Но не тут-то было, ведь бюрократический механизм остался! И вот сын Александра II вновь дает указ об учреждении этого ведомства. Министерства всполошились, министр юстиции Н.В.Муравьев пишет царю записку с просьбой задержать опубликование указа. На что царь ответил: "Если бы я желал получить отрицательный ответ, то, конечно, обратился бы к министрам". (Царь невольно проговорился, что своих ближайших помощников порядочными людьми и верными слугами не считает, без контроля со своей стороны их работы допустить не может.) Итак, в 1894 году департамент "восстал из пепла" под названием "Инспекторский отдел", все началось сначала, но - в худшей форме. Даже близкие к царю люди писали: "У нас все делается как-то случайно, не соображаясь ни с чем... Вообще произвол министров был ничем не связан, но теперь впали в другую крайность... Выходит, что теперь за все назначения дураков или мошенников, за которые прежде отвечал министр или губернатор, будет нести ответственность царь!"
Стонам министров внял сын Александра III, прочтя записку, в которой сравнивалась работа Инспекторского департамента и Инспекторского отдела: "Но затруднения того времени, как бы они ни были велики, бледнеют перед теми затруднениями, кои возникают ныне по случаю учреждения Инспекторского отдела, и перед той перепиской, которая достигает уже до пределов физической невозможности..."
Нерешительный Николай II, правда, не ликвидировал по примеру деда этот контроль, но все-таки вынужден был его существенно ограничить.
И заметьте – это гадючье бюрократическое гнездо нагло формировалось на глазах у царя и действовало в Петербурге при противодействии не простолюдинов, но – министров!
С простыми людьми, с крестьянами, бюрократия вообще не церемонилась, и мы видим, что именно ее всесилие было одной из причин боязни крестьянина выйти не только из общины, но даже из крепостной зависимости.
Тесно связанный с крестьянами второй половины девятнадцатого века русский писатель Лесков приводит множество подобных примеров; некоторые из этих историй автор считает нужным пересказать в сокращении.
В деревню, уже после освобождения крестьян, приезжает новый уездный начальник. Крестьяне сбрасываются по двадцать копеек ему на "подарок". Он с негодованием отвергает эти деньги, шумит, что является честным слугой государю и никогда не будет брать с крестьян никаких поборов. Но... будет требовать от них строгого исполнения всех законов и указов государства.
После этого он идет с обходом по домам. Дело происходит зимой, печи топятся. Начальник открывает толстый том правил и читает, что для предотвращения пожаров лежанки печей должны укрываться пуховиками, ватными одеялами, войлоком... Солома не указана, а печная лежанка в инспектируемой избе укрыта соломой. Это явное несоблюдение закона, и предусмотренный штраф за нарушение этого пункта – 10 рублей. Начальник требует уплатить указанную сумму. Крестьяне падают на колени, молят не разорять. Наконец, начальник "смилостивился", взял у хозяев (естественно, в свой карман) 3 рубля и пошел к следующему дому. Там уже все знают, и солома с лежанки сметена. Но начальник не унывает. Он лезет на чердак, открывает том правил и вопрошает крестьян о бочке с водой, которая, согласно правилам, должна стоять на чердаке на случай пожара и за отсутствие которой полагается штраф аж в 50 рублей. Крестьяне пытаются объяснить ему, что на случай пожара вся деревня расписана в пожарной дружине. По тревоге из каждого двора прибегут дружинники с инструментами по расписанию: кто с топором, кто с багром, кто выкатит насос, кто бочку с водой. А бочка с водой на чердаке – это глупость. Ведь вода в ней замерзнет, какая польза от глыбы льда при пожаре? Начальник соглашается с крестьянами, но что он может сделать – ведь не он эти правила писал! Крестьяне его упрашивают, и наконец он соглашается взять с каждого двора по десяти рублей и с тем отбыть. И крестьяне рады – какой добрый начальник попался.
Видите, как все просто. Вроде правильная инструкция, написанная мудраками в Петербурге, и умелое применение ее бюрократами на местах. И те и другие при деньгах, и те и другие – под предлогом защиты народа -ловко грабят его.
Но чтобы такой грабеж стал возможен, требовалось уничтожить общину, ведь в традиционной общине мир просто не дал бы себя проверять, поскольку обязан был только платить подать и поставить рекрутов, а остальных дел общины никто не касался.
Мир, конечно, уважал начальство, существовали традиции, что, если деревню посещал начальник (не слишком высокого ранга), жарилась специальная яичница и подносилась стопка-другая водки; начальнику чином повыше полагалась курица. Но уж коли община не чувствовала своей вины перед государством (такой "виной", например, могло быть мертвое тело человека, обнаруженное на территории общины), то она и не унижалась перед государственными чиновниками, не давала им совать нос в свои дела.
