2 июля в 80-м полку 2-го Сибирского корпуса толпа солдат означенного полка учинила самосуд над поручиком 78-го полка Антоновым, которого подозревали в краже лошади, и над 2 членами Искосола, приехавшими на выручку офицеров. Оказалось, что офицер в пьяном виде добрался до какой-то лошади и хотел уехать, солдаты его поймали и принялись над ним издеваться, заставляя нести плакаты: "я вор", угощали пинками и т. д., а члены Искосола, вступившиеся за него, были избиты, причем один из них серьезно.
Дело передано судебной власти; выезжал я в полк, после беседы признали, что самосуд недопустим, но нет у меня гарантии, что таковое явление при аналогичном случае не повторится. В общем, положение в нашей армии серьезное, может быть, наступательное действие ее оздоровит. Считаю нужным подчеркнуть, что те части, которые стоят в окопах, крепко охраняют нашу границу, и мне неоднократно приходилось убеждаться, что секреты, засады и вообще вся наша линия оборонительная бдительно охраняется нашими солдатами, и я не сомневаюсь, что враг, при малейшей попытке перейти к нам в наступление, встретит должный отпор.
3-го июля созывается съезд депутатов XII армии, идет огромная агитация против армейского комитета, и исхода не могу предугадать, но считаю его положение далеко неустойчивым. Считаю своим долгом довести до вашего сведения, что за время моего пребывания, раньше не знаю, армейский комитет строго придерживался платформы Совета, и резких уклонений я не наблюдал, и если б его положение поколебалось, то это было бы большим ударом для состояния XII армии.
Немцы ежедневно перебрасывают в наши окопы газеты, и отчасти благодаря им создается настроение, что наши удачи на Южном фронте – выдумка начальства, чтобы заставить армию идти в наступление. Некоторые полки послали в армию специальных ходоков убедиться, верны ли наши успехи, вот до чего дошло недоверие. А в общем все-таки твердо верю в здоровый инстинкт масс, который выдержит это испытание, в конечном итоге дух революции победит разложение.
Комиссар Минц
2/VII 1917 г., № 22. (Лефорт. Арх., отдел. Кр. Арм. А.; дело № 118; л. 18, 24.)
№ 150. Телеграмма комиссара Западного фронта военному министру (июль 1917 года)
19 часов 12 июля убит наш комиссар первого сибирского корпуса поручик Романенко. Он приводил к повиновению солдат 5-го и 8-го полков 2-й сибирской дивизии. Энергичными самоотверженными действиями вызвал протесты. Когда уезжал, раздались выстрелы. Один выстрел попал комиссару в спину. Он упал с лошади, разъяренная толпа набросилась и прикончила штыками, изуродовав труп. Поручик Романенко беззаветно служил революции. За 2 часа до смерти доносил мне, что одиннадцатого в него два раза стреляли. Умолял ввести смертную казнь. Следствие производится. Киеве осталась несчастная семья, прошу от Временного Правительства назначить пенсию. Настоятельно нужны люди. Сейчас я один.
Помощник комиссара Запфронта Гурвиц
(Лефорт. Арх., отдел. Кр. Арм. А; дело № 33; л. 154)
№ 151. Телеграмма комиссара XII армии военному министру от 18 июля 1917 года
В Краснохолмском полку 116-й дивизии [в] 3-м баталионе убит прикладами командир баталиона подполковник Фрейлих; причина – нежелание баталиона подчиниться настойчивому приказанию работать по укреплению позиции. 18 июля баталион выдал зачинщиков, преданы революционному суду, подробности – очередном докладе.
Минц
18/VII 1917 г., № 62. (Лефорт. Арх., отделен. Кр. Арм. А; дело № 33; л. 139.)
№ 152. Доклады генералов на совещании в Ставке 16 июля 1917 года
1. Из выступления верховного главнокомандующего генерала А.А. Брусилова
Тем не менее дисциплина в войсках не восстанавливалась, а без дисциплины и авторитета начальников успеха в нынешних длительных боях достигнуть невозможно.
Там, где была сильная артиллерия, где была могучая подготовка, там был прорыв, но затем он выдыхался, и войска при нажиме противника и даже без него возвращались на свои позиции.
Теперь прежде всего надо восстановить боеспособность армии, так как без этого никакие предположения, никакие решения не будут иметь значения.
