Командуя полком, он показал себя с лучшей стороны, и уже во второй половине января 1937 г. ему присвоено звание полковник, а в марте получает повышение - переводится командиром 2‑й омбр ОКДВА. Но это назначение не принесло ни радости, ни удовлетворения от оценки его труда, скорее наоборот. В армии полным ходом шли репрессии, их тяжелый каток достиг и комбрига: 28 июля он был арестован и более девяти месяцев находился в тюрьме под следствием как "враг народа". К счастью, в 1939 г. ситуация начала меняться к лучшему. Его освобождают из заключения - "по прекращении дела", [246] восстанавливают в звании, и с конца осени он находится в резерве Управления по командно–начальствующему резерву РККА. Проще говоря, приходил в себя от "курорта НКВД".
В ноябре 1939 г. В. Г. Бурков назначается помощником начальника ЛенБТК по учебно–строевой части, а в июне 1940 г. он уже командир 9‑й отдельной танковой дивизии Среднеазиатского военного округа. Перед этим назначением его так аттестовывала комиссия:
"Имеет наклонность к строевой службе. В меру работает над повышением военных и политических знаний, но степень его роста тормозит отсутствие достаточной теоретической базы в его подготовке".
Дивизия, имевшая численность 12 000 человек, развертывалась на базе казарм и жилого фонда кавалерийской дивизии, который был рассчитан на 4000. Помещений не хватало, строительного леса и иных стройматериалов не было. Тем не менее за очень короткий срок благодаря своим организаторским способностям новый комдив сумел обустроить городок и создать личному составу сносные условия. Но, кроме бытовых забот, необходимо было организовывать и учебный процесс танкистов, а с этим оказалось сложнее. Уже 15 ноября 1940 г. командующий округом И. Р. Апанасенко писал:
"Обладает большой волей, умеет организовать работу. Склонен к строевой работе. Согласно аттестации в практической работе после назначения командиром 9‑й танковой дивизии показал посредственные знания в организации и ведении обучения личного состава. Трудолюбивый, волевой командир".
В июне 1943 г. Иосиф Родионович будет направлен для "стажировки" на должность заместителя командующего Воронежским фронтом и сыграет не последнюю роль в судьбе В. Г. Буркова. Уже в первые недели войны 9‑я тд перебрасывается на Западный фронт, а к 10 июля 1941 г. ее переформировывают по штату военного времени и присваивают новый номер - 104‑я тд. И на следующий день, 11 июля, ее полки выгрузились на ст. Кировская (Фаянсовая), при этом войска растянулись на несколько десятков километров до Брянска, поэтому сосредоточение затянулось. После сбора она включается в состав 28‑й А и вводится в Смоленское сражение. Дивизия вела бои под г. Ельня, которая в то время уже была занята противником.
С 21 июля начался второй этап сражения. Советское командование предприняло попытку организовать контрнаступление силами Фронта резервных армий. С этой целью были сформированы оперативные группы 24‑й, 28‑й, 29‑й, 30‑й А и группа генерала К. К. Рокоссовского, которые были переданы в состав Западного фронта для нанесения концентрических ударов в направлении Смоленска с целью разгромить неприятеля севернее и южнее города. В опергруппе 28‑й А действовала [247] и 104‑я тд, наступавшая из района северо–восточнее Рославля. Дивизия была почти полностью укомплектована танками, но это были в основном устаревшие машины. Танкисты полковника В. Г. Буркова нанесли удар в направлении Красное (между Рославлём и Смоленском) и с боями продвинулись около 30 км. Однако затем дивизия была остановлена противником, а в начале августа оказалась отрезанной вместе с 149‑й, 145‑й тд от основных сил фронта.
Прорывались из кольца трое суток, вместе с их группой шел и командующий 28‑й А генерал–лейтенант В. Я. Качалов, но в результате одной из стычек с немцами его группа оторвалась. Как писал впоследствии комдив, из "котла" вырвалось около 5000 человек сто четвертой. При выходе из окружения, в ходе одного из боев под Рославлём, В. Г. Бурков был ранен в левую ногу и правое плечо. После прорыва к своим комдива перевезли в один из московских госпиталей. Его дивизия расформировывается, а личный состав обращается на комплектование 145‑й тбр.
По итогам боев 1941 г. в аттестации Василия Герасимовича появляются такие строки:
"В работе энергичный и трудолюбивый. Требовательный к себе, к подчиненным недостаточно тверд. По характеру спокойный и выдержанный. В бою действует смело, тактически грамотно".
