Иногда татары собирались большими толпами и, прорвавши линию застав, устремлялись на Дон. Так в 1782 году ногайцы громадною толпою бросились за Кубань и вошли в задонскую степь. Живо собрались донцы на защиту своих домов. Три полка - Себрякова, Ильи Денисова и Петра Попова открыли их на Куго-Ей и 10 сентября нанесли им жестокое поражение.
Атаман Иловайский, донеся об этом Потемкину, писал, что необходимо предпринять казакам поход за Кубань и разорить ногайское гнездо.
Для разгрома ногайски, орд был назначен Суворов. В его отряде находилось 16 рот пехоты, 16 эскадронов, 16 орудий и 16 донских полков под командою атамана Иловайского. С Иловайским пошли полки: Атаманский, Себрякова, Денисова, Кутейникова, Яновского, Сычева, Попова с донскими пушками, Денисова, Кульбакова, Грекова, Харитонова, Барабанщикова, Леонова, Пантелеева, Исаева и Астахова.
1 октября 1782 года отряд подошел к урочищу Керменчик и здесь казаки увидали многое множество татарских аулов и большие толпы ногайцев. Донские полки атаковали татар. Началась страшная сеча, продолжавшаяся с рассвета почти до полудня. Ногаи бежали. Казаки подожгли их аулы, ворвались на улицы, забрали пленных, женщин, лошадей и скот. В этом разгроме 5000 татар было убито, 4000 взято в плен. Казаки получили 3 тысячи лошадей, 4 тысячи голов скота и более 2 тысяч голов овец.
Суворов, не раз бывавший в делах с казаками, первый раз видал работу почти всего войска. Он был восхищен.
"Храбрость, стремительный удар и неутомимость Донского войска, - писал он Потемкину, - не могу довольно восхвалить перед Вашей Святостью и Государынею Императрицею".
Атаман Иловайский был награжден чином генерал-поручика и орденом св. Владимира 2-й степени, полковники - Илья Денисов, Федор Денисов и Михаил Себряков - пожалованы в бригадиры. Все старшины произведены в полковники.
На место разгромленной татарской орды в 1792 году были поселены запорожские казаки и донские, охотники, они поставили 40 куреней и заложили крепость Екатеринодар. Войско это было названо Черноморским казачьим войском. Впоследствии они составили Кубанское казачье войско.
С устройством Черноморского войска в Задонской степи стало совершенно спокойно. Станицы Раздорская и Цымлянская, бывшие раньше на самом боевом пути, стали на пути торговом, через них потянулись гурты скота и торговые караваны за Кубань и обратно.
Но донским казакам еще много и долго пришлось воевать на Кубани.
С этого времени, в течение почти двадцати лет донцы становятся неразлучными спутниками и боевыми товарищами знаменитейшего полководца русского Александра Васильевича Суворова. С этого времени Суворов в походах и боях ездит не иначе, как на казачьей лошади и в казачьем седле, с казачьей нагайкой в руках. Эта плеть казачья служила Суворову в сражениях вместо фельдмаршальского жезла. С нею он не расставался.
С этого же закубанского набега Суворов не расстается с донским казаком Иваном. Этот Иван неотступно сопровождал Суворова во всех походах. Он был телохранителем великого полководца, он был бессменным ординарцем, он был и вестовым и денщиком. Никто не знал его фамилии, не дошла она и до нас, но донского казака Ивана знали все страны, которые проходил Суворов, его знали императоры и короли.
Суворов.
Александр Васильевич Суворов был русским и родился в Москве 13 ноября 1730 года. В продолжении почти всей своей боевой деятельности он был окружен донскими казаками. Они учились у него той "науке побеждать", которой Суворов знаменит не менее, чем самими победами. Может быть, и сама наука побеждать сложилась у Суворова, отчасти, благодаря донцам. В них он видел всегдашний порыв вперед, желание наступать и завоевывать, а не отступать и отдавать свое.
