Геракл Фиванский готовился к своим героическим деяниям (или его готовили боги) с самого раннего возраста. Он совершенствовался – в том же повседневном плане, как и обычный эллинский юноша, проходя те же этапы гимнасийного обучения. Имея для этого, однако, незаурядных учителей, "Геракл учился управлять колесницей у Амфитриона, борьбе – у Автолика, стрельбе из лука – у Эврита, сражаться в полном вооружении – у Кастора, пению и игре на кифаре – у Лина".
Подробности воспитания Геракла находим у Феокрита (в XXIV идиллии).
Вскоре от чисто агонистической подготовки Алкид перешел и к боевой: "Научившись у Эврита стрельбе из лука, Геракл получил от Гермеса меч, от Аполлона – лук и стрелы, от Гефеста – золотой панцирь, от Афины – плащ, дубину же он сам вырубил себе в Немейском лесу".
Геракл Младший – самый универсальный и могучий атлет из всех героев эллинской мифологии: трудно найти хоть один вид агонистики, в котором он бы не выступал и не победил.
Впрочем, универсализм Геракла приобрел глобальный (а не только агонистический) характер. Вот что пишет по этому поводу М. Г. Джеймсон: "Мифологические герои часто в той или иной форме становятся объектом религиозного культа, но один лишь Геракл почитался одновременно и как бог, и как великий умерший человек.
Воистину он победил смерть!"
Уметь добиваться победы всегда и при любых, самых трудных обстоятельствах – главная отличительная черта Геракла. Можно даже сказать, что он – самый трудолюбивый победитель-агонист в эллинской мифологии и вся его многотрудная жизнь выглядит как сплошной агон.
При этом от подвига к подвигу Алкид не стареет, силы его – не убывают, а цель очередного деяния – почти всегда благородна. Геракл служит и людям, и богам, стараясь нигде не сходить со стези справедливости. И нам кажется весьма заманчивым представить жизненный путь Геракла как непрерывный, чудовищно затянувшийся обряд инициаций.
Основания для такой гипотезы дают нам, в частности, труды известного фольклориста В. Я. Проппа, который в ряде своих работ высказал мысль о том, что и миф, и сказки в той или иной мере явились сюжетным выражением древнего обряда инициаций. Ведь герой мифа, так же, как юный инициант, почти всегда проходит серию труднейших испытаний: отражение доисторического ритуала в мифе или сказке едва ли может вызвать сомнение.
Эту же идею плодотворно развил и еще более "осовременил" итальянский писатель Джанни Родари в своей книге "Грамматика фантазии".
По стопам Геракла шел Тесей. Ни на кого не нападая, он "…не давал спуску зачинщикам насилия".
В Эпидавре произошел первый поединок Тесея: он столкнулся с Перифетом-палиценосцем, который попытался насильно задержать его. Тесей убил Перифета и завладел его палицей.
"На Истме он казнил Синида, сгибателя сосен – тем же самым способом, каким Синид погубил многих путников. Не владея в этом деле ни навыком, ни опытом, Тесей доказал, что природная доблесть выше тщательной выучки".
Подходя к Мегариде, Тесей убил Скирона, который грабил прохожих или (по другой версии) заставлял их мыть себе ноги и неожиданным ударом пятки сбрасывал в море.
"Однако мегарские писатели, – добавляет Плутарх, – оспаривают эту молву…настаивая на том, что Скирон не был ни наглецом, ни грабителем, напротив – карал грабителей и находился в родстве и дружбе с благородными людьми". Предания противоречивы, но больше сторонников имеет первая версия.
Придя в Элевсин, Тесей победил в борьбе и убил разбойника Керкиона, а в Герме уничтожил Дамаста-растягателя (Прокруста). Поступая так, Тесей подражал Гераклу. Алкид казнил нападающих тою же казнью, какую они готовили ему: Бусирида принес в жертву богам, Антея поборол, Кикна убил в поединке, а Термеру (который разил встречных ударом головы) проломил череп.
Но самым ярким и весомым (в силу своих радикальных последствий) из всех подвигов Тесея является его справедливая расправа с Минотавром. О причине возникновения страшной дани царю Миносу уже шла речь выше. Лишь заметим, что участие Андрогея (сына Миноса) в эллинских агонах еще раз подтверждает глубокую древность этих состязаний. А встреча Тесея с Минотавром – тоже агон, где своеобразной наградой победителю стали жизни спасенных Тесеем молодых афинян.
С Критом связан и миф о похищении Европы. Именно тут у нее от Зевса-быка родился Минос. Сыном же супруги Миноса Пасифаи (тоже полюбйвшей быка) был Минотавр. Культ быка на Крите был зафиксирован и в культе, и в мифологии. А реальным его выражением явились знаменитые "бычьи игры", в которых принимали участие "…юноши и девушки, выступающие как акробаты в опасных играх с быком".
Описание этих состязаний является одним из самых древних мифологических сюжетов крито-микенской эпохи. Первые варианты мифа родились, по крайней мере, за 2000 лет до н. э.
