Справедливость социализма требует, чтобы результат труда, в который человек вложил свой ум и физическую силу, был обменен на требующий такой же суммы ума и силы результат труда другого человека.
Разделение труда в обществе достигло таких масштабов, что в каждый килограмм хлеба, безусловно, вложена частица труда каждого члена общества, как вложена она в любую машину и любое здание, и каждый на эти вещи имеет безусловное право. И это тоже причина, по которой обмен должен быть справедливым.
Справедливость социализма требует, чтобы в этот обмен не вмешивались другие обстоятельства, которые никак не зависят от труженика и которые он не в состоянии изменить – национальность, происхождение, определенного рода природные и искусственно созданные условия.
В силу случайных обстоятельств один человек может изготавливать одежду, другой хлеб. В случае засухи или неурожая тот, кто владеет хлебом, может за свой труд взять неимоверно большое количество труда того, ктоделает одежду. Это несправедливо.
Основана эта несправедливость на том, что право владения продуктом признается за человеком, занятым его обработкой на последней, дающей случайное преимущество, стадии. А это право и дает право частной собственности на средства производства.
Во имя своей справедливости социализм не признает этого права. Владелец средств производства, кем бы он ни был, может отнимать у работающих у него работников часть стоимости их труда, и эта часть может намного превышать стоимость его настоящего и прошлого труда. И это еще одна причина, по которой социализм во имя справедливости не признает права частной собственности на средства производства.
Коммунисты и социалисты – интернационалисты. Это вытекает из сути их представлений о справедливости, так как нет для них других справедливых оснований получения каких-либо дополнительных благ от общества, кроме дополнительного труда.
Капиталистическое общество в понятии справедливости полностью ориентируется на людей-животных. В формуле справедливости капитализма отсутствует требование "от каждого по способностям". Оно изначально неприемлемо, и в нем нет необходимости.
Право частной собственности дает его владельцу возможность не служить и не давать обществу вообще ничего взамен за получаемые от общества блага. Это первая причина, по которой понятие "от каждого по способностям" капитализм не приемлет.
Специфика беспланового хозяйства требует резервов на случай получения больших заказов, в том числе и резервов рабочей силы – безработных. Это вторая причина неприемлемости этого понятия.
Нет необходимости морально подстегивать людей к полному применению своих способностей – капиталистическое общество для этого имеет устоявшийся набор экономических и правовых средств насилия.
Форма справедливости капитализма: каждому столько, сколько он сумеет у общества изъять.
Много ли надо было русскому или россиянину, чтобы понять и принять эти идеи?
Много ли надо человеку, живущему в общине, где все обязаны оказывать друг другу помощь и не требовать за это денег, чтобы принять идею о том, что в будущем денег вообще не будет?
А много ли надо русскому, не признающему права частной собственности на землю, чтобы принять идею о том, что все средства производства должны быть общими?
И много ли надо ему, считающему всех, кто служит России, своими братьями и сестрами, чтобы принять идеи интернационализма?
Так что приход к власти в России коммунистов – это процесс абсолютно для нее естественный.
КОММУНИСТИЧЕСКАЯ БЮРОКРАТИЯ
Став у власти в Петрограде, большевики сразу же столкнулись с проблемой исполнительной власти. Без нее все их законотворчество пустое умствование. Без чиновников, которые организовали бы население на исполнение этих, даже воспринимаемых Россией законов, власти нет.
Старая исполнительная власть уже задолго до большевиков была дискредитирована, а потом добита с их помощью. Попытки большевиков подчинить себе ее чиновников окончилась неудачей: чиновники не признали правительство Ленина и пошли на саботаж.
Правда, какое-то подобие исполнительной структуры большевикам удалось создать почти мгновенно – это была система Советов в губерниях и уездах. Советы на местах стали отвечать за исход борьбы в России точно так же, как правительство в Петрограде и даже больше, так как политические противники расстреливали и рубили их депутатов в первую очередь. Поэтому команды из центра поступали на места и принимались к исполнению местными Советами безоговорочно, тут все понимали, что связаны с Петроградом кровью.
Но Советы – это скорее законодатели, которые указание большевистского правительства могли на своем заседании превратить в закон для данной местности. А ведь еще нужны и исполнители – чиновники. Те, кто мог бы обсчитать стоимость выполнения указания, найти деньги, людей, материалы, рассчитать время исполнения и организовать его.
Царских чиновников попытались заставить работать силой. Офицеров и генералов призывали в Красную Армию и приставляли к ним надсмотрщика-комиссара. Таких же комиссаров рассылали во все учреждения.
