Для Советского Союза кризис имел противоположное содержание: появилась надежда преодолеть многолетнее отставание в развитии промышленности и транспорта. Принимается программа индустриализации страны и начинается отсчет пятилеток. Очень много написано о том, что пятилетние планы на самом деле никогда не выполнялись. Так ведь они и не были рассчитаны на выполнение! Сталинский режим был похож на гитлеровский в том отношении, что умел мобилизовать людей, заставляя их решать заведомо неразрешимые задачи. Этим можно (и нужно) было гордиться, но привычка работать в условиях кризиса с некоторых пор стала играть отрицательную роль - оказалось, что нормально функционирующая, не требующая ежечасных подвигов экономика с определенного момента работает лучше.
Тем не менее экономические успехи, достигнутые Советским Союзом к середине 1930‑х годов, были весьма впечатляющими. В эпоху индустриализации вошла страна, способная в самом лучшем случае воевать с Польшей. Из этой эпохи вышла военная и промышленная держава первого класса, сразу вступившая в мировое технологическое соревнование.
А вот во Франции и Великобритании уныло тянулась вторая подряд программа "Десять лет без войны". Франция, впрочем, в свободное время и за счет свободных ресурсов медленно строила колоссальную и совершенно бессмысленную в эпоху механизированных войн линию Мажино, название которой вскоре станет нарицательным.
К середине десятилетия война начинает "стучаться в двери". В 1931 году Япония начинает аннексию Манчжурии, два года спустя она вместе с Германия покидает "Лигу наций". В 1934 году Япония денонсирует Вашингтонский договор. 26 февраля 1935 года Германия формально отбрасывает Версальские ограничения на развитие вооруженных сил. 3 октября того же года Муссолини из Сомали и Эритреи вторгается в Эфиопию. В 1937 году конфликт в Китае окончательно перерастает в большую войну, а Германия оккупирует Рейнскую область. Годом раньше начинается война в Испании, сражения которой постепенно превращаются в испытательный полигон для новейших вооружений Италии, Германии и СССР.
28 января 1938 года США принимает новую программу вооружений, 11–12 марта Гитлер присоединяет Австрию, в течение месяца Великобритания и США признают аншлюс.
В конце года происходит Чехословацкий (Судетский) кризис, являющийся первым видимым актом новой большой войны в Европе. Германия провела его артистически - особенно если иметь в виду, что ее танковые силы были еще не в состоянии проводить операции крупного масштаба, а мощь Люфтваффе в значительной мере создавалась геббельсовской пропагандой. Впрочем, союзники, также не готовые к войне, находились в сложном положении. Формально Германия, требуя плебисцита в населенной немцами Судетской области, действовала в рамках политики приоритета прав человека. Ее притязания, поддержанные референдумом, смотрелись вполне легитимно.
Н. Чемберлен привез в Лондон "мир для нашего поколения", но события продолжали катиться под гору. Франко занимает всю территорию Испании, зта страна также оказывается вне Лиги Наций. Весной 1939 года Германия присоединяет Клайпеду, оккупирует остатки Чехословакии и предъявляет Польше требование вернуть Данциг. Для Великобритании и Франции создается нетерпимая ситуация, но они продолжают борьбу дипломатическими методами. 22 марта появляется совместное заявление о помощи Бельгии, Голландии и Швейцарии в случае агрессии. 27 апреля Великобритания принимает законно всеобщей воинской повинности. В ответ на это на следующий день Германия разрывает соглашение с Великобританией об ограничении морских сил и денонсирует германо–польский договор о ненападении. 19 мая заключается франко–польский военный союз. А 23 августа Гитлер обеспечивает себе тыл, подписав в Москве соглашение, известное как "Пакт Молотова - Риббентропа".
Этот документ играет ключевую роль в ряде версий конструирования истории - на наш взгляд, совершенно не заслуженно. Мы уже проследили, хотя и конспективно, политику великих держав в межвоенный период и можем сформулировать некоторые важные выводы.
Во–первых, политика Германии в этот период была последовательна и ясна: при всех правительствах страна стремилась освободиться от Версальских ограничений, создать конкурентоспособную армию и вернуть утраченное положение в Европе. Нацистский режим выделяется на общем фоне лишь темпами наращивания военной мощи (количество наконец перешло в качество) и социально–националистической риторикой.
Во–вторых, кроме Германии, в европейской войне были заинтересованы также Соединенные Штаты Америки и Советский Союз. Для США война была удобным способом возложить на Европу издержки экономического кризиса 1929 года, а для СССР - важным шагом в "собирании" российских земель. Менее очевидно, что польская правящая элита (уже принявшая участие в расчленении Чехословакии) также стремилась к агрессивной войне - по крайней мере, рассматривала подобную возможность как приемлемую.
В третьих, ремилитаризация Германии явно поддерживалась не только Россией/СССР, но и Японией, а также (менее явно) - США и Великобританией.