Отнюдь не опасаясь впасть в примитивный эвгемеризм, скажем: Зевс, плывущий по водам в образе быка (да еще и с Европой на спине!), в огромной мере выражал и отражал психологию тех самых первых эллинов-бродяг, которые никогда не отказывали себе в удовольствии если не освоить, колонизировать, то хотя бы посетить новые земли, дабы набраться новых впечатлений.
…Видное место в этой группе мифов занимает легенда об Амике, сыне Посейдона, царе диких бебриков на Босфоре. Всех гостей-иноземцев Амик вызывал на кулачный бой и безжалостно убивал. Бесчинствам Амика положил конец сын Зевса, герой-аргонавт Полидевк. Приняв вызов, он убил царя его же оружием – оплетенным ремнями кулаком.
Этот сюжет разрабатывали многие античные авторы. Подробно изложен он у Аполлония Родосского (Argonautica. II, 1 и сл.), Валерия Флакка (Argonautica. I, III, 4 и сл.). Дошли до нас отрывки сатировской драмы Софокла "Амик" (фр. II, 108). У Феокрита Амик описан достаточно подробно. Это истинный кулачный боец-профессионал в наихудшем смысле:
Подле источника муж восседал, неприступно заносчив,
Видом ужасен – с ушами, разбитыми в битве кулачной,
с грудью округлой, могучей, широкой и плоской спиною;
с мясом, как будто железным,
гигант, будто молотом сбитый.
Характерен и весьма выразителен диалог двух бойцов перед поединком. Ведется он со знанием дела:
Амик:
Руки подняв, выходи ты
один на один побороться.
Полидевк:
Только в кулачном бою?
Или также ногами о бедра?
Амик:
Нет, кулаки ты сожми да,
смотри, собери свои силы.
Герои договариваются: вести ли только кулачный бой или же выступать как панкратиасты, которым были дозволены практически все приемы.
У Лукиана этот эпизод (точнее – его последствия) окрашен в явно иронические тона. Аполлон просит Гермеса научить его отличать Кастора от Полидевка. Тот, указывая на последнего, говорит:
"А вот как, Аполлон, у которого на лице следы от ударов, которые он получил в кулачном бою от противников, особенно от бебрикийца Амика во время морского похода с Ясоном".
Самой подробной поэтической разработкой этого мифологического сюжета является, пожалуй, описание встречи Полидевка с Амиком в "Аргонавтике" Аполлония Родосского.
Драматическое напряжение зарождается и нагнетается уже в грозном обращении грубого и надменного царя бебриков к аргонавтам: своеобразная "психическая атака" на пришельцев (II. С. 11–16).
Максимальная детализация всех атлетических и просто бытовых подробностей в рассказе о самом агоне и предшествующей ему подготовке в очередной раз показывает читателю, сколь близки и знакомы все эти детали были не только автору, но и каждому эллину.
Выбрав себе жесткие ремни, вырезанные из бычьих шкур, и с помощью товарищей обернувши ими кулаки, бойцы изготавливаются для более чем бескомпромиссного поединка. Колебания и промедления тут неуместны, ибо один спешит проучить очередного "морского бродягу", а другой – не только защитить эллинскую честь, но и просто получить для себя и своих спутников возможность следовать дальше:
Сразу они, вверх подняв пред лицом свои тяжкие руки,
Бросились друг на друга, взаимно грозя своей силой.
Бебриков царь, как в море волна на корабль быстроходный
Тяжкая, вдруг ополчившись, бежит, а корабль не намного
От нее ускользает разумного кормчего знаньем
В тот самый миг, как прибой хочет о борт удариться с силой,
Так же с угрозой Амик Тиндарида теснил, не давая
Отдохнуть. Тот же, все невредим оставаясь, искусно
Ускользал от наскоков. И к ходу сурового боя
Присмотрясь, где бы ни был Амик иль сильней, иль слабее,
Всюду всегда свои руки с его сочетал он руками,
Словно как брусья ладьи, что гвоздям противятся острым…
(И, 67–79)
И далее неожиданно следуют сравнения (мирные сравнения!) с работой умелых плотников – поэтический прием, который успешно применял еще Гомер.
Но напряжение агона нарастает:
…и скрежет зубовный
Не переставал, и они удар за ударом вслед слали,
Недохватка дыханья пока не сломила обоих.
(II, 82–84)
После этого агонисты вынуждены "взять тайм-аут". И этот, и последующие этапы схватки также описаны с предельным реализмом:
Ставши немного поодаль, с лица они стерли обильный
Пот, и с трудом они оба дыхание переводили.
Вновь затем поднялись друг на друга, быкам наподобье,
Что из-за телки, ярясь, рядом с ними пасущейся, спорят.
Тут поднялся вдруг Амик на кончики пальцев, весь кверху,
Как быкобойца, на длинных ногах подтянулся, и руку
Тяжкую над Полидевком занес. Но тот выдержал натиск.
Голову вбок отклонил и удар на плечо себе принял.
Сам же, на шаг один от врага отступив, со всей силой
Страшный удар нанес ему по уху, и раздробились
Кости. От боли Амик на колени упал. Закричали
Тут герои минийцы. Амик же с душой распростился.