Часть чиновников принимала идеи коммунистов, часть честно работала под угрозой расправы, но часть и откровенно вредила, так как профессионалу обмануть дилетанта-комиссара нетрудно.
По этой последней причине так или иначе, но большевики вынуждены были все больше и больше ставить на места чиновников действительно преданных себе людей, а это в основном были рабочие и крестьяне, в лучшем случае люди с образованием, но без малейшего опыта. Качественный уровень исполнительной власти упал неимоверно.
Добавим, что чиновников большевикам потребовалось больше, чем царской России. Во-первых, из-за крайне низкого профессионального уровня, во-вторых, из-за необходимости охватить управлением и ту часть экономики, что находилась у буржуазии и управлялась набранным ею персоналом.
Кто были эти сотни тысяч человек, которые стали управлять Россией, полностью разрушенной мировой и гражданской войнами? Кто были те, кто стал требовать исполнения законов от граждан России, которые за три года внутренней смуты вообще отвыкли кому-либо подчиняться?
Конечно, все это были так или иначе образованные большевики, но, видимо, в большей мере командиры и политработники Красной Армии, которая к тому времени была демобилизована почти на 90 процентов. Они в гражданскую убивали и их убивали, они были преданы коммунистической идее безусловно, у них уже был опыт командования людьми. Но ни малейших знаний и опыта в хозяйственных и гражданских делах. Их срочно учили, срочно организовывались и работали различные курсы по их подготовке, но главный учитель – это работа. Должно было пройти время, чтобы она научила этих людей делать Дело. Запомним, что образовывался государственный аппарат из людей новых, некомпетентных, готовых чиновников негде было взять.
Второе, что никем и никогда не учитывается, – это страх нового аппарата за свою судьбу и жизнь. Когда говорят, что Сталина всегда поддерживал партийный и государственный аппарат, никогда не учитывают этого страха.
Причем страх аппарату внушал не Сталин. Наоборот: аппарат сам жался к нему из страха. Мы писали, что даже Ленин не верил вполне, что власть большевиков устоит. А что делают с большевиками, когда их власть падает, за годы гражданской войны стало хорошо известно в первую очередь большевикам. Участь 26 бакинских комиссаров или Сергея Лазо никого не прельщала. Отсюда страх и лютая ненависть нового аппарата ко всем, в ком можно было заподозрить двурушничество или предательство.
По своему характеру это были люди разные. По мнению автора, наиболее талантливо описал первоначальных чиновников СССР М. Шолохов в "Поднятой целине".
Во-первых – это фанатик Нагульнов. Человек, за годы войны отвыкший и потерявший вкус к деятельности мирной жизни, человек, для кого борьба стала идеей-фикс. Фанатик, взявшийся самостоятельно изучать английский язык в надежде на скорую мировую революцию и свое личное участие в ней. Представим этого борца на месте прокурора или судьи. Что будет с теми подсудимыми, которые попадут к нему?
Во-вторых – это люди типа Давыдова, умные прагматики-коммунисты, старающиеся марсистские государственные догмы приспособить к российской жизни. Люди, для которых целью уже становится конкретное, полезное для людей и государства Дело.
И наконец – это люди типа Разметнова, которые честно и сознательно сражались на стороне красных, но которым весь этот марксизм, мягко скажем, малоинтересен. Вчера он еще ненавидел своих врагов, а сегодня, когда они побеждены, ему уже становится их жалко. Нормальные русские люди.
При этом все трое и в мыслях не допускают какого-либо покушения на советскую власть, на власть большевиков. И при первой же для нее опасности, не раздумывая, бросаются под пулеметный огонь.
Условия, в которые попал молодой государственный аппарат СССР, характеризовались действиями двух сил.
Первая сила – это сила некомпетентности, что чрезвычайно обюрокрачивало аппарат. Не зная, как поступить, чиновник запрашивает начальника, а тот – следующего. Входило я обычай и правило ничего самому не решать, застраховаться от ошибок и, кстати, от вышестоящей расправы за них.
С другой стороны, страх внешней и внутренней угрозы заставлял достигать конечного полезного для страны результата любым путем. Причем и здесь присутствовал страх расправы за недостижение этих результатов.
Страх – это извечный спутник ответственности. Без страха ее нет. Страх заставляет мучиться, выбирая решение, страх заставляет все тщательно взвешивать, страх заставляет действовать решительно. Профессионал-чиновник боится за свою репутацию, и этот страх, сопряженный со страхом потерять работу, которую он умеет делать, довлеет над ним. А у молодой бюрократии репутации нет, ей ничего не страшно, что хорошо видно на примере бюрократии, которую привели с собой к власти президенты-перестройщики во всех республиках СССР. Такой бюрократии, чтобы хорошо работать, посторонний страх полезен, иначе она долго будет осваивать свою профессию и увлечется взятками.
