"Вследствие неблагоприятных погодных условий предполагалось эту операцию начать в конце января, когда ожидалось улучшение погоды.
Поскольку операция эта рассматривалась и подготавливалась как операция с решительными целями, то хотелось провести её в более благоприятных условиях.
Однако ввиду тревожного положения, создавшегося в связи с наступлением немцев в Арденнах, Верховное командование советских войск дало приказ начать наступление не позже середины января, не ожидая улучшения погоды.
<…>
Наступление было начато в крайне неблагоприятных условиях…, что совершенно исключало работу авиации…"
Антонов также прибавил, что артиллерийское наблюдение ограничивалось сотней метров. А ведь мы сосредоточили в полосе прорыва огромное количество артиллерии крупного калибра, и точность стрельбы была очень важна.
Так или иначе, ко времени февральского доклада Антонова успех был достигнут. Но уже 15 января 1945 года Сталин писал Рузвельту:
"После четырёх дней наступательных операций на советско-германском фронте я имею теперь возможность сообщить Вам, что, несмотря на неблагоприятную погоду, наступление советских войск развивается удовлетворительно. Весь центральный фронт, от Карпат до Балтийского моря, находится в движении на запад. Хотя немцы отчаянно сопротивляются, они всё же вынуждены отступать. Не сомневаюсь, что немцам придётся разбросать свои резервы между двумя фронтами, в результате чего они будут вынуждены отказаться от наступления на западном фронте…
Что касается советских войск, то можете не сомневаться, что они, несмотря на имеющиеся трудности, сделают всё возможное для того, чтобы предпринятый ими удар по немцам оказался максимально эффективным".
На Крымской конференции в феврале 1945 года Черчилль выразил "глубокую благодарность и восхищение той мощью, которая была продемонстрирована Красной Армией в её наступлении".
Сталин в ответ сказал, что "зимнее наступление Красной Армии, за которое Черчилль выразил благодарность, было выполнением товарищеского долга".
Он также заметил, что "согласно решениям, принятым на Тегеранской конференции, Советское правительство не обязано было предпринимать зимнее наступление".
Сегодня это тоже забыто или сознательно заслонено злостными и злобными мифами о Сталине и о сути и значении действий Красной Армии в 1945 году и вообще в той войне. Но это было, и мы ещё вернёмся к теме благородства Сталина и ловкачества его западных партнёров.
Тема того стоит!
УДИВИТЕЛЬНО другое…
Казалось бы, ситуация вокруг "арденнского синдрома" настолько выигрышна для нас, что этот яркий пример выполнения нами своего союзнического товарищеского долга могли бы включить в СССР даже в школьные учебники истории. Однако даже в "брежневской", 70-х годов издания, академической "Истории Второй мировой войны" арденнские коллизии были описаны как с самого начала для немцев проигрышные. Но тогда получается, что не таким уж и значительным был факт ускорения советского зимнего наступления в 1945 году?
"Скромность" со стороны авторов капитального советского труда странная, уходящая, впрочем, корнями ещё в хрущёвские времена, что тоже более чем странно. Тем не менее факт остаётся фактом: в изданной в 1957 году МИДом СССР и Политиздатом "Переписке Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг." отсутствуют как письмо Черчилля Сталину от 6 января 1945 года, так и ответ Сталина.
С чего бы это, господа "бойцы идеологического фронта" хрущёвского ЦК КПСС?
Я понимаю, почему о значении советского наступления на Востоке для спасения союзнического фронта на Западе помалкивают Фуллер, Лиддел Гарт, Меллентин, Типпельскирх, Гудериан, Погью, Дарси и прочие западные историки. Я понимаю, почему американский генерал Брэдли с ловкостью шулера объясняет успех советского зимнего наступления "стратегическим влиянием успеха союзников в Арденнах".
Но почему этому не дали жёсткий отпор советские военные историки? Заранее готовили позиции для получения заокеанских грантов после 1991 года, что ли?
Союзники – даже оказываясь в Европе под реальными бомбами, снарядами и пулями – относились к войне, скорее, как к игре. Чтобы убедиться в этом, достаточно почитать мемуары их генералов. Немцы же, противостоявшие им на Западе, знали, за что воевали – за Германию. Фельдмаршал Рундштедт, вступая в должность командующего войсками на Западе, заявил, что будет бороться "за выигрыш времени для подготовки своего наступления с целью ликвидации угрозы немецкой земле".
Рундштедт – это "верхи" вермахта.
