Мы согласились. И первый вывод, сделанный археологами еще до того, как заработали лопаты, гласил, что строители этой хавитты располагали чем-то, чего недоставало нынешнему населению. Они были тесно связаны с внешним миром и опирались на поддержку извне. Откуда бы ни пришли редины, в их экономике были избыточные ресурсы, допускавшие такие излишества, как строительство огромных культовых сооружений. Лишенный облицовки с изящным декором, без храма или шпиля на вершине, все равно рукотворный холм не уступал высотой курганам на могилах самых великих древних королей Европы и габаритами был равен средней по величине майяской пирамиде или зиккурату Месопотамии. А ведь покоился он на крохотном клочке суши, едва выступающем над уровнем моря. Песок и кораллы, никаких ископаемых богатств. Ни металлов, ни драгоценных камней. Не было тут и плодородных нив. А только раковины каури - и всемогущее солнце. Полуденное солнце в зените озаряло остров своими лучами, и природный путь, соединяющий Восток с Западом, струился вдоль его берегов.
Даже после того, как весь холм был расчищен, мы не увидели никаких признаков, говорящих о том, что он служил буддистам или индуистам, хотя, надо думать, и те, и другие побывали на Гане, как и на многих островах поблизости. Мусульмане так же точно не обошли хавитту своим вниманием, унося все лежавшие на виду красивые облицовочные блоки. Все же, тщательно обследуя крутую осыпь, сложенную битым кораллом, мы то и дело находили прямоугольные блоки с рельефным солнечным орнаментом. На одних камнях солнце было изображено с крыльями, на других - без оных. Было очевидно, что солнце играло центральную роль в понятиях строителей этого храма. Обследуя хавитту на Ниланду, мы не обнаружили солнечных символов, не было их и на обломках буддийских ступ, осмотренных нами по пути к Экваториальному проходу. Мы встретили их только здесь, у экватора. В тех самых местах, куда приезжали в первый раз, чтобы искать следы солнцепоклонников.
Продолжая расчищать участок вокруг холма, мы обратили внимание на то, что блоки с солнечными символами встречаются нам на всех склонах, кроме северного. По мнению Юхансена, это объяснялось тем, что люди, прибывшие с севера, связывали солнце только с тремя странами света - востоком, югом и западом. Тогда как четвертая для них исключалась, хотя здесь, на экваторе, временами солнце светило и с севера.
Интересное наблюдение. Следуя рассуждению Юхансена, надлежало исключить возможность прибытия этих солнцепоклонников из какой-либо части Южной Азии, вообще всего тропического пояса, простирающегося до 23°28' с. ш. А вот долина Инда и Месопотамия находятся за пределами тропиков, так что солнцепоклонники в этих культурных регионах не могли видеть солнце на севере.
Мы знали, что под обломками у подножия холма сохранилась кладка прямых стен. А потому археологи начали с того, что осторожно подняли все съехавшие сверху блоки и тщательно осмотрели их в поисках резьбы, прежде чем отнести подальше от холма. В прошлый раз мы уже видели часть уцелевшей кладки; теперь нашим глазам предстали новые участки. Как мы и предполагали, облицовка осыпалась и холм принял округлую форму потому, что мусульмане разобрали подпорные стенки. Но когда они прибыли на остров, нижняя часть храма уже была скрыта растущим слоем лесной почвы и нанесенного ветром песка.
Убрав обломки, мы приступили к раскопкам по периметру и убедились, что подпорные стены в общем целы. Однако они озадачили нас неожиданными изгибами. От первого расчищенного угла кладка сворачивала влево, и мы ждали того же у следующего угла, но она вдруг повернула вправо, вместо того чтобы замкнуть прямоугольник. Может быть, основание было неправильной или звездообразной формы? Однако к концу первого дня стало ясно, что сооружение в своей главной части было квадратным и ориентированным по солнцу. Кажущиеся отклонения были образованы подпорными стенками пандусов, поднимавшихся вверх по центру каждой из четырех сторон. Точно такие пандусы можно увидеть, в частности, на мексиканских пирамидах.
На второй день работ окончательно выявились очертания пирамидального сооружения с четырьмя ритуальными пандусами. Во время расчистки накануне мы уже собрали в груде упавших сверху обломков целую коллекцию тесаных и орнаментированных блоков с преобладанием рельефных солнечных символов в декоре. Теперь нам сверх того встретились камни с изображениями меньших размеров, так что рядом помещались два символа, а на одном угловом блоке было высечено четыре солнца, с каждой стороны по два друг над другом. Особенно искусно были оформлены камни с декором из парных солнц, чередующихся с тройными жезлами.
