Еще одной всеобщей особенностью бюрократии является то, что чиновники очень не любят любых перемен. Зачем они им нужны? Особенно в николаевской России, где человек, попав в какой-либо департамент, мог уже ни о чем не беспокоиться. Согласно докладам Инспекторского департамента, 90 % продвижений чиновников по службе осуществлялись по выслуге лет и лишь 10 % – за отличие по службе.
А притормозить бюрократия может что угодно, и способов тут много. Так, два раза, в 1842 и 1847 годах были фактически провалены предложенные лично императором законы, являвшиеся первым и очень серьезным шагом к освобождению крестьян. Сделали всё в лучшем бюрократическом стиле – законы были так отредактированы и дополнены, что стали "неработающими". Еще несколько раз Николай I пробовал создавать комиссии по этому же вопросу. Все они быстро выродились в бессмысленную говорильню.
Ну, и, конечно же, воровали.
"В конце 20-х годов и в начале 30-х производилось одно громадное дело о некоем откупщике; это дело вели 15 для того назначенных секретарей, не считая писцов; дело разрасталось до ужасающих размеров, до нескольких сотен тысяч листов. Один экстракт дела, приготовленный для доклада, изложен был на 15 тыс. листов. Велено было, наконец, эти бумаги собрать и препроводить из Московского департамента в Петербург; наняли несколько десятков подвод и, нагрузив дело, отправили его в Петербург, но оно все до последнего листа пропало без вести (выделено мной. – А. Щ.), так что никакой исправник, никакой становой не могли ничего сделать, несмотря на строжайший приказ Сената; пропали листы, подводы и извозчики".
(В. О. Ключевский)
Разумеется, исчезли подводы не просто так. Разгула бандитизма в николаевской России не наблюдалось – особенно по дороге
Москва – Петербург. Да и вряд ли романтикам с большой дороги понадобились судебные бумаги. Просто кому-то хорошо заплатили, чтобы бумаги растворились в воздухе.
В итоге в стране сложилась обстановка, которая называется… "застоем". Никто не хотел ничего менять, всех всё устраивало. Итог – очень печальный. В позоре Крымской войны виновата прежде всего бюрократия – как военная, так и штатская.
Возвращаясь же к нашей теме – в такой обстановке начинают расти оппозиционные настроения. Пока ещё, в основном, не революционные. Самое главное – не в появлении деятелей вроде Герцена и иже с ним. Такое время породило их читателей.
Тут есть ещё одна тонкость. Бесчисленные чиновники работали, интриговали друг против друга, воровали… Словом, были при деле. Но у них росли дети! Которые учились в гимназиях. Эти заведения не были "заточены" под подготовку к практической деятельности, зато давали неплохое гуманитарное образование и привычку к чтению. Этим подросшим деткам далеко не всегда нравился образ жизни их родителей и то, что происходит в стране. Так родилось знаменитое "поколение разночинцев" – будущих потребителей эмигрантской литературы. И это самое важное. Подобное явление не спишешь на вражеские происки. Нечто похожее наблюдалось в семидесятые годы ХХ века. Проблема СССР ведь была не в том, что существовали радиостанции вроде "Свободы" и "Голоса Америки" – а в том, что их слушали и им верили…
Но для разгона начались знаменитые дебаты между западниками и славянофилами. Причем оппозиционными были оба направления. И позиция западников была сильнее. Ведь что говорили славянофилы? О том, что Петр I свернул Россию с её исторического пути на неверную дорогу. Хорошо, пусть так. Но что делать-то? Возвращаться в допетровскую Россию?
Западники в этом смысле выглядели лучше. Ведь их идеал имелся. Надо просто следовать по "пути прогресса и цивилизации". Правда, оказалось, что и на Западе не всё так красиво. Но это поняли те, кто там оказался. В том числе и Александр Герцен.