А вот армейский "низ" – показания пленного обер-лейтенанта Эриха Лиса, командира 7-й роты 112 моторизованного полка 20 танковой дивизии, приведённые в информации разведывательного отдела штаба 5-й Гвардейской армии 1-го Украинского фронта от 9 марта 1945 года. Лис заявлял: "Сверху нам говорят, что придёт и наше время. Будут созданы новые соединения. Эти соединения выбросят русских из Германии".
В цитируемой информации разведотдела 5-й Гвардейской армии приводятся разные мнения: это был уже как-никак март 1945 года. И если пленный командир роты лейтенант Хольц был убеждён: "Война будет закончена в этом году нашей победой", то пленный фольксштурмист Кройс Корнел признавал: "Успехи Красной Армии… приводят солдат в ужас… Поражение Германии убивает дух немецкого солдата, в то время как русских их успехи только лишь ободряют". Однако дух сопротивления в немцах угасал лишь постепенно. Под новый 1945 год генерал Меллентин вновь попал на фронт – командовать 9-й танковой дивизией. Позднее он писал: "В большинстве своём мои солдаты были австрийцами, и, несмотря на большие потери, их боевой дух был ещё высок".
Это австрийцы!
Что уж говорить об "имперских" немцах!
ПО-НАСТОЯЩЕМУ немцы были сломлены только в конце апреля – сломлены не столько материально, сколько морально. На этот счёт можно приводить много доказательств, но сошлюсь на мемуары дважды Героя Советского Союза маршала авиации Евгения Яковлевича Савицкого. Как раз в последних числах апреля 1945 года этот прославленный лётчик неожиданно получил возможность наблюдать с земли наземный же бой и даже участвовать в нём.
Вышло так… Организуя взаимодействие с танковой армией генерала Богданова, Савицкий заночевал с начальником штаба армии генералом Радзиевским в селе под Бранденбургом, и в результате им пришлось ввязаться в ночной бой нашей танковой роты с батальоном немцев.
Позднее Савицкий вспоминал:
"Втроём, с оказавшимся рядом офицером и солдатом, я поднялся на второй этаж пустого… дома. Радзиевский с двумя другими офицерами остался внизу…
Я выбил раму прикладом. Площадь была, как на ладони. Залитая желтоватым лунным светом, она превратилась в поле боя. Можно было легко отличить наших солдат от немецких. И не только по цвету формы.
Как-то иначе наши ребята вели бой, споро и деловито. Будто не со смертью поневоле в орлянку играли, а выполняли привычную, хотя и трудную работу".
Вскоре эта ратная работа должна была закончиться. Но для того, чтобы это стало фактом, надо было воевать до последнего дня войны. А порой – и после него.
На Западе об Арденнской операции написано много, но не так уж много правдивого. И забавно, например, читать некоторые места мемуаров знаменитого Отто Скорценни, командовавшего в Арденнской операции особым подразделением "коммандос" под "маркой" 150-й танковой бригады.
Есть и более чиновные, а одновременно и более забавные примеры. Так, уже после войны фельдмаршал фон Рундштедт, оправдывая свой провал в Арденнах, заявил английскому военному историку Лиддел Гарту, что во время Арденнского наступления "единственными войсками, которыми ему (Рундштедту, – С. К.) было разрешено распоряжаться, была охрана, стоящая против его штаба".
Оказывается, не только гоголевская унтер-офицерская вдова могла сама себя высечь, но и германские фельдмаршалы на такое способны! Ведь если дела обстояли так, как описал Рундштедт, то мало-мальски уважающий себя полководец должен был бы поблагодарить фюрера за почётное предложение принять командование войсками на Западе, но категорически отказаться от подобной "высокой чести", превращающей боевого генерала в "свадебного".
Нет, в конце 1944 года и в начале 1945 года на Западном фронте командовали и распоряжались германские генералы, не утратившие ни полноты власти, ни способности выигрывать – при везении – битвы. На рубеже 1944 и 1945 годов многие генералы Западного фронта, а также их подчинённые не утратили ещё веры и в то, что они способны выиграть войну или, по крайней мере, удержать ситуацию от катастрофы. Лишь когда это не удалось, начались послевоенные генеральские и фельдмаршальские побрехушки типа той, о которой рассказано выше.
А ведь если бы не русское наступление – катиться бы союзникам до Парижа и дальше.
Глава 2. Об экономике Рейха, якобы разгромленной янки с воздуха
ЛЖИВЫ и заявления о том, что к весне 1945 года военная экономика Рейха лежала в развалинах, разгромленная янки с воздуха…
Впрочем, вначале пару слов о бывшем министре вооружений Третьего рейха, бывшем любимце Гитлера, Шпеере. Он сумел быстро "денацифицироваться", и поэтому в своих мемуарах порой просто клеветал на бывшего "шефа", отказывая ему, например, в чувстве юмора.
