько ошеломлен сообщением Линдберга, что, информируя своего премьер-министра Даладье накануне его отъезда на конференцию в Мюнхен, заявил, что за первые несколько дней войны Франция останется без военно-воздушных сил. В Мюнхене представитель Геринга генерал Боденшатц по секрету сообщил помощнику французского военно-воздушного атташе Полю Стэлэну (который был также и сотрудником французского Второго бюро), что военно-воздушные силы Германии находятся в готовности нанести молниеносный удар по Чехословакии. У чешских границ сосредоточены две тысячи боевых самолетов и уже в течение многих недель готовятся к операции. Бомбы подвешены, экипажы отработали выполнение поставленных им задач.
Стэлэн передал конфиденциальную информацию Боденшатца французской делегации и после мюнхенского соглашения заметил, что для немецкой авиации не было надобности предпринимать боевые действия. Со стороны военно-воздушных сил Германии было достаточно простой угрозы, чтобы держать Европу в состоянии нервозности, что, можно сказать, явилось решающим фактором в дипломатических успехах Германии. Угроза использования военно-воздушных сил позволяла Германии осуществлять захваты, не прибегая к войне. Немецкие руководители не без оснований были довольны своими военно-воздушными силами как инструментом осуществления своей политики.
Однако в это время нацистских руководителей занимали совершенно иные проблемы. Они и не думали о бомбардировке Лондона или Парижа, потому что изыскивали способы предотвратить катастрофу у себя дома. Высшее руководство вооруженных сил разделилось, и часть его проявляла открытое вероломство по отношению к Гитлеру. Некоторые из военных руководителей планировали арест и свержение Гитлера, другие стремились получить гарантии, что Германия не окажется вовлеченной в войну ни против Франции, ни против Англии.