Сатирическая история от Рюрика до Революции - Борис Мирский 4 стр.


– Вы погромщики, и мы – погромщики, – сказали они татарам. – Мы отлично сойдемся.

А Батыю они сказали:

– Будь нашим атаманом! Вместе будем собирать дань и не давать отчета.

Батый согласился.

После этого Киев был разграблен, и, подобно толмачевской Одессе, превращен в груду развалин.

Золотая орда

Князья думали, что Батый, повоевав, уедет обратно в Азию и займется снова торговлей. Но Батый не поехал в Азию, а построил себе сарай и поселился в нем. Князья стали ездить в сарай на поклон.

Сначала им это было неприятно.

– Сидят какие-то халатники, – рассказывали князья, – а ты им кланяйся!

Но с течением времени они привыкли и даже решили, что ездить в сарай выгодно.

Поклонишься ниже хану, а он тебя за это наистаршим сделает.

А принесешь подарочек, и всех твоих врагов в порошок сотрет.

Действительно, татары были очень падки на подарки и любили, чтобы им кланялись пониже.

Вот что рассказывают про посещение татарского хана Даниилом Галицким.

Сначала Даниил хотел свергнуть татарское иго и заменить его папским игом.

– Хочу быть католиком! – писал папе Даниил Галицкий. – Спаси меня от татар, и я со своим народом перейду в католичество.

Папа обрадовался, прислал Даниилу королевскую корону и обещал молиться. К сожалению, татары, по своему невежеству, больше боялись хорошо вооруженных людей, чем молитв, и ига своего с русских не сняли.

Папа стал проповедовать крестовый поход. Но и на земле, как и на небе, папе оказали непослушание.

Тогда Даниил сказал:

– Два ига нести хочу!

И написал папе, что раздумал переходить в католичество.

– Так отошли королевскую корону! – потребовал папа.

– Никакой короны я у вас не брал! – ответил Даниил. – Не знаю даже, про что вы говорите.

Так в первый раз папа римский помолился себе в убыток. Данил же стал ездить в орду. Вот как описывают его первое путешествие.

Въехав в сарай, Даниил увидел кумысное заведение. На вывеске были нарисованы кобыла и жеребенок, под которыми красовалась надпись: "Батый и сын".

Князь понял, что это заведение принадлежит самому хану, и вошел в него.

– Данило, – сказал Батый, – отчего ты так долго к нам не ехал?

– Не знал, где вы живете, – ответил Даниил.

Батый помолчал.

– Кумыс пить будешь? – спросил хан.

– Буду! – ответил Даниил. – Врачи велели пить. Если недорого возьмешь, буду у тебя пить.

Батый подал бутылку кумыса.

– У меня лучший кумыс! – похвалил он. – Попьешь его и поправишься

– Пойду теперь к ханше, – сказал Даниил.

– Иди! – сказал Батый.

Ханша приняла ласково князя, дала поцеловать ручку и с обворожительной улыбкой сказала:

– Купи, князь, халат!

Князь купил несколько халатов и выдал чек на государственный банк.

Ханша повертела чек в руках и сказала:

– Не привыкли мы к этим бумажкам. Лучше уступлю немного, но чтобы наличные.

Князь заплатил наличными.

25 дней пробыл в орде Даниил. Здоровьем он очень поправился и халатов накупил тьму. Но грусть не сходила у него с лица.

– Не люблю татар, даже кумысом угощающих и халаты продающих! – говорил князь.

Даниил Галицкий по приезде домой с горя разбил литовцев и поехал в гости к венгерскому королю.

После него князья еще долго продолжали ездить в батыевский сарай. Татары отлично торговали.

Дань

Часто, не меньше одного раза в год, татары присылали своих послов собирать с русских дань.

Послы (баскаки) ходили по дворам и брали все, что плохо лежало, ничем не брезгая.