Чтобы вернуть боеспособность армии, надо дать дисциплину войскам. Прежнюю дисциплину полностью восстановить нельзя, и теперь желательно обсудить меры, которые могли бы поднять дисциплину и авторитет начальников и сделать войска послушными. Ведь теперь надо сутки и более, чтобы уговорить части идти выручать товарищей. Во время последних боев войска торговались, митинговали целыми сутками и иногда выносили решения не идти на помощь соседним частям. В результате полная неудача. Без всяких разговоров, при малейшем нажиме дивизии разбегались, не слушая ни уговоров, ни угроз. Все это происходило от того, что начальники от ротного командира до главнокомандующего – не имеют власти.
Работа комитетов и комиссаров не удалась, так как они заменить начальников не могут.
История указывает, что есть предел свободе армии, перейдя который армия обращается в скверную милицию, необученную, непослушную и выходящую из рук начальников.
2. Из выступления главнокомандующего армиями Северного фронта генерала В.Н. Клембовского Северный фронт находится в состоянии разложения. На правом его фланге в 12-й армии развал достиг крайней степени, братание идет вовсю, попытки офицеров прекращать братание оканчиваются неудачей, если применяются против братающихся пулеметы, то толпа солдат набрасывается на них и приводит их в негодность. До какой степени дошло моральное разложение, видно хотя бы из того, что прислуга города Риги ездит по праздникам на балы в глубокий тыл немцев, проводит там ночь и к утру возвращается, пропускаемая нашим сторожевым охранением. Без сомнения, противник пользуется этим в целях разведки. Все, что у нас делается, все становится известным противнику. […] Даже Двина не препятствовала братанию, так как солдаты переплывают ее на лодках.
3. Из выступления главнокомандующего армиями Западного фронта генерал-лейтенанта А.И. Деникина
Я застал Западный фронт в полном развале. Это меня, признаюсь, угнетало. Ни из донесений, которые я получал в бытность мою начальником штаба Верховного главнокомандующего, ни от генерала Гурко, когда принимал от него фронт, я не мог почерпнуть сведений, рисующих истинное положение Западного фронта. Но все вскоре разъяснилось. Войска до некоторой степени были послушны, пока образ их действий был пассивный, но как только потребовалось от войск проявить активность, развал обнаружился в полной силе.
В течение двух-трех недель, путем чрезвычайной работы командного персонала удалось развернуть 10-ю армию, но при каких условиях: 48 батальонов отказались идти в бой. Один из трех ударных корпусов развернулся, другой разворачивался две-три недели, третий совсем не развернулся. В частях царили неповиновение, разбои, грабежи, опустошались винокуренные заводы. Некоторые части, как, например, 703-й Сурамский полк, потеряли человеческий облик и оставили воспоминания на всю жизнь.
Обстановка требовала перехода фронта в наступление, так как противник уже снял с Западного фронта четыре дивизии. Я решил наступать, невзирая ни на что. Я снял все негодное с фронта (всего до 30 тысяч) и отвел в тыл.
20-й корпус был двинут мной на смену правофлангового корпуса, так как я его считал лучшим. Однако, как только он получил боевой приказ, одна из его дивизий в первую же ночь прошла 30 верст, но затем вернулась в свое первоначальное место расположения. Другая дивизия вовсе отказалась наступать. Наконец она развернулась после длительных переговоров.
С нравственной стороны войска обрабатывались старшим командным составом, был и военный министр, приезжал и Верховный главнокомандующий генерал Брусилов.
Я не знаю, какое они вынесли впечатление, но обстановка была такова: когда военный министр был в 28-й и 29-й дивизиях, то все клялись ему идти в бой и вообще встретили его восторженно. Когда же военный министр уехал, то на станцию явились депутаты и сообщили, что после отъезда министра полки вынесли резолюцию не наступать.
Я присутствовал при трогательной картине передачи [201-му пехотному] Потийскому полку красного знамени, когда на нем солдаты клялись идти на смерть; этот же самый Потийский полк за час до наступления ушел назад за 15 верст.
Верховный главнокомандующий при объезде фронта вынес впечатление, что солдаты хороши, но что начальники испуганы и выпустили власть из своих рук. Это не вполне верно. Не власть ушла из рук начальников, а ее у них вырвали.
Наиболее восторженную встречу Верховному главнокомандующему оказали на митинге 1-го Сибирского корпуса, но, когда уехал Верховный главнокомандующий, митинг продолжался, причем поносили Верховного главнокомандующего и про него говорили: "Чего вы слушаете старого буржуя?", всячески ругали. Слушатели аплодировали [оратору] и кричали "ура", как в свое время Верховному главнокомандующему.
(На фронте в предоктябрьские дни: (по секретным материалам Ставки) // Красная летопись. 1923. № 6. С. 20–22, 27. Публикуется по: Антивоенные выступления… С. 189–193.)