После излечения в госпитале он направляется в Куйбышев, куда из столицы переехала значительная часть военно–учебных заведений, на должность начальника командного факультета Военной академии механизации и моторизации РККА.
Но уже весной 1942 г. начинают собирать командиров танковых дивизий, которые имели практический опыт, для комплектования танковых корпусов. В апреле полковник В. Г. Бурков назначается командиром 10‑го тк, формирующегося на Западном фронте. После укомплектования техникой соединение было направлено в 16‑й А. В ее составе корпус участвовал в двух операциях: наступлении на Жиздру (из района юго–западнее Сухиничей) и сдерживал вражеское наступление в направлении Козельск - Белый Верх.
В ноябре 1942 г. 10‑й тк перебрасывается на Юго - Западный фронт, которым в то время командовал генерал Н. Ф. Ватутин, и участвует в контрнаступлении в направлении Старобельска, Маяков, Краматорска и в освобождении Красноармейска и Старобельска. На окраинах Краматорска комкор получает второе за эту войну тяжелое ранение, теперь в область лопатки и левый глаз. После излечения в госпитале, весной 1943 г., он возвращается в корпус, находившийся в это время уже в составе Степного военного округа.
Генерала В. Г. Буркова трудно назвать удачливым военачальником. Большие победы обходили его стороной, не [248] был он избалован и наградами - за 1942 г. и начало 1943 г. получил лишь два ордена Красного Знамени. В то время ряд других командиров таких же танковых соединений награждались более щедро даже высокими полководческими орденами: Суворова и Кутузова. Хотя в аттестационных документах Василий Герасимович характеризуется лишь в положительную сторону. В 1942 г. в карточке появляется запись:
"В бою управляет частями дивизии хорошо, боем лично управляет. Держит себя смело и служит образцом для всего личного состава, пользуется авторитетом".
В то же время ежегодно он получал ранения, причем всегда тяжелые. Не стали исключением и бои на Курской дуге. Конечно же, от увечий на войне никто не застрахован, но у В. Г. Буркова ситуация сложилась по–иному. Он не любил и не умел управлять соединением из КП. Стремился бывать непосредственно в войсках, особенно в тяжелые моменты, справедливо пологая, что именно так наиболее эффективно реагировать на динамичный бой подвижного соединения.
В период летних боев 1943 г. В. Г. Бурков, командуя все тем же 10‑м тк на Воронежском фронте, показал себя не с лучшей стороны. 8 июля, во время контрудара западнее Прохоровки, он проигнорировал приказ Н. Ф. Ватутина и под предлогом, что перед его фронтом обнаружены значительные силы вражеских танков, не отдал приказ о переходе корпуса в атаку. Хотя, как потом выяснилось, именно на участке, где был намечен ввод в бой 10‑го тк, у противника - корпуса СС было наиболее слабое место. Похожая ситуация сложилась и 12 июля 1943 г., в тот день командование корпуса доложило прибывшему члену Военного совета фронта Н. С. Хрущеву, что не знает задачи на контрудар, так как не получало приказа. Как потом выяснилось - это утверждение оказалось выдумкой. Подобные "фокусы" стоили комкору должности, хотя Военный совет 1‑й ТА расценил это как невыполнение приказа и просил руководство фронта отдать генерал–лейтенанта (7.06.1943) В. Г. Буркова под суд военного трибунала. Но, раненый еще 9 июля, комкор отделался относительно легко - его направили в госпиталь, а затем назначили начальником Высшей офицерской бронетанковой школы им. Молотова в Ленинграде, где он прослужил пять лет.
В 1949–1953 гг. он занимал должности помощника командующего 5‑й гв. и 2‑й гв. механизированных армий в Белоруссии и Германии. А в 1955 г., по состоянию здоровья, был уволен в запас. Скончался генерал–лейтенант В. Г. Бурков 12 декабря 1957 г. в Ленинграде. [249]
Глава 2
"Цитадель" началась. Боевые действия 4–5 июля 1943 г.