Летом 1939 года война была уже решена, и вопрос стоял лишь о том, в какой политической конфигурации она начнется. В этих условиях соглашение 1939 года было жизненно необходимо Германии и очень выгодно СССР. На каком основании западные державы полагали (а современные демократически настроенные историки по сей день полагают), что Советский Союз не подпишет это соглашение или не вправе его подписывать? Если этим основанием является "естественная общечеловеческая ненависть к фашизму", то разве не с Гитлером Чемберлен и Даладье чуть раньше заключили договор о разделе Чехословакии - куда более грязный, нежели пакт Молотова - Риббентропа, да к тому же бесполезный как с политической, так и с прагматической точки зрения?
25 августа, через день после заключения российско–германского договора, правительство Н. Чемберлена предоставило Польше гарантии территориальной целостности и заключило договор о военном союзе в случае агрессии. Поезд давно ушел, и этот запоздалый жест был обыкновенной истерикой слабого человека и бездарного политика Невилля Чемберлена, который наконец–то понял, что его обманули. В своем роде эти обязательства уникальны - никогда еще ответственный министр Его Величества не произносил подобного:
"…в случае акции, которая явно будет угрожать независимости Польши и которой польское правительство сочтет жизненно важным оказать сопротивление своими национальными вооруженными силами, правительство Его Величества сочтет себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах".
По букве и духу этого документа вопрос о вступлении Великобритании в войну должно было решать правительство Польши!
В тот же день умный и проницательный Д. Ллойд - Джордж обратил внимание Чемберлена на это обстоятельство и заметил: "Я считаю ваше сегодняшнее заявление безответственной азартной игрой, которая может кончиться очень плохо".
30 августа в Польше была- объявлена мобилизация. На следующую ночь немецкие уголовники, переодетые в польскую военную форму, захватили радиостанцию в Глейвице и выкрикнули в эфир несколько антигерманских лозунгов. Как говорил А. Гитлер генералам: "Ядам повод кразвязыванию войны, а насколько он будет правдоподобным, значения не имеет".
Отступление первое: Парадоксы блицкрига
Когда заходит речь о германской стратегии начального периода войны, традиционно появляется термин "блицкриг", а за ним - слова "танки" и "танковая война". Между тем теория блицкрига имела слабое отношение к стратегии и весьма опосредованное - к собственно танкам и их боевому применению.
По сути самого термина блицкриг - это быстрая, "молниеносная" война, целью которой является быстрый разгром противника до того, как он сможет использовать весь имеющийся у него военный потенциал. Однако сама идея подобной войны никак не может быть новшеством: в любой войне любой участник всегда желает опередить противника в развертывании и разгромить его как можно быстрее. Таким образом, под термином "блицкриг" должен пониматься не просто желаемый результат, а некая теория, позволяющая добиться этого результата.
Собственно, на стратегическом уровне под блицкригом понимается стремление закончить войну как можно быстрее, пока противник не успел завершить мобилизацию армии и промышленности. Опыт Первой Мировой показал, что для затяжной войны у Германии не хватает ресурсов, поэтому боевые действия должны быть завершены в предельно короткий срок, для чего в первый удар следует вложить максимум сил и средств - не только военных, но и психологических. В этом смысле блицкриг для Германии - не теория и не благое пожелание, а необходимость, граничное условие, без соблюдения которого война не принесет результата и в итоге окажется проиграна.
Надо сказать, что над проблемой быстрой войны задумывались и в других странах. Опыт Первой Мировой, пусть и в разной степени, оказался печален для всех ее участников, поэтому во всех странах теоретики начали размышлять о том, как минимизировать расходы и потери, а главное - социальный эффект от последних. На некоторое время главенствующей стала идея малочисленных профессиональных армий, однако всем было ясно, что если противник на нее не пойдет, а выставит на поле массовое, пусть в среднем гораздо хуже оснащенное и обученное войско, справиться с ним не удастся. И тогда в самом лучшем случае придется вновь прибегать к всеобщей мобилизации, а в худшем - подписывать капитуляцию.
Впрочем, для большинства великих держав подобные рассуждения были простым теоретизированием - Британия, США и Япония, получившие от Великой войны максимум возможного для них и защищенные морем от нападения противника, готовились к грядущему противостоянию в океанах, не особо заботясь о будущем сухопутной войны. Франция, победившая, но морально подавленная колоссальными потерями, ушла в глухую оборону, надеясь отсидеться за "линией Мажино". Итальянцы могли сколь угодно теоретизировать о воздушной мощи, а поляки - мечтать о Ржечи Посполитой от можа до можа, но все эти построения являлись лишь абстракциями, которые их авторы были бессильны осуществить.
Но оставался еще Советский Союз. В 1920‑х годах в советской военной теории шла ожесточенная борьба между двумя стратегическими концепциями будущей войны: "стратегией сокрушения" и "стратегией измора". Сторонником первой был начальник Штаба РККА, впоследствии заместитель наркома обороны М. Н. Тухачевский, сторонником второй - начальник кафедры военного искусства академии имени Фрунзе бывший генерал–майор А. А. Свечин, по характеристике комиссара этой академии Р. Муклевича - "самый выдающийся профессор академии".