В мемуарах Шпеер настойчиво пытался выпятить свою роль "спасителя Германии" от якобы обуявшей фюрера страсти к тотальному разрушению экономики Рейха. Однако миф о жёстком приказе Гитлера уничтожать всё и вся расходится с идеями завещания Гитлера, подлинность которого не оспаривается и в котором Гитлер ориентирует германский народ на продолжение "дальнейшей битвы нации" и "продолжение строительства национал-социалистического государства". Не настолько глуп был Гитлер, чтобы не понимать, что без заводов и инфраструктуры не повоюешь и ничего не построишь. Так что вряд ли он бездумно приказывал все к чёртовой матери взрывать, взрывать, и взрывать…
Тотально разрушали Германию союзники. Но разрушали они, в основном, города.
А вот заводы…
В 1947 году на Западе вышла книга "IG FARBEN", в 1948 году изданная в СССР под названием "ИГ ФАРБЕНИНДУСТРИ". Автором этой интересной и нестандартной книги был американский экономист и журналист Ричард Сэсюли. Сэсюли имел после войны редкую возможность знакомства с архивами Рейха и с его экономикой. Так вот он писал, что при условии обеспечения топливом, материалами, ремонтом и транспортом экономика Германии могла бы работать почти на 90 процентов своей максимальной мощности до конца войны.
Так что стало результатом стратегических "ковровых" бомбардировок территории Германии? Разбомбленная экономика, или сотни тысяч жертв гражданского населения?
Книга Сэсюли начинается так:
"Глубоко в лесах Восточной Баварии запрятали нацисты свои новейшие военные заводы. Вы можете проехать мимо них по дороге и ничего не увидеть. Можно пролететь над ними – и опять-таки ничего не увидеть, кроме густого зелёного покрова лесов.
Военные заводы отлично замаскированы… Как правило, цехи разбросаны на большой площади и соединены между собой километрами зелёных трубопроводов".
Сэсюли знал, что писал. Призванный в американскую армию, он входил в группу полковника Бернштейна, проводившую расследование деятельности германского химического концерна "ИГ Фарбениндустри". Сэсюли исколесил всю американскую (и не только американскую) зону оккупации и собрал богатейший документальный материал, дополненный личными впечатлениями.
Вот конкретный пример, приводимый Сэсюли:
"На лужайке в баварском лесу стоит недостроенное здание… со сводчатой крышей… в длину около 800 м, в ширину у основания больше 90 м, а в высоту более 30 м. Оно предназначалось для самолётостроительного завода фирмы "Мессершмитт"".
Завод заглублялся в землю, толщина купола составляла 6 метров. И это строительство, начатое лишь в августе 44-го, Рейх продолжал до середины апреля 45-го, когда в эту зону вошли войска Соединённых Штатов Америки.
"Бо́льшая часть немецких городов была превращена в развалины, – писал Сэсюли. – В зоне, оккупированной американской армией, единственным не пострадавшим серьёзно большим городом был Гейдельберг. На первый взгляд, казалось, что должны пройти десятилетия, прежде чем Германия снова станет производящей страной. При виде развалин городов нельзя было представить себе, что заводы остались нетронутыми".
Однако это было именно так: заводы оставались по преимуществу нетронутыми. Союзники бомбили центральные районы городов – жилые. Эти районы были меньше прикрыты силами ПВО, а главное, дома́ немцев не имели никакого отношения к собственности граждан США, в отличие от многих германских предприятий, которые прямо принадлежали фирмам США или в которых американский капитал преобладал.
Возможны были и иные варианты отношений и распределения собственности. Сэсюли откровенно признавался:
"В большей мере, чем какой-нибудь другой концерн в мире, ИГ Фарбениндустри стал центром сети международных картелей, контролирующих поразительный ассортимент продукции – нефть, каучук, красители, азот, взрывчатые вещества, алюминий, никель, искусственный шёлк. Около пяти тысяч километров отделяют правление ИГ Фарбениндустри во Франкфурте-на-майне в Германии от атлантического побережья Соединённых Штатов Америки, но ИГ Фарбениндустри мог бы много рассказать об американской военной промышленности…"
В этой ситуации далеко не всем в США требовалась лежащая в развалинах германская промышленность, особенно тяжёлая. И эта дополнительная политическая защита в сочетании с высокой противовоздушной защищённостью военных заводов Германии обеспечивала её экономике вполне устойчивый режим деятельности, который бомбардировки сорвать не могли.