"Противник ошарашен, но… защищается хорошо…"
Такой вывод был сделан командованием 48‑го тк о действиях войск генерал–лейтенанта И. М. Чистякова после завершения боевых действий по захвату рубежей ПО и БО дивизий первого эшелона 6‑й гв. А, которые, по сути, начали летнее наступление германских войск на Восточном фронте, так как явились составным элементом плана "Цитадель". Однако их место в истории Курской битвы западные и советские историки оценивали по–разному. В нашей историографии традиционно датой начала битвы на Огненной дуге считается вторник 5 июля 1943 г., так как в этот день началось общее наступление групп армий "Юг" и "Центр". Ряд зарубежных исследователей придерживаются иной точки зрения. Они согласны с генералами вермахта, которые ведут отсчет с 4 июля. Именно в этот день командующий 4‑й ТА генерал–полковник Г. Гот отдал приказ командиру 48‑го тк генералу фон Кнобельсдорфу{166} овладеть позициями боевого охранения и передовых отрядов войск правого крыла 6‑й гв. А. Эти рубежи по плану операции были определены как исходные позиции дивизий его корпуса для наступления 5 июля. Таким образом, захват "стартовых площадок" войсками генерала Кнобельсдорфа для рывка на север явился первым шагом в проведении "Цитадели". Для войск 6‑й гв. А это первое достаточно [250] крупное столкновение с противником после мартовских боев окончилось неудачей, а действия и оценки командования Воронежского фронта в этот напряженный момент вызывали как нарекания со стороны Генерального штаба РККА, так и критику ряда исследователей. Поэтому хотя в советской исторической литературе об этих боях и упоминалось, но детального исследования и развернутой оценки, как правило, никто не давал, и они до последнего времени находились в тени. Попытаемся выстроить хронологию событий первого дня Курской битвы, опираясь на доступные сегодня документы и другие источники.
Первым из соединений армии генерала И. М. Чистякова вступил в бой с авангардом изготовившейся к наступлению группы армий "Юг" 22‑й гв. стрелковый корпус генерал–майора Н. Б. Ибянского{167}. Удар противник нанес в необычное для него время. Во второй половине дня 4 июля 1943 г. по боевому охранению и передовым отрядам дивизий правого крыла армии [251] немцы нанесли очень сильный огневой удар с воздуха и артиллерийскими средствами штурмовых групп. Наступление проводилось лишь силами 48‑го корпуса. Остальные соединения 4‑й ТА оставались в своих районах.
Как писал в мемуарах командующий группой армий "Юг" фельдмаршал Э. фон Манштейн, эта атака имела цель овладеть "наблюдательными пунктами, необходимыми для руководства наступлением"{168}.
В литературе советского периода о Курской битве утверждение фельдмаршала подвергалось сомнению. В некоторых источниках утверждалось, что удар 4 июля был рассчитан на неожиданность, и если бы гвардейцы дрогнули, то последовал бы ввод в бой и более значительных сил, то есть общее наступление, запланированное на 5 июля, началось бы на день раньше. Но враг получил решительный отпор, и его замысел, таким образом, был сорван. Судя по имеющимся документам, командование ГА "Юг" не планировало переносить время начала операции "Цитадель" на 4 июля. Атака корпуса Кнобельсдорфа действительно имела цель лишь подготовить для этого условия.
Что же касается захвата удобных участков для артиллерийских НП, то действительно, у немцев с этим были большие трудности. Неприятель плохо просматривал участок нашей обороны, где был намечен главный удар 48‑го тк. Причем немецкое командование возлагало большие надежды на артсредства в ходе прорыва. Поэтому иметь удобные огневые позиции и наблюдательные пункты для артиллерийских дивизионов было действительно важно. О том, что немцы, в частности, перед 67‑й гв. сд, как говорили артиллеристы, были "слепы", подтверждают и советские документы. Приведу цитату из доклада штаба этой дивизии о деятельности артиллерии противника перед ее фронтом за период с 28 мая по 26 июня 1943 г.:
"Эффективность огня артиллерии противника низкая, несмотря на то что некоторые небольшие участки местности подвергаются огневому налету в течение 3–5 минут и по ним выпускается от 50 до 150 снарядов. Потерь в технике, вооружении и людях почти не причинялось. По сравнению с тем количеством снарядов, которые выпускает противник, наши потери незначительны. Это говорит о том, что противник плохо просматривает наш передний край в глубину обороны с основных и передовых НП, подготовленные данные по той или иной цели неточные, следовательно, исходные данные не соответствуют точному расположению цели.
Пример. В 11.00–13.00 23.06.43 г. противник из 150‑мм батареи из района Новая Глинка произвел два огневых налета [252] по оврагу, что южнее Калашное. Выпущено 146 снарядов. Стрельба велась на предельной дальности. Данным огневым налетом противник обстреливал ОП 7‑й батареи 138‑го гв. ап. Снаряды ложились далеко от огневых позиций, и никакого ущерба не причинено"{169}.