Под воздействием этих двух сил в СССР начал формироваться государственный аппарат, который сильно тяготел к полному обюрокрачиванию, но страх физической расправы от внешних врагов страны и от начальников уравновешивал положение, и этот аппарат был способен делать Дело.
Коммунистическому аппарату, как и любому другому, нужна была голова, безразлично какая – единая или коллективная. Главное, чтобы она была одна, чтобы выполненный приказ из одного места не наказывался и" другого. Чтобы была уверенность, что вся страна едина, что она не расколется на два лагеря в гражданской войне, что в ней не возникнет "пятая колонна", как в Испании.
Некоторое время такой головы не было.
ВОЖДИ
Лидеров большевиков, подобравших в октябре 1917 года власть в России, надо разделить на две группы: теоретики с малой практикой и теоретики с большим практическим опытом управления или просто практики. Напоминаем, что это книга об управлении. Автор уверен, что именно практический опыт или его отсутствие оказали влияние на подход лидеров к теории марксизма.
К первой группе лидеров надо отнести Ленина и всех тех лидеров, которые большую часть предреволюционной работы провели в эмиграции. Несмотря на всю глубину их ума, им неоткуда было приобрести опыт организаторской, управленческой работы, да еще и в такой самобытной стране, как Россия. Размышляя над путями развития государства после своего предполагаемого прихода к власти и после начала строительства социализма, они в качестве базы для своих умозаключений брали только теоретические посылки Маркса и его последователей. Не потому, что это были люди ограниченные или неумные, но как можно за границей много узнать о России, даже если интенсивно переписываться с ней? Да, кое-что можно было узнать, кое-какой опыт управления можно было получить, но насколько это глубоко? Такая вынужденная изоляция не могла не привести к определенному догматизму, ортодоксальности, правоверности этих марксистов. Для них учение Маркса, те дороги к социализму, что он указал, вынужденно становились святыми. Пожалуй, на крайнем фланге этих людей стоял Троцкий.
Другая группа лидеров большую часть своего опыта приобрела в России. Она выводила россиян, в общем инертных, на демонстрации, организовывала типографии, перевозку газет, доставала деньги и все время крутилась в гуще конкретных, а не книжных людей. Она сидела в тюрьмах и там тоже изучала людей, перенимала их опыт, знакомилась с теми, кому впоследствии суждено было стать средним звеном госаппарата СССР. Эта группа людей тоже хорошо знала учение Маркса, но она знала и Россию, поэтому волей-неволей она должна была относиться к марксизму более критически, рассматривать его "не как догму, а как руководство к действию".
Иными словами, эти люди понимали, что такое коммунизм и социализм, понимали их необходимость, как и первая группа лидеров (теоретиков) . Но они не могли не видеть, что есть и другие дороги. Кроме того, они знали настоящую Россию, настоящий, а не приукрашенный или оболганный, как это часто бывает в книгах, народ.
На крайнем фланге этих лидеров, безусловно, был Сталин, которому и сейчас некоторые публицисты не могут простить, что он исповедовал "марксизм творческий".
Этой разницы между теоретиками и практиками обычно не понимают. Ее необходимо пояснить на примерах. Возьмем гипотетический.
Скажем, теоретик-географ проложил на карте самый короткий путь между точками А и В. Практик пошел из точки А в точку В, но никогда в реальной жизни он не пройдет точно по проложенной линии. Где-то встретится камень, завалы, болотца – он их обойдет; может, ему придется где-то временно и вернуться из тупика. Он пройдет большее расстояние, чем рассчитал теоретик, но пройдет и достигнет точки В. Для него линия на карте – это не догма, которой нужно следовать непременно и всегда и не думать почему. Практик не будет продираться через завал деревьев, его опыт подскажет ему, что он больше потеряет времени, сил и еще и одежду порвет.
Теоретику такое неведомо. Если его послать по маршруту, то он, вероятнее всего, попрется через болото и застрянет в нем. А такой теоретик, как журналист-экономист, любимый премьер-министр Ельцина Гайдар, который и карты читать не умеет, весь сидя в трясине по уши, еще и доказывать нагло будет, не краснея, что его путь – единственно верный. Да вот болото ему помешало! А в прессе и парламенте не найдется человека его спросить: "А чего ты в это болото залез, идиот! Где были твои глаза?" Но это гипотетический пример. А вот реальный мелкий случай. Плавильный цех. Жидкий металл из печей сливается в ковш, из него разливается в изложницы, после остывания из изложниц слитки складываются в короба, короба отвозятся на склад готовой продукции этого цеха, слитки там дробят грузчики (они же и дробильщики) на дробилке, дробленый металл из коробов высыпается в железнодорожные вагоны и увозится со склада, а пустые короба снова подаются в разливочный пролет цеха, где в них снова складывают слитки из изложниц, и так далее. Такая технология.