Увидеть революцию и…
Александр Иванович Герцен родился 25 марта (6 апреля) 1812 года. Он был сыном богатого и знатного помещика Ивана Алексеевича Яковлева и немки Генриетты-Вильгельмины-Луизы Гааг, с которой Яковлев жил, говоря современным языком, в гражданском браке. Так что по тогдашним понятиям Герцен был "незаконнорожденным". Что, впрочем, не помешало ему получить обычное "дворянское" образование, а потом и закончить Московский университет. Впоследствии сам Герцен писал, что на него, двенадцатилетнего, большое впечатление произвело восстание декабристов. Это вряд ли. О реальных целях декабристов тогда практически ничего не было известно, все воспринимали их выступление как очередную попытку дворцового переворота. (Напомню, "официальным" лозунгом мятежа было "хотим Константина на царство!" Имеется в виду брат царя Константин Петрович). В любой биографической справке о Герцене длиннее двадцати строчек, обязательно рассказывается, как в возрасте четырнадцати лет он в компании с другом детства и будущим соратником по борьбе Николаем Огаревым дал на Воробьевых горах клятву "бороться за свободу". А вот это может быть. Разговоры о "свободе" были тогда общим увлечением, а Герцен был воспитан на раннем Пушкине и Шиллере.
Как бы то ни было, но уже в университете Александр Иванович связался с группой фрондирующих молодых людей, так называемым кружком Н. В. Станкевича. В него же входил и будущий знаменитый революционер-анархист М. А. Бакунин.
Я уже упоминал о спорах между западниками и славянофилами. Так вот, Герцен был убежденным западником. Говоря современным языком – либералом. Нужна конституция + всякие демократические свободы. И тогда всё будет хорошо.
По большому счету члены кружка занимались обычной свободолюбивой болтовней.
Однако Николай I к подобным настроениям относился очень серьезно – он-то отлично знал, чем это всё может закончиться. Так что в 1834 году членов кружка повязали – и Герцену пришлось девять месяцев смотреть на небо в клеточку. Впрочем, в итоге ничего особо страшного ему не сделали. По большому счету власти ему велели как в бессмертной поэме Грибоедова: "пойди-ка послужи". Герцен был выслан сперва в Пермь, а потом в Вятку, где и начал службу в канцелярии генерал-губернатора. Логика властей понятна – займется парень делом, глядишь – и выкинет из головы всякие глупости. Кстати, университетский диплом позволил Герцену начать службу с чина титулярного советника. Это чин IX класса, соответствовавший армейскому штабс-капитану (по сегодняшнему – капитан). Большинство чиновников его достигали лишь к старости или не достигали вовсе.
В 1840 году Герцену разрешили вернуться в Москву. Как оказалось, ненадолго. Через два года его снова настойчиво попросили переехать в Нижний Новгород – на этот раз на должность советника губернского правления. Как видим, "сатрап и тиран" Николай I в приказном порядке пытался заставить Герцена работать. Причем не с кайлом в руках, а на очень хорошо оплачиваемых должностях. Да только вот не на того напали! Вернувшись в Москву, Герцен после смерти отца уехал за границу. Кстати, папа его не обидел – в эмиграцию Александр Иванович отбыл весьма состоятельным человеком.
В то, что это была именно эмиграция, а не турпоездка, свидетельствуют следующие строки Герцена:
"Непреодолимое отвращение и сильный внутренний голос, что-то пророчащий, не позволяют мне переступить границу России, особенно теперь, когда самодержавие, озлобленное и испуганное всем, что делается в Европе, душит с удвоенным ожесточением всякое умственное движение и грубо отрезывает от освобождающегося человечества шестьдесят миллионов человек, загораживая последний свет, скудно падавший на малое число из них, своей черною, железною рукой, на которой запеклась польская кровь. Нет, друзья мои, я не могу переступить рубеж этого царства мглы, произвола, молчаливого замиранья, гибели без вести, мучений с платком во рту. Я подожду до тех пор, пока усталая власть, ослабленная безуспешными усилиями и возбужденным противудействием, не признает чего-нибудь достойным уважения в русском человеке!"
А в чем Герцен видел свою задачу? "Где не погибло слово, там и дело еще не погибло. За эту открытую борьбу, за эту речь, за эту гласность – я остаюсь здесь; за нее я отдаю все, я вас отдаю за нее, часть своего достояния, а может, отдам и жизнь в рядах энергического меньшинства, "гонимых, но не низлагаемых"".
В общем, захотелось человеку свободы слова. Вроде бы дело знакомое. В России – тирания, на Западе – свобода. Но всё оказалось не так просто…
Александр Иванович уехал во Францию – а там начались очень интересные события. Впрочем, не только там. В 1848 году по Европе полыхнули революции, названные "весной народов". Разные веселые события происходили во многих странах: в Германских государствах, в Австрийской империи, в государствах Италии… Лозунги были по марксистской классификации "буржуазно-демократические" – то есть выступали за республиканскую форму правления (тогда практически все европейские страны являлись монархиями) – а также за расширение различных демократических свобод.
А Франция? Куда ж без неё! За ближайшие шестьдесят лет это была уже третья французская революция. На этот раз восставшие массы поперли с трона короля Луи-Филиппа. Это был представитель младшей ветви Бурбонов, так называемого Орлеанисткого дома, который пришел к власти в 1830 году – тоже в результате революции, отстранившей от власти старшую, "королевскую" династию Бурбонов. Луи-Филиппа называли "королем буржуа". Хотя точнее он был "королем олигархов". Вся политика осуществлялась в интересах верхушки чиновников и предпринимателей. Понятное дело – процветали коррупция, разнообразные аферы, совершенно открытое казнокрадство. Словом, знакомая картина. Вдобавок ко всему в середине сороковых годов разразился экономический кризис, последствия которого, разумеется, постарались переложить на "низы". Итог – безработица, падение заработков и так далее.
Для страны, где предыдущая успешная революции произошла всего восемнадцать лет назад, то есть людей, которые в ней участвовали или хотя бы видели, было множество – ситуация скверная. И началось…
Вообще-то ход событий очень напоминает российскую Февральскую революцию 1917 года. Началось с пустяка, потом толпы возмущенных народных масс стали выражать свое недовольство. Далее – какая-то воинская часть с дури открыла по толпе огонь, убив нескольких человек. Конечно, может, это была не дурь, а провокация радикалов, но разбор хода этой революции выходит за рамки книги. Так или иначе – если до выстрелов ситуацию можно было как-то разрулить, то теперь процесс стал необратимым. Защищать Луи-Филиппа никто не захотел. 25 февраля 1848 года во Франции была провозглашена так называемая Вторая республика. (Первая возникла после Великой французской революции и закончилась коронацией Наполеона.) Было введено всеобщее избирательное право для мужчин, достигших 21 года. На тот момент такого не было ни в одной стране мира.
После таких событий некоторое время в обществе царит эйфория. Что уж говорить о Герцене, который буквально млел. Как же! Свобода, демократия и все прочие либеральные радости в одном флаконе.
Но недолго музыка играла. Потому что демократия сама по себе социальных проблем решить не в состоянии. Самой острой проблемой была безработица. Напомню, что тогдашние безработные – это были люди без каких-либо средств к существованию. Ни о каких пособиях и даже о бесплатной миске супа речь не шла. Какие у них были настроения – можно понять. А они ведь уже вышли на улицу…
Пытаясь решить проблему, новые власти учредили так называемые Национальные мастерские. Там безработные что-то делали и получали хоть маленькую, но гарантированную плату. Вскоре в них трудилось уже больше 100 тысяч человек. Однако довольно быстро выяснилось, что на содержание Национальных мастерских просто нет денег. В июне мастерские были распущены. Тем, кто в них работал, предложили идти в армию или на земляные работы в провинцию. Безработных обе эти перспективы не очень вдохновили. Они начали бунтовать. К тому же во Франции уже имелось определенное количество радикалов разнообразной социалистической ориентации, которые включились в процесс. Началось восстание, в Париже понастроили баррикад. Из конкретных требований было лишь одно – открыть Национальные мастерские. Остальное так, на уровне эмоций. Власти восстание подавили, не особо стесняясь в методах.
Чтобы уж кончить разговор о революции. В конце года президентом был избран Шарль Луи Наполеон Бонапарт, племянник "того самого" Наполеона. В 1852 году он устроил переворот и провозгласил себя императором под именем Наполеона III. Вторая республика закончилась.
Что же касается Герцена, то расстрел рабочих вверг его в полный шок:
"Сидеть у себя в комнате сложа руки, не иметь возможности выйти за ворота и слышать возле, кругом, вблизи, вдали выстрелы, канонаду, крики, барабанный бой и знать, что возле льется кровь, режутся, колют, что возле умирают, – от этого можно умереть, сойти с ума. Я не умер, но я состарился, я оправляюсь после июньских дней, как после тяжкой болезни".