Увидят веревочку, и веревочку берут; увидят хорошо или даже плохо выпеченный хлеб – и сейчас в торбу. Баскаки очень не любили, когда им не позволяли брать того, что им понравилось, и убивали скупых. Русские, по свойственному им добродушию, смотрели на шалости татар сквозь пальцы,

– Пусть берут, если им нравится, – говорили русские. – им, вероятно, нужнее, чем нам.

А когда баскаки нечаянно спроваживали кого-нибудь на тот свет, народ только удивлялся и говорил:

– Берут хлеб – это еще понятно. Хлеб можно съесть и насытиться. Но жизнь наша им зачем? Разве выручишь что-нибудь за человеческую жизнь? Чудаки эти татары! Берут вещь, которая им никакой пользы принести не может.

В первые годы татары сдали русские земли в аренду откупщикам. Прославились тогда имена знаменитых откупщиков Губонина, Терещенко, Полякова и др. Но потом князья сами стали собирать дань для татар. Больших барышей князья не получали, но в убытках тоже не были.

Александр Невский

В то время прославился Новгородский князь Александр Невский.

– С татарами нам не справиться! – сказал этот воинственный князь. – А бить кого-нибудь надо. Начнем бить шведов и ливонских рыцарей.

– На безрыбье и рак рыба! На бесптичье и Бальмонт соловей! – согласилась дружина.

Ливонские рыцари тогда жили недалеко от шведов. Это был храбрый народ, который воевал, молился, интриговал. При посвящении в рыцари посвящаемого клали на землю и обшивали толстой железной броней с ног до головы. Возле рта только оставлялось отверстие, через которое рыцарь принимал пищу. Рыцари становились совершенно похожими на паровики с той только разницей, что паровики приносили пользу, а ливонские рыцари никакой пользы не приносили.

Рыцари никогда не вступали в брак, но с каждым годом их население увеличивалось, и немало ливонят бегало в домах самых строгих рыцарей.

– Это нам Бог посылает за благочестие! – говорили набожные рыцари.

Узнав о тайном решении Александра побить их, ливонские рыцари высадились на Чудское озеро и построились там свиньей. Александр, увидев это, перехитрил их, – построил свое войско свинобойней. Ливонцы потерпели поражение и побежали.

Еще большую победу одержал Александр над шведами. Под начальством Биргера шведы высадились на южном берегу Невы. Шведская партия в Финляндии, а также Лео Мехелин и сам Свинхвуд вошли в тайные сношения с Биргером. Александр Невский не дал врагам соединиться и напал на шведов.

Рассказывают, между прочим, следующую легенду. Накануне битвы к лагерю Александра подплыли в лодке петербургский городской голова и товарищ его.

– Сим победишь – сказали они Александру, указывая на невскую воду.

Александр понял намек и велел немедленно убрать плакаты с надписями "Не пейте сырой воды!" Шведы без боязни принялись пить сырую невскую воду и чрез несколько дней скончались от холеры.

После побед над шведами и Ливонским орденом Александр получил названье Невского.

Когда он умер, Киевский митрополит воскликнул:

– Зашло солнце земли русской!

Духовная цензура зачеркнула эти слова.

Московское княжество

С первого дня своего основания Москва была кадетскою, т. к. была основана одним из лидеров этой партии князем Долгоруким по директиве ЦК. Но мало-помалу она правела. Сначала перешла к октябристам, которые сильно принизили ее значение. Потом Москвой завладела торгово-промышленная партия, представителем которой в то время был Иоанн Калита.

Прозвали его Калитой за то, что он постоянно ходил с открытым кошельком (калита) и каждую минуту туда что-нибудь вкладывал. Увидит, что какой-нибудь князь зазевался, а Калита уж тут как туг и хлоп его землю в калиту.

Рассердится хан на сборщика дани и велит отрубить ему голову, а Иоанн Калита сейчас к хану:

– Буду собирать вместо него дань.

Был даже слух, что для увеличения своих доходов Иоанн играл на бирже.

Тратил Иоанн Калита очень мало, т. к. был скуп и берег деньги. Его любимой поговоркой было:

– Я не Ротшильд. Мне нужны деньги на дело.