Еще ребенком Суворов любил все военное. Едва он научился читать и писать, едва справился с иностранными языками, как уже принялся читать книги, в которых описывались войны, победы древних, жизнеописания великих полководцев. Он мечтал быть солдатом. Выше солдатского дела он не признавал ничего. 15-летним мальчиком его мечты сбылись. Он поступил рядовым в Л.-Гв. Семеновский полк. С увлечением отдался он солдатской службе. Не было солдата в полку исправнее рядового Суворова. Первую награду свою Суворов получил мальчиком-солдатом. И до глубокой старости гордился он этою наградою. Он был первым генералом-фельдмаршалом, имел все ордена русские и иностранные, а с удовольствием вспоминал о той награде, которую он получил солдатом. А получил он ее за отличное знание караульной службы. Однажды летом Семеновский полк содержал караулы в Петергофе, в тридцати верстах от Петербурга. Суворов, наряженный в караул, стоял у дворца императрицы на часах. Когда мимо проходила императрица Елизавета Петровна, Суворов так лихо взял на караул, что императрица остановилась, посмотрела на него и спросила, как его зовут. Узнав, что он сын генерала Василия Ивановича Суворова, императрица вынула из кармана серебряный рубль и подала ему.
- Государыня! - сказал мальчик. - Не возьму! Закон запрещает солдату брать деньги, стоя на часах.
- Молодец! - ответила императрица, потрепала его по щеке, дозволила поцеловать руку и положила рубль на землю, сказав: "Возьми, когда сменишься!"
Этот рубль Суворов берег всю жизнь.
В казармах Суворов жил среди солдат, сиживал за их обедом, беседовал с ними у бивачных огней. Он знал солдата и любил старого солдата, служившего в рядах по двадцать лет. Он умел говорить с солдатами так, что те его сразу понимали.
После Семилетней войны, где Суворов познакомился с донскими казаками, он получил в командование Суздальский полк. Он учил его по-своему. Тяжелы были его ученья солдатам, но солдаты понимали их и любили.
- Солдат любит ученье, - говаривал Суворов, - тяжело в ученье - легко в походе; легко в ученье - тяжело на походе.
От солдата Суворов требовал любви к Богу и к матушке государыне, слепое повиновение начальникам, понимание своего маневра. "Слов "назад", - говаривал Суворов, - и "отступать" и в словаре нет, широкий шаг ведет к победе, а победа к славе". Суворов и командиром полка сам то же делал, что и солдаты, умел все показать, всему научить. Он был и майор, и адьютант, и ефрейтор.
Суворовский полк скоро заметили, стали отличать и Суворова. Ему было поручено проводить взятого Пугачева, его назначали всюду, где было опасно. Он устраивал покоренную Финляндию, его же мы видали и на Кубани. И везде он учил солдат и казаков делу.
При взятии городов и крепостей он говорил своим войскам: "В дома не забегайте, неприятеля, просящего пощады, щадите; безоружного не убивайте; с бабами не воевать; малолетков не трогать. Кого из нас убьют - царство небесное, живым - слава! слава! слава!"…
В боях одевался он просто и бедно. Да ведь так делали и казаки! На биваке спал на соломе, накрывался стареньким темно-синим плащом, который солдаты называли родительским.
Терпеть не мог Суворов, когда ему отвечали "Не могу знать". "Немогузнайки, лживки, лукавки" - этих он не любил. Этим наград не было. Только раз немогузнайка порадовал Суворова. Дело было так: однажды при объезде войска Суворов встретил одного молодого кавалерийского офицера. "Что такое отступление?" - спросил он его.
- Не могу знать, - отвечал офицер Суворов нахмурился.
- В нашем полку это слово неизвестно, - продолжал офицер, - я его там никогда не слыхал.
- Хороший полк, - сказал Суворов, - очень хороший полк. Первый раз в жизни немогузнайка доставил мне истинное удовольствие.
Суворов воспитывал солдат в сознании ими долга. "Долг к императорской службе, - говорил он, - столь обширен, что всякий другой долг в нем исчезает. Родство и свойство мое с долгом моим: Бог, Государыня, отечество". Он горячо любил Россию. "Горжусь, что я русский", - говорил он.