Один небольшой фрагмент углового блока был сплошь покрыт сложным узором из крохотных солнц, зарубок и миниатюрных колонн; лишь очень искусный художник мог придумать такую композицию, и только опытный мастер мог перенести ее на камень. Глубоко врезанные мельчайшие детали позволяли предположить, что этот камень составлял часть изящнейшего фриза или же был отбит от кладки маленького жертвенника. Мы нашли также части карнизов с различными узорами; некоторые из них украшал уже знакомый нам ряд лепестков лотоса. Декор других камней напоминал классические греческие триглифы и метопы.
Но больше всего нас поразили блоки с диковинным узором, изрядное количество которых встретилось нам у юго-восточного угла пирамиды. Глубокие впадины на первом из них были так плотно забиты землей и белой штукатуркой, что он выглядел рядовым тесаным камнем, пока его не почистили лопаточкой и щеткой. Зато после этого нашему взору неожиданно предстало стилизованное изображение черепа, взирающего на нас пустыми глазницами. Впечатление пристального взгляда создавали окаймляющие глазницы выпуклые полоски. Напрашивалось сравнение с элегантными очками в полукруглой оправе, и выглядело это довольно жутко. Череп был приплюснут сверху, на месте носа вырезана ямка, нижняя челюсть отсутствовала, однако, если эти угловые блоки клали друг на друга, венчающий черепа частый ряд квадратных выпуклостей мог изображать зубы вышележащей личины.
От каждой глазницы вниз спускалась короткая полоска, как бы представляющая поток слез,- очень похоже на классический символ дождя на ликах солнечного бога в древнем искусстве Мексики и Перу. И я сам наблюдал среди майяских руин Чичен-Ицы в ориентированных по солнцу храмовых платформах блоки, оформленные в виде стилизованных черепов. Пирамиды, пандусы, каменные черепа с плачущим глазом в ориентированных по солнцу храмовых стенах... Не слишком ли я даю волю своей фантазии? Может быть, это вовсе и не черепа? Если держать блоки так, как держали мы, сомнения быть не могло. Наши помощники, никогда прежде не видевшие таких узоров, показывали пальцем на свои лица и, закрыв глаза, проводили ребром ладони по горлу, как бы отсекая голову. Между тем, когда я впоследствии показал снимок такого камня одному специалисту по археологии Востока, он повернул его на сто восемьдесят градусов и объявил, что углубления с каймой представляют совсем не глазницы, а пещеры с дугообразным сводом и плоским полом. Дескать, подобные мотивы известны в древнем культовом искусстве Южной Азии, где местные исследователи толкуют их как символическое изображение пещер, в которых укрывались монахи.
Но если это пещеры, то почему блоки непременно оформлялись попарно? И как быть со "слезами"? Или эти гголоски изображают колонну над пещерой, если блок повернуть на сто восемьдесят градусов? Ни я, ни мой оппонент не могли ответить на эти вопросы.
Как бы то ни было, когда реконструируешь забытое прошлое, всегда есть опасность, что твой энтузиазм и предвзятые идеи направят тебя по ложному пути. Одно несомненно: эти и многие другие резные блоки, извлеченные нами из груды обломков, отличались великолепным декором, и в далеком проиглом, когда известняковая облицовка могучего сооружения отливала белизной в солнечных лучах, это было изумительное зрелище. Теперь же высившаяся перед нами гора обломков смотрелась как памятник человеческому эгоцентризму. Из века в век приверженцы тех или иных религий воюют с иноверцами. Нас не покидает убеждение, что именно мы правы, наша вера единственно правильная. Другие обязаны верить в то же, во что верим мы. Иначе наши боги ждут от нас, чтобы мы мстили за них.
Приверженцы Аллаха разрушили то, что с таким ггрилежанием воздвигли солнцепоклонники. Но в промежутке здесь явно побывали приверженцы Шивы или Будды. И мы тщательно изучали каждый камень, пытаясь доискаться истины. Наши мальдивские друзья смотрели на блоки с декором и расчищенные участки кладки с таким же восхищением, как мы. Всякий раз, как нам встречался новый орнамент, раздавались ликующие возгласы и рабочие трудились еще энергичнее под звуки задорной песни. Когда же из черной почвы появился маленький кристаллический шар, восторгам не было конца. Островитяне столпились в углу между пандусом и главной стеной, где была сделана находка, кто-то из нас поднял в руке это подобие стеклянного яйца, и вся бригада принялась петь и хлопать в ладоши, покачиваясь из стороны в сторону в ритме, который задавал беззубый морщинистый весельчак в огромной шляпе, лихо отплясывавший на склоне холма. Работать с этими людьми было одно удовольствие. Умные, приветливые, старательные... Они сразу смекнули, что, поскольку на коралловых атоллах Мальдивов нет кристаллических пород, этот шарик свидетельство контактов с внешним миром.