На накопленные деньги Иоанн строил дома и украшал Москву.

Для привлечения жителей в Москву были построены Художественный театр, Станиславский и Федор Шаляпин.

Сыновья Иоанна Калиты уже были полновластными хозяевами всей Руси и обращались свысока с удельными князьями. Особенно прославился внук Иоанна Калиты Дмитрий Донской.

Куликовская битва

Дмитрий Донской задумал свергнуть татарское иго. Когда приехали татарские баскаки за данью, Дмитрий их любезно принял и вежливо спросил:

– Чем могу служить?

– За данью приехали, – ответили баскаки.

– За данью? За какой данью?

Баскаки баскакнули от удивления чуть не до потолка.

– За обыкновенной данью, – сказали они, начиная сердиться. – Хану деньги нужны.

– Если хану деньги нужны, пусть идет работать. Всех нищих не накормишь. Так и скажите хану! Кажется, Мамаем его зовут?

Баскаки повернулись к двери.

– Подождите, – остановил их князь. – Я забыл вас повесить.

Баскаки остановились и были повешены. Когда Мамай узнал про это, он так рассвирепел, что потерял дар слова и три дня только топал ногами. Чрез несколько дней он собрал свою орду и пошел на Москву. Дмитрий Донской пошел ему навстречу. Войска рвались в бой, горя желанием поколотить "сыроядцев".

Пред битвой князья стали умолять князя не рисковать жизнью, но Дмитрий Донской сказал им:

– Мне жизнь не дорога. Вот если бы моего любимца Михаила Бренка спасти от смерти.

Вдруг прекрасная мысль озарила голову Дмитрия Донского.

– Михайло! – позвал он Бренка.

– Что, князь, прикажешь?

– Сними с себя простое платье воина и надень мое дорогое великокняжеское платье! Я хочу, чтобы на тебя татары меньше обращали внимания. Я же надену твое.

Михаил Бренко пытался возразить:

– Князь, ведь в твоем платье я буду больше заметен…

– Делай, что тебе приказывают! – ответил князь.

Надев платье своего любимого боярина Бренко, Дмитрий лег под ветви срубленного дерева.

Между тем татары бросились в бегство. Сам Мамай бежал впереди всех, выкрикивая неприятные для Магомета слова.

Причину татарского бегства объясняют двояко.

Историки говорят:

– Причиной бегства послужил засадный полк, который бросился на татар неожиданно.

Летописцы же утверждают:

– Не храбрость была здесь причиной, а вмешательство небесной силы. Когда русские побежали, ангелы стали поражать татар.

Люди трезвые склонны больше к тому, что летописцы правы. В самом деле, без ангелов трудно побеждать княжескому войску…

Когда кончилась сеча, Дмитрий вышел из-под срубленного дерева и, убедившись, что он не ранен, стал принимать поздравления.

Река, на берегах которой произошла знаменитая битва, в честь Дмитрия Донского была названа Доном.

Свержение ига

Однако нахальство татар не имело границ. Несмотря на явное поражение на Куликовом поле, они ига своего не сняли, а наоборот – усилили его.

Мамая сверг с престола Тохтамыш и сам стал править татарами. Мамай бежал в Крым, где был изловлен и выдан Тохтамышу. Тохтамыш убил Мамая и пошел на Москву, чтобы наказать Дмитрия Донского.

Но Дмитрий Донской перехитрил глупого хана. Узнав о его приближении, он покинул Москву, сказав народу:

– Уж вы сами как-нибудь справитесь с Тохтамышем, а мне некогда. Я очень спешу.

Напрасно Тохтамыш заглядывал под все срубленные деревья, Дмитрия Донского нигде не могли найти.

Народ московский не справился с Тохтамышем и за это был почти весь изрублен татарами.

Вернувшийся потом в Москву Дмитрий Донской укорял москвичей.

– Эх, вы трусы! – говорил он с негодованием. – С какими-то татарами справиться не могли. Только то и умеете делать, что линючим ситцем торговать. Аршинники! Самоварники!