Русская демократия – ее свободолюбием, независимостью, ее непризнанием частной собственности как средства грабежа других людей – мощным препятствием стояла на пути алчных интересов буржуазии и бюрократии.
И устояла бы, не начни в династии Романовых проявляться капризы наследственности, не начни в ней на престол восходить мудрак за мудраком. Остались в прошлых столетиях Петр Великий и даже Екатерина Великая, цари, способные понять Дело самостоятельно, державшие советников только для помощи в оценке обстановки и выработке решения, а не для подсказки всего решения в целом. Не стало царей, самостоятельно и ясно представлявших суть подписываемых ими указов и характер их воздействия на защиту народа.
Пошли цари, за которых решения вырабатывали министры, цари -"плешивые щеголи, враги труда", а закончила династия Романовых таким маразмом на престоле, когда уже не гнушались советами подлого секс-маньяка Распутина.
Цари предали мир, поедали Россию, и крестьянская община начала подвергаться одному удару за другим со стороны объединенных сил буржуазии и бюрократии. Началом открытых боевых действий можно считать, пожалуй, 1861 год, год реформ, год "освобождения" крестьян.
Мудраки до сих пор радуются этому "освобождению", до сих пор ругают революционеров, убивших Александра II – царя-освободителя. А чему, собственно, радоваться? До 1861 года крестьяне обязаны были обработать поля помещика, которые, кстати, были меньше по площади, чем после 1861 года. После реформы они уже не обязаны были их обрабатывать. Так что же, эти поля остались необработанными? Нет, эти поля, как и раньше, обрабатывались. Может быть, их обработали негры или китайцы? Нет, их обрабатывали все те же русские крестьяне. Тогда от чего их "освободили"?
Они что, с жиру бесились на помещичьих полях, от нечего делать там работали? Может быть, они от этой работы на помещика так разбогатели, что сами стали жить, как баре?
Проанализировав статистику через три с лишним десятилетия после освобождения, энциклопедия Брокгауза и Ефрона дает такие "радостные" цифры, характеризующие состояние русского народа, осчастливленного "освобождением" и "свободным" трудом на помещика.
В 1896 году Россия вывезла за границу продукцию сельского хозяйства на сумму 534 865 тысяч рублей. Это те деньги, что были отняты у крестьян владельцами земли и взимавшим подать государством, отняты частной собственностью на землю и бюрократией, именно отняты – поскольку лишнего хлеба у русских крестьян не было. Сельских жителей в России на это время числилось 109,8 миллиона. То есть в пересчете на одного жителя села вывозилось продукции на 4 рубля 87 копеек.
Средний состав семьи в России в ту пору – 6,6 человека, следовательно, на одну семью приходится 32 рубля 14 копеек. При крепостном праве крестьянин, уходя на оброк, помещику должен был платить не более 20 рублей. Если считать, что хлеб, проданный для уплаты податей, остался в России, то что крестьянин выиграл от "освобождения"? Раньше платил 20, а теперь 32 рубля!
А как он "роскошествовал" в своей избе? В Московской губернии на один дом в среднем приходилось 8,4 человека. И 80 процентов таких семей жили в домах от 8 аршин до 6 и менее. То есть рубленных из бревен от 5,6 метра до 4,2 и менее.
А здоровье какое было крепкое! Из 1000 родившихся мальчиков до 10 лет доживало целых... 498, а из 1000 девочек – аж 530! Немудрено, что в Англии и Швеции, куда Россия экспортировала хлеб, средняя продолжительность жизни была соответственно 45,25 года и 50,0 лет, а в самой России: для мужчин – 27,25 и для женщин – 29,38 лет.
Александр II освободил крестьян от помещиков и тут же отдал в рабство владельцам земли. Но и бюрократия захотела своей доли. Она начала энергично вламываться в общину, стараясь ее подчинить себе. Мы говорили, что общиной руководило собрание, сходка, но между сходками текущими делами управлял староста – исполнительная власть общины.
В первую очередь была подорвана русская демократия. Ее заменил западный парламентаризм. Решение сходки стало считаться действительным не при единогласном ее одобрении, а при наличии двух третей голосов, поданных "за". В мир ворвался кулак, вооруженный таким мощным средством, как подкуп, "покупка" голосов.
Далее бюрократия взялась за старост, стремясь обюрократить их, подчинить себе, а не миру. Старосты сопротивлялись, их подкупали серебряными медалями и именными кафтанами, со строптивыми поступали круто - только в год реформы и только в Самарской губернии было сослано в Сибирь почти 70 сельских старост, отказавшихся подчиниться волостным старшинам и сохранивших верность мирским приговорам.
И буржуазия, и бюрократия сняли намордники и спустили с поводков своих мудраков. Те, начитавшись глубокомысленных книг западных ученых (написанных для условий Запада, но и там – для умных людей), бросились хаять общину, русских крестьян и все с этим связанное. Нам это не сложно представить, мы видели, что получилось, когда Горбачев спустил с цепи своих мудраков.
Одни, услышав, что в германской армии в рацион солдат вводится гороховая колбаса, рьяно стали требовать от крестьян сеять и есть горох (как тут не вспомнить Никиту Сергеевича с его кукурузой!). Другие издевались над общинными наделами и прочностью традиций. Третьи обзывали крестьян пьяным и ленивым скотом.
Кстати, о лени русского крестьянина. Те же Брокгауз и Ефрон сообщают, что самые гибельные месяцы в России, месяцы, когда смертность населения резко превышала среднегодовую численность, – июль и август. Это месяцы страды, тяжелейшей крестьянской работы. В эти месяцы надрывались и умирали на работе самые слабые. Зато следующие месяцы – сентябрь и октябрь – по смертности были наиболее благополучными в году. То есть, не будь страды, часть тех, кто умер в июле – августе, по идее, должны были дожить до сентября – октября.
Те русские интеллигенты, кто знал и понимал народ, но не мог донести своих мыслей до царей сквозь мудраческий словесный понос, отчаивались: "Знаете, шибко я боюсь вашей петербургской стряпни. Уж как вы, господа чиновники, да к тому же петербуржцы, да еще вдобавок ученые, приметесь законодательствовать, право, из этого может выйти чисто-начисто беда, да еще какая! Знаете, мороз по коже дерет и меня, и Хомякова от одних опасений. Много мы от вас боимся, но на деле вы будете страшнее и ужаснее.
Старайтесь сделать как можно неполно, недостаточно, дурно: право, это будет лучше" писал более ста лет назад А.И.Кошелев, а получилось – ну прямо как про наши сегодняшние дни. Ни на грамм не поумнели мудраки, да еще московские, да вдобавок ученые.
Автор уже не раз приводил примеры, когда мысль, кажущаяся правильной в столице, превращается в "шедевр" идиотизма там, где она должна внедряться в жизнь. Но так как идея демократизма, проводимая автором, к его сожалению, очень туго понимается, а те, кто не утруждает себя пониманием, а предпочитает просто верить, как правило, не видят оснований верить автору – новые примеры, надо думать, книге не повредят, как не испортит каши масло.
Лесков описывает такой случай. Он подсаживается попутчиком в телегу к мужику, едущему в волость, и расспрашивает его о деле, позвавшем в дорогу. Мужик рассказывает, что мир собрал взятку и он теперь везет ее в волость отдать начальству. Цель взятки – чтобы волость не давала в эту деревню коров голландской породы.
Давайте посмотрим на этот эпизод глазами городского мудрака. Он знает, кто коровы дают молоко, и знает, что те коровы, которых держат крестьяне, дают этого молока, причем плохой жирности, едва 700 – 1500 литров в год. Он также знает, что от голландской коровы надаивают 5000 -7000 литров в год. Одна голландская – десять российских! Но ведь одну держать выгоднее, чем десять, и по трудозатратам, и по кормам!
А тут крестьянам дают бесплатно голландских коров, царь потратился, на деньги казны купил, чтобы породистость российского скота улучшить, а крестьяне деньги собирают и взятки дают, чтобы их от этого подарка избавили. Ну кем их после этого назвать, как не тупицами? Правильно? Правильно-то оно правильно, да вот вопрос: а кого царь спрашивал, прежде чем потратить деньги казны, как их потратить, чтобы увеличить молочность российского стада? Мудраков? А почему не крестьян? Почему он их не спросил, что им надо для этого?
Немного отвлечемся от данного сюжета. Автор как-то сам попался на подобном мудрачестве. В Павлодарской области есть славный колхоз "30 лет Казахстана". Несколько десятков лет им руководил Яков Геринг, Герой Социалистического Труда. Немец, как вы, наверное, уже поняли. Известная фамилия. Да, председатель был немец, и колхозники – тоже в основном немцы по национальности. Но Яков Геринг был человек исключительно преданный своему Делу, смелый, не боящийся принимать собственные, а не утвержденные свыше решения. В его жизни по тем временам было много дел рискованных, попадись на его пути дурак в обкоме и такой же умник в прокуратуре, наверняка бы сел лет на пять. Он и колхозный скот в бескормицу перегонял километров на 400 к югу, и в Оренбургской области зимой достал брошенный под снегом хлеб, и теплиц настроил, и поля оросил, нутрий и норок завел, да, пожалуй, и не найдешь в сельском хозяйстве дел, которыми бы он не занялся и не сделал их прибыльными. Но особое внимание он обращал на молочное стадо, на селекцию, на повышение жирности молока и удойности коров. Он и его люди были большими специалистами в этом деле.
Автор не встречался с ним, Яков Геринг умер до того, как автор занялся делами, соприкасающимися с сельским хозяйством. Колхоз избрал нового председателя – своего, "выращенного" Герингом.
И этот председатель однажды приехал к автору с просьбой помочь купить для колхоза за границей некоторые нужные колхозу машины. А к автору в это время попала реклама одной испанской технологии подготовки кормов. Суть ее сводилась к проращиванию зерна на специальном оборудовании, получению зимой зеленого корма, причем с повышением кормовых единиц. Автор загорелся этой идеей и стал настойчиво предлагать наследнику Геринга вместе заняться данной технологией по схеме: "Завод купит, колхоз внедрит, прибыль – пополам". Колхоз ничем не рисковал и сам не тратил ни копейки.
Председатель вежливо ( с тем, у кого просишь, нужно говорить вежливо) ответил, что они знают об этой технологии. "Но понимаете, – продолжил он, - наш скот, очень неплохой скот, подобран под наши корма. Корм по испанской технологии ему ничего не даст – вы напрасно потратите деньги. Под этот корм нам надо будет менять стадо, а это явно нецелесообразно. Давайте займемся покупкой того, что действительно нужно колхозу". Прав был председатель или нет, но автору урок дал: уважаешь специалиста в себе, уважай его и в других, занимающихся Делом. Не навязывай им своего мнения, как бы ты а нем ни был уверен, – они не глупей и не ленивей тебя, они свое Дело не могут не знать лучше тебя – дилетанта. Но чтобы понять это, надо самому заниматься Делом, а не учить других, как им заниматься.
Но вернемся к тем голландским коровам, которых царь купил и пытался бесплатно передать крестьянам, и к крестьянам, готовым платить большие деньги, лишь бы этих коров не иметь.
Крестьян легко понять, если вспомнить, что Россия тех времен не знала минеральных удобрений, ее полям не была знакома чилийская селитра. Должны были царские мудраки задать себе вопрос: "Как может Россия столетиями растить хлеб, не удобряя поля?" Могли мудраки понять, что для крестьянина в корове самое ценное не молоко и не мясо (это все попутные продукты), а навоз, и только навоз. Что без навоза у него не будет хлеба. И Россия имела свою породу крупного рогатого скота – навозную. Никто не кормил скот зерном – это было идиотизмом. В любой деревне главной ценностью была не пашня, а угодья – луга и выпасы. Именно их размеры определяли, сколько скота способна продержать деревня. А от размеров стада зависело, сколько пашни деревня может иметь и сколько десятин зерновых может засеять. Считалось, что одна голова крупного скота (лошадь или корова) или десять голов мелкого (свинья, овцы) дают навоза в количестве, минимально необходимом для выращивания хлеба на одной десятине. Нет навоза – не стоило и пахать. Навоз был главной продукцией, которую давал скот, а молоко, мясо, шерсть – лишь сопутствующей.
В пору становления Русского государства Ярославом Мудрым был написан судебник. В нем определялся штраф за уничтожение чужого скота. По сумме штрафа можно определить, какое животное для крестьян было особо ценным. Кстати, в те времена на крестьянском подворье в качестве домашней птицы жили и лебеди и журавли.
Так вот, самый большой штраф определялся не за племенного жеребца или удойливую корову, а за вола. Поскольку он совмещал функции лошади и давал много навоза. Молоко, как видим, не играло большого значения, главным было зерно, хлеб. А вол и пахал, и удобрял поле. И уже не покажется удивительным, что такой же штраф, как за вола (вдвое превышающий штраф за лошадь), взимался за уничтожение... кота... То, что вол помог вырастить, кот призван был сохранить от мышей.
Русская порода коров отличалась тем, что могла есть любой корм: от болотной осоки до соломы с крыши избы в затяжную зиму. И не сдыхать от такого корма. Этим она была ценна, а не молоком. А что мужику делать с голландской коровой? Ведь той нужен клевер, той подавай зерно - то, что мужику и для себя с чадами и домочадцами не всегда хватало. Голландская корова на русских харчах околеет немедленно. А бюрократия обвинит мужика, что тот уморил "царево подарение" из-за лени. И накажет. Вот мужики и собрали взятку начальству, чтобы оно переадресовало сей царский подарок куда-нибудь в другую деревню.
Все это не очень сложно понять, и целесообразность поступка крестьян не вызывает сомнений, но сколько обвинений в тупости наверняка излили на них столичные мудраки, провоцируя на действия против крестьян чиновников, не слишком вникающих в суть дела, но увлекающихся и энергичных. Среди таких чиновников оказался и Петр Столыпин.
Именно Столыпин бросил в лицо революционерам известные слова: "Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия!" Красивые слова, но, наверное, ни один революционер не сделал столько для великих потрясений, сколько сам Столыпин.