№ 153. Телеграмма генерала Барковского военному министру от 31 июля 1917 года
Доношу, что вчера погиб при трагических обстоятельствах убитый своими солдатами командующий 299-м пехотным Дубненским полком генерал-майор Пургасов. Обстоятельства, при которых совершилось убийство, были следующие: одна из рот Дубненского полка отказалась признать своим начальником офицера, вновь назначенного командиром этой роты. По выяснении главных виновников и их аресте роту приказано было расформировать, но рота не подчинилась этому приказу и взбунтовала часть полка. При попытке командующего полком восстановить порядок силою оружия, остальная часть полка присоединилась к бунтовщикам, окружила командующего полком, который пал под ударами прикладов обезумевшей толпы. Покойный генерал Пургасов, участник кампании от ее начала, кавалер ордена св. Георгия и георгиевского оружия был доблестным боевым командиром и преданным сыном родины беззаветном служении которой исполнил свой долг до конца.
Начдив 25 генерал-майор Барковский
31/VII 1917 г., № 12253. (Лефорт. Арх., отделен. Краен. Арм. А; дело № 33, л. 124, 125.)
№ 154. Из записок прапорщика А. Гиппиуса, председателя комитета 293-го Ижорского полка (74-я пехотная дивизия, 41-й армейский корпус, 7-я армия ЮЗФ (начало августа 1917 года)
Временное правительство не умело ни воссоздать боевого настроения, ни восстановить дисциплину. Мечтали лишь об одном: чтобы солдаты сидели по казармам и окопам и выслушивали красивенькие речи министров и комиссаров, когда тем придет охота поговорить. Ну конечно же, и в бой солдаты должны идти, когда им начальство прикажет.
Полная безнадежность положения была ясна Леваниду [80] и не только ему. Офицеры ходили, понуря голову, молча гибла строевая часть армии. Погибал и 293-й пехотный. И среди солдат были люди, искренно горевавшие о гибели славного боевого полка. Но и эти люди с каждым днем гасли, блекли, темнели.
Теперь другие идеи захватили солдат. Идеи необходимости немедленного мира и идея немедленного возвращения домой.
Участок фронта был глухой. Большевистская литература не докатывалась, вернее, не допускалась в полк армейским и корпусным комитетами. Полк разлагался тихо и вполне самостоятельно. Впрочем, не совсем самостоятельно. Из деревни шли письма, письма и письма…
– Долой войну, немедленно домой! – вот надежды-лозунги, которыми жили солдаты.
Тот, кто выставил эти два лозунга, как политическую программу партии большевиков, немедленно привлек на свою сторону сердца солдат 41-го корпуса.
(Гиппиус А. Записки главноуговаривающего 293-го пехотного Ижорского полка. М. – Л.: Госиздат, 1930. С. 107–108. Публикуется по: Антивоенные выступления… С. 201–202.)
№ 155. Из воспоминаний В.П. Федосеева, рядового 2-го Сибирского артиллерийского дивизиона (2-я Сибирская стрелковая дивизия, 1-й Сибирский армейский корпус, 10-я армия ЗФ). Начало августа 1917 года
В первых числах августа перед нами была поставлена задача усиления братания наших солдат с немецкими и австрийскими. Для оперативного руководства этим делом была создана группа большевиков в количестве 4 человек.
Мне было поручено организовать охрану братания, чтобы артиллерия, особенно 4-я батарея, где командир батареи готовился помешать нам, не открыла огонь по братавшимся.
Встреча сторон произошла левее озера Нарочь. Во время встречи немецкие, австрийские и наши солдаты беседовали на политические темы, угощали друг друга и даже обменивались подарками. Задушевные разговоры сводились к тому, что бесцельно истреблять друг друга в интересах помещиков и капиталистов. После этого мы встречались с немцами еще раза три неофициально, украдкой от командования.
(Федосеев В.П. В борьбе с контрреволюцией // В борьбе за Октябрь в Белоруссии и на Западном фронте: воспоминания активных участников Октябрьской революции. Минск: Госиздат БССР, 1957. С. 302. Публикуется по: Антивоенные выступления… С. 202–203.)
№ 156. Выдержки из сводки сведений военного комиссара при главнокомандующем армиями Западного фронта о настроении войск с 12 по 19 августа 1917 года
2-я армия . 9-й армейский корпус: 5-я пехотная дивизия, 42-я пехотная дивизия, 168-я пехотная дивизия и 15-я Сибирская стрелковая дивизия.