Кроме того, немцы стремились перед началом решающего наступления детально разведать и по возможности нарушить систему минных полей. И что немаловажно, дать возможность подвести как можно ближе войска к переднему краю советской обороны, тем самым еще до 5 июля собрать непосредственно у нашего переднего края ударные соединения армии и обеспечить им трамплин для мощного рывка в глубь советских позиций. Учитывая, что на ограниченном участке в 3 км, помимо пехоты и артиллерии, только "Великая Германия" планировала выдвинуть для атаки три с половиной сотни танков, этот аспект был для неприятеля очень актуальным.
Предполагаю, что Г. Гот преследовал и еще одну цель. Он не одобрял идеи "Цитадели", но изменить ничего не мог. Детально изучая несколько месяцев врага, его оборону, пытаясь проникнуть в замысел русского командования, он стремился в неблагоприятных условиях выработать оптимальный план действий. И теперь, когда до его реализации оставались считаные часы, ему не терпелось проверить свои расчеты, хотя бы в общих чертах. И в первую очередь командующего волновали два вопроса: "Столь уж кардинально изменилась Красная Армия после Сталинграда?" и "Так ли крепка оборона русских, какой она кажется на фотоснимках, которые мне периодически представляла разведка?"
Вероятно, с этими мыслями и прибыл генерал–полковник примерно за час до начала атаки в штаб 11‑й тд. Ее подразделениям предстояло овладеть одним из укрепленных населенных пунктов на нейтральной полосе - селом Бутово. Командир дивизии генерал–майор И. Микл{170} и его начальник штаба находились в войсках, поэтому командующего встретил начальник оперативного отдела штаба. Он еще раз доложил обстановку [253] и отметил, что подготовка к атаке прошла по плану. Гот приехал в штаб из бронегруппы дивизии, где встречался с солдатами и офицерами, которым завтра предстояло первыми проверить крепость обороны русских. Говорили о предстоящем бое, о том значении, которое фюрер придает летнему наступлению. И везде он чувствовал тревожное настроение. Неизвестность угнетала, Гот это прекрасно понимал.
Следить за боем по захвату позиций боевого охранения русских он решил из штаба дивизии, который располагался в селе Новая Глинка (в 7 км южнее Бутова). Сюда оперативно стекалась информация о ходе боя от передовых групп. Еще не обработанная, не сведенная в донесения, она не только более детально раскрывала картину боевых действий на участке, где 5 июля 48‑му тк предстояло наносить главный удар, но и несла эмоции людей, гул и грохот разрывов, напряжение боя - все то, без чего нельзя по–настоящему почувствовать и понять суть происходящего на переднем крае.
В Бутове, по данным разведки, русские создали один из наиболее сильных передовые опорных пунктов на нейтральной полосе. В штурме села предстояло участвовать подразделениям обоих гренадерских полков (грп), при поддержке корпусного 911‑го дивизиона штурмовых орудий и саперных подразделений.
В августе 1943 г. воинами 5‑й гв. А был захвачен приказ 111‑го грп 11‑й тд с задачами по захвату этих рубежей. Процитирую выдержку из этого документа:
"1. Противник обороняется в глубоко расположенных, построенных уже несколько месяцев тому назад позициях. Его поведение показывает, что он имеет намерение удерживать выдающуюся вперед фронтовую дугу у Курска при использовании сильных танковых соединений.
2. 111‑му грп, усиленному 911‑м дивизионом штурмовых орудий и 3‑й ротой 209‑го саперного батальона (без взвода быстроходных дозорных патрульных автомобилей), занять в первый день наступления Х-1 западную часть Бутова и высоты севернее его и удерживать их, с тем, чтобы ударом дня X добиться прорыва через систему позиций у Черкасского.
Правее 111‑го грп: 110‑й грп, левее 111‑го грп: дивизия "Великая Германия".
Авиации поддерживать наступление.
3. С целью наступать, выступая в 4 часа, первому батальону, усиленному 3‑й ротой 209‑го саперного батальона без 1/10‑й роты, поддерживаемому 911‑м дивизионом штурмовых орудий.
11‑му батальону поддерживать одновременно наступление своими тяжелыми орудиями и сковывающим наступлением [254] на позицию на южной окраине Бутова между правой границей полка и дорогой Ямное - Бутово.
4. Границы справа - к 110‑му грп, слева к дивизии "Великая Германия" (как обозначено на картах).
5. Ведение боя. Зависит от того:
а) неожиданно без артподготовки занять западную окраину Бутова и оттуда частями наступать на восток на Бутово.
б) Частями тотчас же занять высоты северо–восточнее, севернее и северо–западнее МТС, которые имеют решающее значение, особенно как НП для продолжения наступления в день X утром и для охранения как можно ближе к полосе главных сил противника.