Вагоны должен подать железнодорожный цех, и подать их должны чистыми. Их перед отправкой в плавильный цех на этот предмет обязан проверить ОТК железнодорожного цеха. Обязан... должен...! Это в теории. На практике железнодорожный цех подал вагоны, в которых было по 50-100 килограммов мусора – на 5 минут работы лопатой. ОТК плавильного цеха запретил грузить в вагоны с мусором металл. Обычно в таких случаях начальник смены плавильного цеха просит грузчиков-дробильщиков очистить вагоны. Просит, так как оплата такой работы в плавильном цехе не предусмотрена - ее обязан выполнить железнодорожный.
Но случай был не первый, и грузчики-дробильщики взбунтовались и отказались чистить. Обещание премии не помогло. Теоретически начальник смены может дать любую работу и угрозой наказания заставить ее выполнять. Практически этот случай обещал начальнику смены месяцы хождения к юристу, в завком, в суд, и в результате рабочие бы отспорили свою правоту. И начальник смены тихо сдал смену своему молодому сменщику и уехал домой, а грузчики рассказали обо всем сменяющим их в новой смене коллегам, и те из чувства солидарности тоже уперлись и чистить вагоны отказались.
Но если короба с металлом не опорожнить в вагоны, то нельзя их вернуть в разливочный пролет, нельзя загрузить в них слитки и разлить в изложницы металл из ковшей, нет пустых ковшей – невозможно выпустить металл из печи, печи нужно останавливать.
Молодой начальник смены понимал, что если в цехе не будет электроэнергии и он остановит печи – его поймут, если не будет сырья не по его вине – его поймут, если случится авария – его поймут, но остановить цех потому, что двое его рабочих, не выполняя его приказ, не хотят сделать пятиминутную работу – его никто не поймет. Он звонит в железнодорожный цех и требует прислать грузчиков, но ему нагло сообщают, что они поставили вагоны чистыми и это, наверное, сам плавильный цех навалил в них мусор, вот пусть сам и чистит. В общем, дело принимало веселый оборот и прямой, теоретический путь обещал крупную разборку с привлечением всего заводского начальства. Из-за пяти минут нетяжелой работы.
Молодой начальник смены бежит докладывать о предполагаемой остановке печей начальнику цеха, с ужасом представляя, что начальник смены, не способный заставить рабочих выполнить пустячную работу, в глазах начальника цеха превратится в ноль... если не хуже. По дороге встречает старого, опытного начальника смены, к тому времени пенсионера, и рассказывает ему свою трагедию. Тот немедленно и невозмутимо дает совет: "Вызови дежурных электриков и прикажи им обесточить на складе все дробилки". Полное недоумение молодого: "При чем тут электрики, при чем дробилки, когда вагоны не грузятся!" Старый поясняет: "Скажи грузчикам, что не включишь дробилки, пока они не поставят в разливочный пролет цеха под металл 24 пустых короба. Заработок грузчиков от погрузки коробов в вагоны едва 10 процентов, остальные деньги они зарабатывают на дроблении металла. Если ты не позволишь им дробить, они вообще за смену ничего не заработают. А следующая смена обрадуется, так как сможет заработать вдвое. Она немедленно вычистит вагоны. И твои грузчики это отлично понимают". Молодой начальник тут же по телефону дал задание электрикам, а через час в разливочный пролет стали поступать пустые короба.
Пустячный случай, таких у каждого практика миллионы. Как они говорят: "Для этого мы и ходим на работу". Простое решение, справедливое или нет – это второй вопрос, так как перед ним следует другой: "А справедливо ли, чтобы пусть и из справедливого каприза двоих уменьшилась зарплата пяти сотен человек всего цеха, так как потерянный при остановке печей металл уже никогда нельзя восполнить?"
Но не об этом речь. Как видите, теоретики написали инструкции, нормы, правила, законы. Им кажется, что они все для практика предусмотрели. Но практик действует по инструкциям только тогда, когда это целесообразно, в остальных случаях – как требует Дело.
Практики отлично понимают смысл истины: "Нет ничего практичнее хорошей теории". Они всегда мечутся между сотнями вариантов решения и ценят возможность, опираясь на теорию, рассчитать лучшее.