В корпусе существенных изменений к лучшему не наблюдается. В общем, наружные порядок не нарушается, занятия и наряды на работы выполняются безропотно, но общее настроение глубоко апатично. Служба несется, как тяжкая повинность. Интерес к политическим вопросам ослабевает. Доминирует разговор о мире, отпуске, довольствии и о предстоящей зимней кампании. Отношение к офицерам сдержанное. Необходимо отметить настроение солдат 5-й артиллерийской бригады. Оправдательный приговор по делу об избиении офицеров 6-й батареи солдатами понят, как победа над начальством. Настроение офицеров крайне подавленное…
3-я армия. 15-й армейский корпус: 6-я пехотная дивизия, 8-я пехотная дивизия, 137-я пехотная дивизия, 181-я пехотная дивизия. Настроение не улучшается, а в 6-й дивизии ухудшилось под влиянием пришедших пополнений. В 8-й дивизии 15-го августа не вышел на занятия 3-й баталион 29-го Черниговского полка, виновные выясняются. Доверия к комитетам нет. К офицерам относятся с недоверием…
35-й армейский корпус: 55-я пехотная дивизия, 67-я пехотная дивизия, 170-я пехотная дивизия. Масса примолкла и заметно стала скрытна. Боеспособность низкая… Брожения не улеглись. Влияние пополнений разлагающе. Дезертиров нет.
10-я армия. 2-й Кавказский корпус: 1-я Кавказская гренадерская дивизия, 51-я пехотная дивизия, 134-я пехотная дивизия. В общем, настроение корпуса сильно пониженное. Все притихло, и за немногими исключениями приказы выполняются. Частично продолжаются случаи неповиновения, но как отголоски прежнего или при неумелом обращении командного состава. Масса апатична и ничем не интересуется. Боеспособность низкая. Служба несется небрежно. Сменяются части неохотно. Были на этой почве эксцессы. Дезертиров и братания не наблюдается…
1-й Сибирский корпус: 1-я Сибирская стрелковая дивизия, 2-я Сибирская стрелковая дивизия, 16-я Сибирская стрелковая дивизия, 132-я пехотная дивизия и 169-я пехотная дивизия. Настроение наружно спокойное. Масса угрюма. Недоброжелательство к офицерам прежнее. Офицерский состав надломлен. Солдаты в массе воевать не хотят. Процветает карточная игра и винокурение. Боеспособность низкая. Часты случаи отказов выполнять боевые приказы. Есть указания на то, что комитеты не на высоте.
В 16-й Сибирской стрелковой дивизии 61-й полк отказался выполнить боевой приказ. Начальник дивизии и командир полка арестованы. Подтянуть особый отряд выехал комиссар. По донесению комиссара, неправильно действовал начальник 132-й пехотной дивизии, чем осложнил положение в 528-м и 527-м полках…
Отчеты комиссаров 2-й и 3-й армии не получены.
2) Военно-революционные суды.
Практика применения военно-революционных судов на Западном фронте в настоящее время не выдерживает никакой критики, не соответствует ни духу, ни смыслу означенного закона, вносит страшный разлад между командным составом и массой населения, дискредитируя самую идею этих судов.
После обнародования означенного закона он стал более чем широко применяться на Западном фронте.
Командный состав, горячо желавший восстановить упавшую дисциплину и поднять авторитет офицеров в армии, увидел в этих судах быстрое и энергичное средство.
Военно-революционные суды стали назначаться начальниками дивизии по самым разнообразным преступлениям.
Были случаи применения военно-революционных судов за заочный неуважительный отзыв о начальстве, за отказ учредить дисциплинарные суды, наконец, за сорванное яблоко в помещичьем саду и даже за подстрекательство к этому.
Так как по этим делам виновники были неочевидны и квалификация преступления спорна, то назначались дознания, и суд назначался недели через две-три после совершения преступления. Таким образом, не исполнялось два основных условия, при коих возможно существование военно-революционных судов – суд этот назначается по важнейшим преступлениям и осуществляется немедленно после совершения преступления.
Такое расширение деятельности военно-революционных судов привело к тому, что они в воззрениях масс стали наряду с полковыми и корпусными судами, что ослабляет их значение и дискредитирует их.
Мною приняты против сего меры, как видно из прилагаемых при сем:
1. Моего сообщения Главкозапу.
2. Моего предложения комиссарам армий.
3. Выписи из приказа по дивизии.
3) Армейские и фронтовые комитеты указывали мне на полную небоеспособность окопов и ужаснейшее состояние зимних землянок. Их сообщения мною были переданы начальнику штаба, уже ранее крайне озабоченному этим вопросом. Для ознакомления и в согласии с ним мною было сообщено армейским комитетам и Комиссарам о необходимости содействия со стороны комитетов командному составу в деле улучшения землянок и окопов. Копию сообщения Начальника Штаба и предложение комиссарам при сем прилагаю.