(И. 85–97)
Весьма интересно, что далее греки в разгоревшейся битве с бебриками победоносно демонстрируют приемы не только кулачного боя, но и панкратия, и того, что сегодня мы называем "самбо". И это в определенной мере доказывает, что весь агонистический арсенал зародился не только на мирных игрищах, но и (в первую очередь) на войне. И вновь мифологические образы выступают на фоне реальных жизненных обстоятельств.
Среди анекдотов, приведенных Элианом, есть рассказ о локрийце Евтиме – тоже славном кулачном бойце, удивительном силаче. В легенде, между прочим, говорится, что "…Евтим положил конец бесчинству темесского героя, взыскивавшего дань с окрестных жителей. Придя в его храм, недоступный для посетителей, Евтим вступил в единоборство с героем и заставил его вернуть не только все, что он награбил, но даже больше".
Разумеется, слово "герой" здесь употреблено Элианом не в высоком, а в религиозно-иерархическом значении. Настоящим героем (в современном понимании) оказывается атлет, а его противник – откровенный разбойник.
В мифах этого цикла отражена вера народа в героев-защитников. Естественно, что в их роли выступают могучие и разносторонние атлеты. Здесь уместна, на наш взгляд, параллель с русскими былинными богатырями Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и многими другими.
Кроме того, эти мифы – символ постоянного превосходства греков над варварами: Геракл побеждает Антея, Тесей – Керкиона, Полидевк – Амика и т. д.
Иноземец никогда не побеждает эллина, ибо для мифа это противоестественно. Впрочем, и в действительности греческие отряды сравнительно редко терпели поражение от врагов. А в мифе следует искать связь с реальностью.
Эту же мысль четко высказал Плутарх: "Умолять и быть побежденным – дело варваров, а эллины могут лишь побеждать в сражении или умирать".
По статьям существовавших уставов иностранцы не допускались к участию не только в Олимпийских, но и почти во всех прочих играх. Отклонения от этого правила, как уже говорилось, были весьма редки, свойственны больше эллинистической и римской эпохам и чаще случались в колониях, а не в метрополии.
В Горгиппийском агонистическом каталоге победителей на празднике Гермеса (’Ερματα (Hermaja)) встречаются негреческие имена, а 14 участников имеют эти имена в качестве отчеств (В. Латышев, 1887; М. Кубланов, 1954; Э. Берзин, 1961).
М. Кубланов, например, говорит об этом как о незаурядном явлении: "…мы можем отметить для горгиппийских агонов любопытную и существенную подробность – допущение к священным празднествам не только эллинов, но и выходцев из местного населения. Это одно из проявлений своеобразия социального строя и культуры Боспорского царства как государства греко-варварского".
Есть сведения и о том, что иностранцы в позднее время могли принимать участие в Тезеях и даже в Афинских Гермеях. Но лишь в трех видах состязаний: εύοπλία (euoplia), εύταξία (eutaksia), εύανδρία (euandria), которые "…характеризуют три стороны понятия военной готовности у греков:
1) хорошее состояние оружия, "материальной части";
2) способность выполнять военные маневры, хорошая военная организация;
3) личная военно-физкультурная подготовка воинов, ловкость и умение".
Характерной особенностью жизни греческих колоний (и в частности, колоний Северного Причерноморья) было то, что профессионализация атлетов тут происходила гораздо медленнее, чем непосредственно в Греции. Здесь дольше процветала идея всестороннего физического развития, и нередко борцы и кулачные бойцы одерживали победы даже в беге (В. Латышев, 1889; В. Блаватский, 1954; М. Кубланов, 1954).
Это объясняется преимущественно тем, что, находясь в условиях определенной географической и этнической изоляции, колонистам трудно было рассчитывать на военную помощь извне. Например, Херсонес Таврический, демократическая республика, как и многие античные полисы, долгое время не прибегал к наемной армии. Здесь каждый гражданин являлся защитником своего города, что трудно было бы осуществить без всесторонней закалки и постоянных тренировок.
Подобная универсальность тем более знаменательна, что уже в древности "…в некоторых государствах Греции увлечение узкой гимнастикой доходило до крайностей, гимнастика переходила в атлетику".
И Платон, и Гиппократ, и Аристотель крайне неодобрительно высказывались о таком одностороннем развитии, приводящем к губительной перегрузке организма. В частности, Аристотель осуждал родителей и педотрибов, которые "…вводят атлетику, калеча фигуру детей и препятствуя развитию их тела".
Исократ, который с пристальным вниманием исследовал этот вопрос, справедливо говорил в своем "Панегирике": "Если атлеты увеличивают вдвое свои силы, то это не принесет другим никакой пользы, между тем как мудрость одного человека может быть полезной всем желающим у него поучиться",
…В мифе усилия положительного героя никогда не бывают бессмысленны. Они, как правило, устремлены в сторону блага народа. Естественно и то, что греки в подавляющем большинстве случаев побеждали варваров: они были лучше подготовлены не только морально, но и физически.
Четвертый сюжет – рассказы о юноше, преодолевающем на пути к любимой не силу соперников, а естественные препятствия.