Суворов любил войну: "Одно мое желание, - говорил он, - кончить высочайшую службу с оружием в руках".
С детства Суворов отличался набожностью и благочестием. Библия и евангелие были его любимыми книгами, за ними, да в церкви он отдыхал от боевых трудов.
Суворов был храбр. Много раз он был ранен, вылечивался, часто без доктора, без перевязки, и снова шел в бой, навстречу опасности.
Суворов был величайшим полководцем России и всего мира. Он ни разу не был побежден. Где был Суворов, там была и победа. Донцы, вступавшие в ряды русской армии, имели своим учителем вождя непобедимого… С ним они учились победам. Только одним победам! Но особенно отличались донцы с Суворовым во вторую турецкую войну, в войну с поляками и в итальянском его походе.
Много песен поют казаки про Суворова, вспоминают в этих песнях его смелые походы за Кубань и в Турцию.
Вторая Турецкая война. Кинбурн.1787-1791 гг.
В 1783 году императрица Екатерина Великая объявила Крым русскою губернией. В то же время и Кубань вошла в пределы России. Такое большое расширение Российского государства возбудило зависть в наших врагах. Англичане и немцу стали уговаривать турецкого султана объявить войну России. Четыре года колебался султан, наконец, осенью 1787 года, начал военные действия против русских. 5000 отборных турецких войск высадились на Кинбу рискую косу, где в крепости Кинбурн находился Суворов. У Суворова войска состояли из пехоты, легкой конницы - драгун, и с ним же было три казачьих полка: Орлова, Исаева и Иловайского. Казаки и драгуны стояли лагерем, верстах в 30-ти от крепости.
С рассветом, 1 октября, турки начали обстреливать крепость. На страшную бомбардировку Суворов приказал не отвечать ни одним выстрелом. В 9 часов утра турецкие корабли подошли к косе с двух сторон и на самом конце косы начали высаживаться. Первыми подъехали на лодках запорожские казаки, бежавшие в Турцию, и начали выходить на берег. Донцы приняли было их за своих, бежавших из плена, но увидав, что они под начальством турецких пашей, атаковали их и пиками прогнали опять на лодки. В глубоком молчании встречала русская крепость турецкие войска. Лодка подходила за лодкой, полки устраивались, свозили лошадей, пушки, а из крепости не раздавалось ни одного ружейного, ни одного пушечного выстрела. Звонили только в церкви колокола по случаю праздника Покрова Пресвятые Богородицы. Там с офицерами молился Суворов. Туда Доставляли ему и донесения с берега. Донесения эти делались всe тревожнее и тревожнее: сила турецкая росла непомерно.
Зазвонили к "Достойно". Опять пришли к Суворову офицеры и стали докладывать, что турки готовятся к штурму. Последние их полки выгружаются на берег.
- Не прикажете ли открыть по ним огонь? - спросили Суворова.
- Нет. Подождем: пускай все повылезут, - коротко отвечал Суворов.
Турки высаживались с ломами и лопатами и сейчас же по высадке начинали рыть окопы, насыпать мешки с землею.
Суворов устроил свою пехоту в две линии. Кавалерия стала левее пехоты и впереди ее поместились казачьи полки.
После полудня турки, на глазах у русских, помолились и стали приближаться к крепости. Около трех часов дня они подошли на 200 шагов к передовому рву, и тогда, по приказу Суворова, был дан залп изо всех орудий и наша пехота пошла на турок. Казаки пустились рысью в объезд турецких полков. Донцы налетели на турецкие штурмовые колонны, состоявшие из людей, несших лестницы для того, чтобы взбираться на стены Кинбурна, перекололи пиками турок и убили полковника - агу, который их вел.