- Это же фаллос!- воскликнул Юхансен, обводя пальцем реалистичные контуры изделия, в плоском основании которого было глубокое отверстие для какой-то подставки.
Шёльсволд согласился, однако затем напомнил, что в древней Шри-Ланке и на материке примерно так выглядели миниатюрные ступы, приносимые в дар божеству по обету. Мы сошлись в мнении, что у самой ступы тоже фаллоидная форма. Монументальные ступы символизировали повторное рождение, так почему не допустить, что они изображали фаллос, а не чрево беременной женщины, как это принято считать.
Когда мы углубились в грунт до того уровня, на котором покоилось основание хавитты, Шёльсволд забрался на ее вершину, чтобы определить высоту. Стоя наверху, он засек в нивелир сидевшего рядом на дереве Юхансена, и тот опустил до земли мерную ленту. В нынешнем виде хавитта все еще возвышалась на 8,5 метра. Размеры полностью расчищенной кладки составляли 23 х 23 метра, так что площадь пирамиды в основании равнялась 529 квадратным метрам. Если добавить пандусы, наибольшая длина каждой стороны достигала 36 метров.
По ходу работы мы сделали еще одно интересное открытие. В прошлом стены храма были покрыты белой штукатуркой. Надежно защищенные части конструкции до сих пор сохранили толстый слой затвердевшего известкового раствора. На секциях, соприкасавшихся с влажной почвой, этот слой размяк и отстал. Полностью сохранилась штукатурка в углу, где южная стена примыкала к восточной грани пандуса. Здесь она покрывала камни таким толстым и плотным слоем, что совершенно маскировала контуры кладки. Стало понятно, почему ямки на "черепных" блоках были заполнены крошевом белой штукатурки. Вот и на некоторых солярных камнях лишь самый край солнечного диска выглядывал из-под известковой лепешки. И, расчищая от белой корки многие блоки, казавшиеся нам рядовым строительным материалом, мы обнаруживали скрытый декор.
С какой стати древние резчики, приложившие столько труда, чтобы украсить камни изысканными узорами, потом замазали их, скрыв от обозрения?
Напрашивался ответ, что не они покрыли штукатуркой орнаментированные стены, что это сделали пришедшие потом приверженцы другой религии, приспособляя пирамиду для своих нужд. Так культовая архитектура поведала нам о двух различных периодах, предшествовавших появлению мусульман, которые положили конец пользованию храмом. Построенная изначально для солярного культа пирамида перешла во владение людей иной или видоизмененной веры. Людей, не поклонявшихся солнцу, а потому замазавших все религиозные символы, так что получилось сооружение с гладкой белой поверхностью. Подобное большим ступам буддистов Шри-Ланки, целиком покрытым ровным слоем белой штукатурки.
Сама расчистка ганской хавитты уже дала нам важную информацию. Но, глядя на древние стены, Лутфи и местные рабочие ожидали, что теперь, получив разрешение центральных властей, мы примемся раскапывать холм. Они не сомневались, что нас привело на Ган стремление добраться до скрытых в хавитте кладов. Однако археология не только расчистка погребенных стен и поиск сокровищ. К великому удивлению рабочих, их попросили обтесать несколько колышков, которые Шёльсволд и Юхансен вбили в землю рядом с хавиттой. Затем колышки соединили между собой шнуром так, что получились квадраты с длиной стороны один метр. После чего археологи объяснили озадаченным островитянам, что раскопки начнутся внутри этих квадратов. Нашим помощникам явно было невдомек, что за разница, с какой стороны шнура копать. И уж совсем непонятно, почему бы не взяться за саму хавитту?
Еще один сюрприз ожидал рабочих, когда они подошли к квадратам с кирками и лопатами. Им предложили отложить свой испытанный инструмент и вручили взамен маленькие лопаточки, чуть побольше суповой ложки. Предупредив, чтобы ни в коем случае не копали острым концом, а соскребали тонкие слои земли краем лопаточки под неусыпным наблюдением археологов. Нетрудно представить себе, какой нелепостью все это казалось островитянам.
Они уже знали Шёльсволда как добродушного очкарика с приветливой улыбкой на бородатой физиономии, а более молодого Юхансена - как неунывающего шутника. Однако теперь, стоило кому-то ковырнуть землю, вместо того чтобы легонечко скрести ее лопаточкой, или выйти за пределы шнура, как Шёльсволд сердито повышал голос, а Юхансен издавал скорбный вопль. И если кто-то ступал ногой рядом со шнуром, так что край раскопа осыпался внутрь, эти чокнутые иностранцы возмущались так, словно песок угодил им в суп. Не жди ни улыбки, ни похвалы, если стенки раскопа не будут совершенно прямыми и гладкими.