И это при том, что в США имелись влиятельные силы, желавшие не только разгрома вооружённых сил Рейха, но и разгрома его экономики, прежде всего тяжёлой промышленности. После смерти Рузвельта в Белом доме была утверждена директива объединённых начальников штабов США и Англии генералу Эйзенхауэру № 1067 от 11 мая 1945 года. В основу директивы была положена программа американского еврея, бывшего министра финансов в правительстве Рузвельта, Генри Моргентау. А целью программы было расчленение Германии и её аграризация.
В части промышленности директива предписывала:
"а) запретить и предотвратить производство чугуна и стали, химикалиев, цветных металлов, станков, радио– и электрооборудования, автомобилей, тяжёлого машинного оборудования… кроме как для целей предотвращения голода или беспорядков, или болезней, могущих угрожать оккупационным войскам;
б) запретить и предотвратить восстановление предприятий и оборудования этих отраслей промышленности, кроме как для нужд оккупационных войск".
Однако людей, заинтересованных в послевоенном развитии экономики Германии – под контролем США, конечно, – было в Вашингтоне и Нью-йорке всё-таки больше. Они и определили целеуказание для стратегической авиации США: разрушать города, но не трогать заводы. Они в итоге и взяли курс на новую, промышленно развитую Германию, экономика которой к концу войны была в основном сохранена. Для простаков же уже в ходе войны был создан миф о том, что бомбардировки Рейха союзниками и стали причиной краха Рейха.
Немцы сумели создать очень современную и перспективную военную экономику и к 1945 году многого достигли в сфере разработки новейших образцов военной техники, и прежде всего в области ракетной техники, реактивной авиации и электроники.
В ракетостроении они обогнали вообще всех, и советские ракетчики, познакомившись с тем, что умели делать их германские оппоненты, заявляли после войны: "Это то, чего не может быть". А когда крупный специалист в области лопаточных (не от слова "лопата", а от "лопатка компрессора или турбины") машин академик АН УССР Проскура в сороковые годы ознакомился с немецкими трофеями, он заявил: "Этого не может быть!", имея в виду сумасшедшие – по тем временам – скорости вращения элементов турбонасосного агрегата двигателя немецкой баллистической ракеты "Фау-2". Даже в 70-е годы ракетные шедевры Рейха впечатляли.
Немцы имели поражающие достижения также в области создания авиационных реактивных газотурбинных двигателей и реактивных самолётов. Да и в проблеме создания атомной бомбы они не так уж отстали от англосаксов.
Что же касается германской экономики, то её материальное состояние в 1945 году могло бы обеспечить немцам ещё долгое сопротивление, вопреки мифу о том, что союзные бомбардировки уничтожили материальную основу мощи Третьего рейха.
Глава 3. Варшавское восстание 44-го – "мина" Лондона под Победу 45-го…
В БОЯХ за свободную Польшу в 1944 и 1945 годах погибло более 600 (шестисот!!!) тысяч советских солдат и офицеров.
Потери Войска польского составили за эти же два года 26 тысяч убитыми и пропавшими без вести. Если подсчитать потери поляков в 1939 году во время боевых действий в польско-немецкую войну и вообще все боевые потери поляков на всех фронтах Второй мировой войны, включая их потери в составе войск союзников, то суммарная цифра далеко не "дотянет" даже до трети потерь народов СССР, понесённых при освобождении Польши.
Уже одно это обстоятельство должно было бы обеспечить единственное, исторически и нравственно оправданное отношение всех последующих поколений поляков к словам "русский" и "советский" – благодарно-благоговейное! Вместо этого поляки и "россиянские" "демократы" по сей день тычут нам в нос Катынью, где поляков расстреляли немцы в 1941 году, чтобы свалить это на русских в 1943 году.
Вместе с Западом поляки обвиняют русских и Сталина также в том, что Красная Армия якобы могла освободить Варшаву летом или ранней осенью 1944 года, а не в середине января 1945 года. Мол, Сталин не захотел поддерживать "вспыхнувшее" в Варшаве 1 августа 1944 года восстание, потому что оно было организовано не левыми, а прозападными силами.
Миф о возможности освобождения Варшавы летом 1944 года накладывается на миф о якобы возможности "неоднозначной трактовки" истории и подоплёки Варшавского восстания… Но изучение документов и анализ общей политической и военно-политической тогдашней ситуации однозначно приводят к выводу о полной правоте Сталина и подлости действий Черчилля и пригретого Лондоном эмигрантского польского "правительства" во главе вначале с генералом Сикорским, а затем – с политиканом Миколайчиком.