В это время пехота, Орловский и Шлиссельбургский полки, несмотря на страшный огонь с турецких кораблей, осыпаемые сотнями ядер, бросились в штыки на турок. И впереди их на казачьей лошади - Суворов. Под ним убили лошадь - он пошел пешком. Пехота забрала подряд три окопа, коса стала узкой, все перемешалось. Пушки турецкие перестали стрелять: можно было перебить своих. В тяжелом молчании грудь с грудью дрались орловцы и шлиссельбуржцы с турками. В это время показались турецкие янычары. В белых чалмах и куртках, с кинжалами в зубах, прочищали они острыми кривыми саблями дорогу среди русских солдат. Суворов послал за резервом.
Подошли новые полки, и на тесной косе пошла всеобщая свалка. Теснимые янычарами, наши пехотинцы подались назад. Суворов остался один, без лошади, окруженный турками. Турки бросились на него. Но храбрый русский солдат, гренадер Новиков, увидав Суворова одного, бросился ему на выручку, одного турка застрелил, другого заколол. Увидали Суворова и другие солдаты. Кто-то крикнул: "Братцы, генерал остался впереди".
Все повернули и снова ударили на турок. Обстреливаемые с судов ружейным огнем, дрались наши войска. Уже темнело. В самую свалку подоспели казаки и петербургские драгуны. Тесно было драться. Наши напирали на турок и сталкивали их в воду. В это время Суворов был ранен в левую руку пулей навылет. Верный его ординарец, казак Иван, с другими казаками подхватил его и отнес в сторону. Здесь донской есаул Кутейников перевязал ему своим галстуком рану.
- Помилуй Бог, благодарю, - воскликнул Суворов, - помогло, тотчас помогло! Прогоним, богатыри, всех турок море - и раненых и здоровых.
И Суворов бросился снова в бой.
Но велика была сила турецкая. Среди ожесточенны янычар сновали турецкие монахи-дервиши, возбуждая турок к яростному нападению. Огонь из пушек с турецких судов косил наши полки, стоявшие в резервах. Кривые сабли сверкали в надвигавшихся сумерках, русские устали колоть патронов не хватало, наступало тяжелое время. Турки подавались вперед и вперед. В эту трудную минуту Суворов обратился к находившемуся при нем донскому есаул:
Краснову и приказал ему привести последние резервы.
Краснов прискакал к батальону, стоявшему далеко сзади, хотел передать приказание Суворова командирам, но все офицеры были перебиты или ранены, некому было вести солдат в бой.
- Друзья! - воскликнул тогда Краснов. - Суворов приказал ударить в штыки! Ура!..
И он повел батальоны на окопы, уже занятые турками Начался страшный штыковой бой. Краснов был ранен в ногу но продолжал сражаться. За этими свежими войскам! помчались еще раз в атаку казаки. В темноте среду прибрежных кустов, между убитыми и ранеными, фыркая и храпя, пробирались казачьи лошади и у самой вода наткнулись на отступавших турок.
Сбитые со всех позиций турки бросились в море. Кто умел плавать - тот поплыл на корабли, кто не умел плавать - сидел всю ночь по горло в воде, спасаясь от выстрелов, которые нет-нет, да и раздавались с нашей стороны, огоньками вспыхивая в ночной темноте и гулкими ударами разносясь над морем.
Около 2000 турок пало в этом страшном рукопашном бою, мы потеряли около 1000 человек.
На другой день, 2 октября, на поле битвы были собраны все участники славного боя. Вынесли аналой, раздалось молебное пение. Бледный от раны Суворов горячо молился со своими войсками.
Кинбурн, отстоять который в России считали невозможным, так слаб он был своими укреплениями, был силен Суворовым и его лихими гренадерами, драгунами и Донскими казаками. Слабый отряд его победил турок, и город, над которым был однажды поднят русский флаг, не спустил его, те сдался перед громадными полчищами турок.
Измаил 11 декабря 1790 г.
Два года тянулась война с турками. Много славных побед одержали русские войска за эти два года. Мы взяли крепость Очаков, под Рымником Суворов совершенно разбил турецкую армию и за эту победу был пожалован императрицей Екатериной II наименованием Рымникского. Начался третий год войны - 1790-й. Русские войска дошли до Дуная. Нам нужно было взять крепость Измаил.