Когда мерная рейка показала, что пройдено 10 сантиметров, археологи объявили перерыв. Пауза была заполнена оживленными пересудами; наконец последовало разрешение продолжать работу. Но только этапами по 10 сантиметров. Ни больше, ни меньше вплоть до коренной породы острова.
И уж совсем рабочие опешили, когда Шёльсволд наклонился у них перед носом, чтобы поднять маленький кусочек древесного угля, который он положил в полиэтиленовый мешочек с ярлыком. Затем Юхансен подобрал старые рыбьи кости и крохотный осколок разбитого горшка и тоже сунул в мешочек. Первой реакцией рабочих был громкий смех, но они примолкли, явно усомнившись в наших умственных способностях, когда увидели, как мы, боясь упустить малейшие крупинки мусора, просеиваем вырытую ими землю через мелкое сито.
Опасаясь, как бы островитяне не утратили всякое уважение к нам, заключив, что мы помешались, я подозвал нашего переводчика Абдуллу, чтобы растолковать, что происходит. Рабочие слушали с большим интересом, и мое объяснение явно запало им в душу.
Я рассказал, что дома, в нашей стране, есть аппараты, помогающие узнать возраст сжигаемого в них кусочка кости, раковины или древесного угля. Эти аппараты измеряют невидимые лучи, испускаемые любыми остатками жившего в прошлом растительного или животного организма. Такой способ, который мы называем радиокар - бонной датировкой, или просто С14, обычно позволяет определить возраст предмета с точностью плюс-минус пятьдесят лет. Так что самый маленький кусочек древесного угля или куриной косточки может сказать нам примерно, когда горел костер или была сьедена курица.
С этой минуты наши мальдивские помощники превратились в настоящих профессионалов, от их внимания не ускользал ни один фрагмент органического материала величиной с рисовое зернышко.
Ну, а что с черепками от старых горшков?
Черепки датируются не аппаратами, а специалистами по керамике. В разных концах света она отличается как по материалу, так и по форме и цвету изделий. Даже в одном и том же регионе тип керамики нередко изменялся в ходе столетий. Кости людей и животных, остатки растений могут со временем сгнить и исчезнуть, но черепки не разлагаются, их можно только разбить на более мелкие куски. Часто маленький осколок может поведать нам, где и когда был вылеплен горшок. Я мог бы сказать, что для археолога керамика то же, что для филателиста почтовые марки, по которым определяют год и место их выпуска, но мои слушатели никогда не видели почтовых марок. Зато все они пользовались привозной керамикой из Индии. И достаточно хорошо знали, что такое черепки, чтобы не пропустить даже самого маленького осколка.
Члены бригады попытались убедить нас, что черепки и кости можно найти гораздо быстрее, если копать большими лопатами. Теми, которыми они работают на своих плантациях таро. Зачем скрести какими-то ложками, углубляясь за один раз не больше чем на 10 сантиметров?
Я объяснил: не только потому, что хрупкие предметы можно нечаянно разбить лопатой или киркой, но и потому, что нам необходимо отмечать, на какой глубине лежал каждый образчик. Предмет, найденный на глубине 20 сантиметров, будет старше найденного на глубине всего 5 сантиметров, и самым старым окажется тот, который лежит на скальном основании. Чем глубже, тем дальше назад во времени. Всякому ясно, что наиболее свежий гумус и последний мусор, выброшенный человеком, окажутся наверху.
Боковые стенки раскопа должны быть прямыми и гладкими, чтобы на профиле четко различались пласты. Это позволит определить, нарушалась ли их последовательность. Скажем, вырытая кем-то яма будет заполнена землей или песком, отличными по цвету от окружающего грунта. Разные типы почвы, золы или песка располагаются слоями друг над другом, образуя подобие стенной росписи. По ним можно читать повесть о климатических изменениях, лесных пожарах, песчаных бурях, наводнениях, различных видах человеческой деятельности. Если же стенки будут неровными и шероховатыми, мы не сможем прочесть строки истории, написанные самой природой.
После моего объяснения наши мальдивские помощники разделились на звенья по четыре человека: двое скребли, двое просеивали. И ни один археолог не мог пожелать себе более старательных, бдительных и дотошных полевых работников.
Считанные дни, отведенные на Гааф-Ган, только разожгли аппетит археологов. Но надо было двигаться дальше. И конечно же, мы намеревались вернуться, как только позволит время.