Свержение татарского ига произошло только чрез сто лет при помощи татар.

Случилось это при княжений Иоанна Третьего, которому удалось поссорить двух ханов – Ахмата и Менгли-Гирея – так, что они друг о друге слышать не могли.

Крымскому хану Менгли-Гирею Иоанн как-то сказал:

– Знаешь, какой слух распустил про тебя хан Ахмат?

– Не знаю. Говори!

– Он говорит, что ты в молодости был в Ялте проводником и обирал московских купчих.

– Я – проводником!

Менгли-Гирей покраснел от гнева.

– Я ему покажу, какой я крымский проводник, трубите войну!

Крымская орда поднялась, как один человек, и пошли на Золотую орду.

Ордынскому же хану Иоанн сказал:

– Ты не знаешь, что говорит про тебя крымский хан Менгли-Гирей…

– А что он говорит?

– Он говорит, что ты в кумыс кладешь толченый мел, и уверяет, что не избежать тебе полицейского протокола.

– У меня кумыс с мелом!

И, кипя гневом, Ахмат закричал:

– Орда, вперед!

Обсудив положение вещей, Иоанн по дороге пристал к Менгли-Гирею.

Долго искали противники реку. В те времена был обычай воевать только на берегах реки, это было то же самое, что теперь танцевать от печки. Нашли, наконец, реку Угру и стали по сторонам. Менгли-Гирей с русскими на одном берегу, а Ахмат на другом.

– А ну-ка, пожалуйте сюда! – грозно звал на свои берег Ахмат. – Мы вам покажем полицейский протокол.

– А, боитесь переправиться! – ехидничал Менгли-Гирей. – Милости просим. Мы вам покажем московских купчих.

– Так его! Так его! – подзадоривали Менгли-Гирея русские воеводы.

Иоанна подстрекали к битве и народ, и воеводы, и духовенство. Но Иоанн отвечал:

– Зачем драться, когда можно и так постоять. Над нами не каплет.

Потом начало капать – наступила осень. Обе армии раскрыли зонтики и продолжали стоять.

Пошли морозы. Обе армии надели фуфайки и теплые пальто и продолжали стоять.

– Посмотрим, кто кого перестоит! – говорили враги.

В один прекрасный день Ахмат и Менгли-Гирей увидали, что Угра стала.

"Что, если они переправятся по льду и разобьют нас?" – подумал с ужасом Ахмат.

"Что, если они переправятся по льду и разобьют нас?" – подумал, похолодев от страха, Менгли-Гирей.

"Надо спасаться!" – решил Ахмат.

"Надо бежать!" – решил Менгли-Гирей.

И обе армии пустились так быстро бежать друг от друга, что только пятки сверкали.

Таким образом, свержение ига обошлось без пролития крови и почти без участия русских войск.

III. Иоанн Грозный

Рождение

Весть о рождении Иоанна Грозного как громом поразила Москву.

Птицы и звери попрятались в лесах. Рыба со страху сделалась еще более мокрой и притаилась на дне океана.

Люди совсем потеряли головы и были этому очень рады, ибо рассуждали так:

– Иоанн Васильевич все равно их отрубит. Лучше уж сами потеряем головы. Когда придут палачи, они останутся в дураках – нечего будет рубить.

Родившись, Иоанн Грозный осмотрелся кругом и спросил, метнув глазами на стонавшую роженицу:

– Это кто?

Ему ответили:

– Елена Глинская. Твоя мать. Она родила тебя.

Иоанн Грозный милостиво улыбнулся и сказал:

– Она прекрасно сделала, что родила меня. Но… – Грозный нахмурил брови. – Но… Мавр сделал свое дело, пусть Мавр уйдет… Г-жа Глинская, назначаю вас царской матерью. Теперь можете идти.

Елена поклонилась и удалилась в свои покои.

– А это кто?

Царь указал на женщину, возившуюся с пеленками.

– Акушерка. Она помогла тебе увидеть свет.

– Не люблю акушерок и зубных врачей…

Царь поморщился и велел отрубить голову акушерке. Акушерка была очень рада, что так легко отделалась. "Зачем акушерке голова? – рассуждала она вполне здраво. – Акушерке нужны только руки и инструменты".

Покончив с акушеркой, Иоанн Васильевич приказал спустить на народ московский несколько медведей.

– Остальные милости, – заявил при этом Грозный, – совершу после. Теперь беру отпуск на год. Править же московской землею будет мать и дяденька Телепнев-Оболенский.

После этих слов царь затворился со своей кормилицей и целый день не выходил.

Воспитание Иоанна

Воспитание Иоанн Васильевич получил по Фребелю.

В восемь часов утра он уже был на ногах и для развития мускулов рук делал гимнастику – остроконечным жезлом бил своего спальника.

Потом приступал к гимнастике, развивающей мускулы ног, – около часа топтал ногами стольника.

В десять начинался урок русского языка – царь ругал бояр.

В одиннадцать Иоанн Васильевич приступал к занятию чужими языками – вырезывал языки у провинившихся приближенных, а оставшиеся части тела бросал в темницу.

После завтрака маленький Грозный выезжал из дворца изучать народ.

Изучал он народ не поверхностно, как это делается теперь, а основательно, анатомически. Каждого изучаемого разрезывали на несколько частей, и каждая часть подвергалась изучению.

– Вон идет купец! – говорил Иоанн Грозный. – Давай-ка, посмотрим, лежит ли у него ко мне сердце или нет?

Купца рассекали на куски, отыскивали сердце и смотрели, лежит ли оно к Иоанну или нет.

В те темные и невежественные времена, когда даже первой гильдии купцы еле подписывали свои фамилии, любознательность царя не находила сочувствия в сердцах москвичей.

При встрече с Иоанном каждый старался улизнуть в сторону, спрятаться от него.

Это злило Иоанна Васильевича и делало его нервным.

– Не понимают меня! – жаловался он матери. – Я медицину хочу изучить, а они против вивисекции. Такие невежды.

– Ах, они подлые! – сердилась мать Иоанна Васильевича. – Дитя на них медицинские опыты делает. Может быть, препарат какой выдумает! А они прячут от него свои дурацкие головы.

И она приказывала своему любимцу Телепневу-Оболенскому как можно больше нарубить голов для своего сына.

В конце концов сам Телепнев-Оболенский был подвергнут анатомическому опыту.

Однажды Иоанну Васильевичу передали известные слова Калигулы: "Как бы мне хотелось, чтобы у всех людей была одна олова, и чтобы я отрубил эту голову". Молодой Иоанн, вздохнув, сказал:

– Я не утопист! Я знаю, что сколько людей, столько голов, и работы будет много.

И, подняв очи свои горе, прибавил со смирением:

– Что ж, будем трудиться. Терпение и труд все перетрут.

Так рос в благочестии и постоянных научных трудах молодой Грозный.

Совершеннолетие

Спустя год после рождения Иоанн Васильевич объявил себя семнадцатилетним.

– Теперь начну царствовать! – заявил он. – Кто еще не казнен?

Неказненные бояре стали подходить к Иоанну.

– Не толпитесь! – закричал на них Иоанн. – Тут вам не театральная касса. Станьте в очередь!

Бояре стали в очередь.

– Сколько вас развелось! – с досадой сказал Грозный.

Бояре виновато опустили глаза.

К вечеру все было кончено. Оставшиеся после казненных боярские шапки Грозный роздал своим новым приближенным.

Так как приближенных оказалось меньше, чем боярских шапок, то любимцы получили по две шапки.

Отсюда пошли двойные боярские фамилии: Голенищев-Кутузов, Сумароков-Эльстон, Витте-Витте, Кафгаль-Гендельман, Сименс-Гальске, Швеция-Норвегия, Жорж-Борман и др.

Назад Дальше