Со взятием этой крепости погибла бы и вся турецкая армия, которая в ней заперлась.
Донские полки, бывшие в эту войну под начальством походных атаманов - Денисова, Орлова, Платова и Исаева, обезлошадели. Многие полки должны были, по приказанию главнокомандующего Потемкина, отдать не только своих лошадей, но и оружие, гусарам, другие потеряли лошадей во время тяжелого похода. И вот, под Измаилом, в числе 30-тысячного русского корпуса было 13000 пеших донских казаков, вооруженных одними пиками. Про это тяжелое, безлошадное время на Дону и песня сложилась:
Ах ты, батюшка, воеводушка!
Ты за что на нас прогневался?
Или сделали тебе изменушку,
Изменушку, переменушку?
Ты зачем у нас коней побрал,
Ты коней побрал, по полкам раздал,
Ты по тем полкам, по гусарским?
Ты полковничка у нас разжаловал,
Есаулушков на часы ставил!
Аль мы в чем тебепрослужилися?
"Я затем у вас коней обрал,
Я коней обрал, по полкам раздал,
Что во всех полках кони выпали,
Генералушки все приопешали,
Канонерушки пешком идут,
Они лямочки на плечах несут,
А орудия на себе ведут!"
В тяжелом состоянии была армия наша, стоявшая под Измаилом. Был ноябрь месяц, лили дожди, всюду была грязь непролазная. От непогоды солдаты хворали. Осада затягивалась. Нужно было взять крепость приступом, но Измаил, великолепно укрепленный французским инженером, имевший более 200 орудий и 3000 защитников, всеми считался крепостью неприступной.
Потемкин, ведший осаду крепости, вызвал к себе Суворова. Суворов находился при армии в 100 верстах от Измаила. Получив приглашение идти к Измаилу, Суворов 30 ноября выехал в сопровождении 40 казаков. Время было дорого. Суворов оставил свой конвой и в сопровождении верного Ивана, везшего в узелке вещи главнокомандующего, приехал к Измаилу.
Осмотревшись, Суворов увидал, что от него требовали невозможного. Крепость была, действительно, неприступная. Начальником ее был поседелый в боях Айдос-Мехмед паша, человек твердый и бесстрашный. У нас же не было даже осадных пушек, боевых припасов было мало, в продовольствии был недостаток. Взять крепость предстояло почти голыми руками, открытым приступом.
Суворов начал к нему готовиться. Закипела работа повсюду. Заготовляли 40 штурмовых лестниц и 2000 больших связок хвороста, называемых фашинами, для закидывания рвов. Суворов непрерывно объезжал полки, разговаривал с солдатами.
- Валы Измаила высоки, - говорил он им, - рвы глубоки, а все-таки нам нужно его взять. Такова воля матушки Государыни.
- С тобой возьмем, - спокойно и уверенно говорили солдаты Суворову.
По ночам шли ученья. Солдаты штыками, казаки пиками кололи связки хвороста, изображавшие турок.
7 декабря Суворов послал начальнику крепости краткую записку с предложением сдать Измаил: "Сераскиру, старшинам и всему обществу, - писал Суворов. - Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на Размышление - воля; первый мой выстрел - уже неволя; штурм - смерть. Что оставляю вам на размышление".
"Скорее Дунай остановится в своем течении и небо упадет ва землю, чем сдастся Измаил", - говорили турки.
Сераскир отвечал отказом.
Суворов ожидал до 9-го числа. Белое знамя - знак сдачи и покорности - не показалось над стенами крепости, и Суворов.
9 декабря собрал военный совет. На совете этом было 13 генералов. Младший из них был походный атаман, донской бригадир Матвей Иванович Платов. Суворов коротко рассказал всем, в каком положении находятся войска, объяснил всю опасность штурма и предложил каждому, начиная с младшего, сказать, что хотят они делать с Измаилом.
Платов встал и громко и отчетливо сказал:
- Штурмовать!