Герцен на тот момент являлся типичным либералом-идеалистом, полагавшим: стоит ввести демократические свободы, и сразу наступят всеобщие мир и гармония. Кстати, как и многие подобные люди, он об экономике не имел ни малейшего представления. Да и вообще – в суждениях о жизни руководствовался прежде всего моральными категориями. Заметим, позиция очень комфортная, позволяющая судить всех и вся.
Ральная демократия оказалась совсем не такой, как ему представлялась. Тем более что во Франции она быстро обернулась новой "тиранией". Да и европейский капитализм Герцену не слишком понравился. Тогда ведь он был совсем не такой, как теперь, а с очень даже звериной мордой. Социалистические учения выросли не на пустом месте.
В основе мировоззрения Герцена, в отличие от наших нынешних либералов, лежали определенные принципы, а не слепое преклонение перед Западом. Увидев, что "цивилизованная Европа" совсем не такая, какой он ее представлял, Александр Иванович сильно разочаровался в своих либеральных идеях.
"Я оплакиваю революцию 24 февраля, так величественно начавшуюся и так скромно погибнувшую. Республика была возможна, я ее видел, я дышал ее воздухом; республика была не мечта, а быль, и что же из нее сделалось? Мне ее жаль так, как жаль Италию, проснувшуюся для того, чтоб на другой день быть побежденной, так, как жаль Германию, которая встала во весь рост для того, чтоб упасть к ногам своих тридцати помещиков. Мне жаль, что человечество опять отодвинулось на целое поколение, что движение опять заморено, остановлено".
Впрочем, любить российские порядки он от этого больше не стал. По Герцену что Россия с ее крепостным правом, что европейские страны с эксплуатацией рабочих – это всего лишь разные формы угнетения.
А выход… Правильно – социализм. В те времена социалистов было довольно много, хотя взгляды их были разнообразны и противоречивы. Самой заметной фигурой являлся Пьер Жозеф Прудон, один из основоположников анархизма. Именно Прудону принадлежат знаменитые слова "собственность – это кража".
Анархистом Герцен не стал. Однако многое из взглядов Прудона он воспринял и творчески развил. С поправкой на то, что он вообще разочаровался в том, что Запад имеет какой-либо потенциал развития.
"Эта часть света кончила свое, силы ее истощились; народы, живущие в этой полосе, дожили до конца своего призвания, они начинают тупеть, отставать".
И вот Россия… Тут не всё потеряно.
В начале больших дел
Начало активной политической деятельности Герцена связано с интересным эпизодом. В 1849 году Николай I повелел Александру Ивановичу вернуться в Россию. Тот отказался – то есть окончательно перешел в разряд "невозвращенцев". В ответ император наложил арест на поместье Герцена и его матери. Как нормальный народолюбец, Александр Иванович получал доход с труда крепостных. Однако его мать заранее земли заложила. Деньги были выплачены в виде так называемых "билетов московской сохранной казны" – нечто вроде именных ценных бумаг, которые свободно обналичивались в банках.
Так вот, Герцен и решил обналичить этих билеты в банке Джеймса Ротшильда. Тот их приобрел, и Герцен получил первую часть денег. Однако дальше начались проблемы. Представитель банка Ротшильда в Петербурге пытался в свою очередь их обналичить (разумеется, банк на такой операции имел свой гешефт), но нарвался на отказ. Вот тогда-то всплыла история с арестом имущества. То есть провернуть дельце не удалось. По сути, данные ценные бумаги стали "неликвидом". Однако Ротшильд не успокоился. Он предупредил министра иностранных дел России К. В. Нессельроде, что либо банку выплатят денежки, либо Ротшильд раззвонит на весь мир о том, что российская власть неплатежеспособна. Это было достаточно серьезно – курс российских ценных бумаг на бирже мог ощутимо упасть. Так что банкир получил свою сумму, а вслед за ним получил своё и Герцен.
Вот такая история. Любители занимательной конспирологии, разумеется, тут видят заговор против России. Ещё бы! Французский банкир, да ещё еврей и масон (а он и в самом деле был масоном) фактически открыл Герцену дорогу. Без Ротшильда все эти его билеты лежали бы мертвым грузом – по крайней мере, до смерти Николая I. Но только кто тогда был Герцен? Представитель интернациональной тусовки болтунов-теоретиков, которых в те времена болталось по Европе достаточно. Просчитать, какой будет эффект от его деятельности, не смогли бы ни банкиры, ни масоны.