Тухачевский, развивая теорию революционной войны и отчасти находясь под влиянием германской военной мысли, заявлял, что будущую войну следует вести наступательно, с задачей быстрого разгрома противника и с расчетом на восстания в его тылу. Естественно, что для решительного успеха в наступлении требовалось использовать все новшества военной техники - авиацию, танки, автотранспорт, а также более экзотические боевые средства, в итоге так и не вышедшие из стадии разработок.
В противовес ему Свечин, ориентируясь на печальный опыт Первой мировой и русско–японской войн, доказывал, что для России с ее обширными территориями, богатыми, но трудно концентрируемыми людскими и природными ресурсами выгоднее всего будет война на истощение, где новые боевые средства, при всем их значении, не сыграют решающей роли. Как он сам писал в автобиографии 1937 года:
"В своем труде "Стратегия" я резко высказывался против бонапартистских тенденций в военном искусстве, высказывался против увлечений, которые предполагали, что новая военная техника сводит к нулю оборону и благоприятствует молниеносному наступлению, (что теперь является признанным даже в Германии), и очень неуважительно отзывался о стратегическом понимании Люден–дорфа и германской школы…
М. Н. Тухачевский, которого я неоднократно изобличал на диспутах (1927 г.), в литературе, на лекциях и в совещаниях, выступил с обвинением старых специалистов в реакционности и в том, что они являются проводниками пораженческого движения и буржуазной агентурой в Красной Армии".
В 1931 году Свечин был арестован по делу "Весна". Вряд ли он имел какое–то касательство к заговору - даже если тот был чем–то большим, нежели салонная болтовня старорежимных "военспецов". В том же году М. Н. Тухачевский становится заместителем наркома военно–морских сил, председателем Реввоенсовета и начальником вооружений РККА. Казалось бы, победа в споре определена. Но ровно через год Свечина освобождают из заключения, и он получает назначение в Разведывательное управление Штаба РККА. Осенью 1936 года он получает воинское звание комбрига, всего через два месяца становится комдивом, а вскоре вновь оказывается профессором вновь воссозданной академии Генерального штаба.
Тухачевский был арестован в мае 1937 года, Свечин - в декабре, пережив своего оппонента всего лишь на год. Кто из них выиграл спор? На первый взгляд, победителем стал Тухачевский - формально советская военная теория продолжала основываться на "стратегии сокрушения", требовавшей развития воздушных и механизированных сил. Страна пела о победе "малой кровью, могучим ударом". Однако политическое руководство рассматривало ситуацию совсем по-другому - именно во второй половине 30‑х был сделан упор на создание промышленной базы глубоко в тыловых районах страны, развернулось усиленное строительство заводов - "дублеров" на Урале и в Сибири. Именно на эти площадки летом и осенью 1941 года были эвакуированы промышленные мощности с запада страны, что позволило не только не снизить военное производство, но даже увеличить его в рекордно короткий срок - ведь оставшиеся в Москве и Ленинграде части предприятий продолжали выпуск продукции. Стратегия измора встала против стратегии сокрушения - и выиграла.
Когда советские историки писали о "провале блицкрига", они имели в виду именно стратегический итог кампании 1941 года, а вовсе не утрату вермахтом способности проводить широкомасштабные маневренные операции. В этом смысле поворотным пунктом Второй Мировой войны стал не Мидуэй, не Эль-Аламейн и не Сталинград. Им стало 6 декабря 1941 года - дата начала советского контрнаступления под Москвой. С этого момента и для советского руководства, и для германского командования итог войны был предопределен, оставался лишь вопрос: когда и какой ценой?
Итак, со стратегией блицкрига все ясно - она относилась скорее к области экономики и геополитики, нежели к собственно способам ведения боевых действий. А как же с тактикой? В конце концов, кем и когда был впервые рожден этот термин и что он под собой подразумевал?
Вот что пишет по этому поводу современный исследователь:
"Впервые этот термин появляется в журнале "Deutsche Wehr" в 1935 году в статье, которая рассматривает перспективы выигрыша войны государствами, не обладающими достаточной сырьевой базой. В следующий раз он появляется в "Militar - Wochenblatt" в 1938 году, однако до начала Второй мировой войны это слово используется редко"
Однако позволим себе не поверить этому утверждению, поскольку в журнале "Война и революция" за тот же 1935 год уже можно найти следующий пассаж:
"Техническое совершенствование танка позволило также приступить к организации совершенно нового рода войск - самостоятельных механизированных бронетанковых частей. Этот новый род войск, так же, как и авиация, способствовал распространению всем известных и излюбленных буржуазией теорий о малых бронетанковых армиях, о молниеносной войне одними воздушными и механизированными силами".
Таким образом, в 1935 году термин "молниеносная война" уже был распространен настолько, что в кругах военных специалистов мог считаться общеизвестным. Авторство его выяснить вряд ли удастся - но можно констатировать, что определение "блицкриг" родилось в германской военной литературе первой половины 1930‑х годов - возможно, еще до прихода к власти нацистов.
Собственно, маневренной войной немцы заинтересовались гораздо раньше. Уже в докладе перед высшим командованием германской армии 18 февраля 1919 года - еще до Версаля! - Ганс фон Сект, бывший начальник турецкого Генштаба и будущий руководитель германского "Труппенамт", так сформулировал задачи подвижных сил: