Капитал Российской империи. Практика политической экономии - В. Галин 16 стр.


Уже в 1816 г. были отменены многие из прежних запрещений, а в 1819 г. издан новый чрезвычайно льготный тариф, которым не замедлили воспользоваться иностранцы, навезшие массу товаров в Россию. Для российских промышленников и торговцев, по словам современников событий, отмена таможенных пошлин оказалась более роковой, чем нашествие Наполеона. "В результате, - отмечал С. Витте, - получилось в короткое время полное крушение юной русской промышленности, выросшей под влиянием покровительственной системы"; "многие из существовавших фабрик и заводов принуждены были закрыться. Одновременно с этим выяснилось, что иностранные правительства вовсе не намерены ввести у себя свободу торговли, о которой говорилось на Венском конгрессе. Все эти обстоятельства побудили правительство издать в 1822 г. новый тариф строго запретительного характера".

Результат не замедлит сказаться - количество фабрик и занятых на них рабочих к 1828 г. по сравнению с 1812 г. практически удвоится. М. Покровский, не являвшийся сторонником протекционизма, объяснял это явление падением европейских цен на зерно в начале 1820-х гг., что вызвало переток капитала из сельского хозяйства в промышленность: "Это почти общее направление нынешнего времени", - отмечал современник событий. Но именно протекционизм, создавший возможности для такого перетока, обеспечил скачкообразный рост ткацкой промышленности России. Всего за пять лет 1820–25 гг. производство разных видов сукна в России увеличилось в среднем в 4 раза.

"Не далее как в 1823 г. введена была в Москве первая жаккардовая машина и приобретена за 10 000 руб., - говорит отчет "О состоянии российских мануфактур"… в 1828 г. - Ныне таковых станков считается в Московской губернии до 2500, и оные обходятся уже и с установкою не более 75 или 85 руб. Ленты, газовые и узорчатые материи ткутся ныне у нас столь превосходно, что равняются во всех отношениях с лучшими иностранными, отмечал отчет, в то же время "российские сукна до сих пор не могут выдержать соперничества с иностранными. Дешевые наши сукна не хороши, а хорошие дороги".

Успехи промышленников привели к тому, что в 1826 г. в проекте "закона о состояниях" Николай I сделал "попытку создать из крупного купечества нечто вроде промежуточного сословия между дворянством и податными классами, притом ближе к первому, чем к последним". Кроме этого, был предпринят ряд дополнительных "покровительственных" мер: организация мануфактурных выставок (первая в 1829 г. в Петербурге), учреждение Технологического института, а позже - реальных гимназий для образования купеческих детей. Российская текстильная продукция начала вытеснять английскую не только с отечественного рынка, но и конкурировать с нею на азиатских.

А в 1837 г. была построена первая в России железная дорога между Петербургом и Царским Селом. Посетивший Россию в 1839 г. А. Кюстин проводил параллель между Петром I и Николаем I, и она, по мнению М. Покровского, была не случайна: "Николаевская эпоха, как и петровская, представляет собою крупный этап в развитии русского капитализма… Отдав российское дворянство под надзор полиции, Николай ласкал купечество и - кажется, первый из русских царей - посетил нижегородскую ярмарку".

Промышленный рост был поддержан ростом зернового вывоза, который с 1836 по 1838 г. более чем удвоился. Однако дальнейшее накопление русских капиталов было остановлено обвальным, почти 4-кратным спадом экспорта в 1840-х гг. Выходом могло бы стать привлечение иностранных инвестиций, однако, по словам М. Покровского, "Страх перед вторжением в Россию европейских капиталов, с точки зрения тех, кто правил страною при Николае, имел хорошие основания: вся "система" Николая Павловича могла держаться, как консерв, только в герметически закупоренной коробке. Стоило снять крышку - и разложение началось бы с молниеносной быстротой".

Крымская война окончательно добила русскую промышленность. Из-за войны торговая жизнь в портах Черного и Балтийского морей практически замерла. "Едва уменьшилась наша вывозная торговля, - писал в апреле 1855 г. Кошелев в записке, представленной им Александру II, - и она, составляющая менее чем двадцатую часть наших денежных оборотов, так подавила всю внутреннюю торговлю, что чувствуется тяжкий застой везде и во всем. При неурожае, почти повсеместном, цены на хлеб во всех хлебородных губерниях низки, крестьяне и помещики едва в состоянии уплатить подать и внести проценты в кредитные установления. Мануфактуристы уменьшили свои производства, а торговцы не могут сбыть на деньги свои товары". За годы войны в 13 раз сократился вывоз хлеба и в 8 раз - льна. Война ограничила импорт машин, объем его уменьшился в 10 раз, хлопка - в 2,5 раза. Это привело к резкому сокращению производства. В 1854 г. в России наблюдалось банкротство многих фабрикантов и торговцев. Одновременно в центральных губерниях значительно повысились продовольственные цены. Так, цена ржаной муки выросла на 50%, пшеницы - на 75%, гречневой крупы - на 97%, картофеля - на 92%.

Экономический кризис, вызванный Крымской войной и падением европейских цен на хлеб, побудил правительство к поиску новых путей развития. И взгляд его остановился на примере Англии, самой передовой страны того времени и победительнице в войне. Великобритания к этому времени уже полностью перешла к свободе торговли: таможенный тариф там был впервые понижен еще в 1823 г., а в 1846 г. были отменены знаменитые хлебные законы. Россия ввела фритрейдерский тариф в 1857 г., что нашло горячую поддержку внутри страны: "Финансово-экономическая литература 60-х годов, - отмечает М. Покровский, - дает почти сплошной хор фритредеров, - голоса протекционистов почти не были слышны". В 1868 г. фритрейдовский тариф 1857 г. был еще более снижен.

И Россия здесь также не была исключением, а скорее следовала общим тенденциям того времени. Фритрейдерский тариф в те годы ввело большинство стран Европы: Италия - в 1861 г., Германия - в 1862 г., Франция - в 1864 г., Австро-Венгрия - в 1866 г. До этого, в 1838 г., Великобритания подписала договор о свободной торговле с Турцией. Китаю режим свободной торговли был навязан в результате первой опиумной войны в 1842 г.

Привлекательность фритрейда, по словам "Экономического указателя" Вернадского, самого популярного журнала этого рода в те дни, заключалась в том, что "при свободе торговли положение государств земледельческих - самое выгодное, и, следовательно, Россия как представительница этих государств при осуществлении идеи о свободе торговли имела бы если не первенство, то по крайней мере огромный вес в системе мировой промышленности и торговли… Две крайние точки в системе современной производительности Европы составляют два государства - Россия и Англия, первая - в полном смысле слова земледельческая держава, вторая - мануфактурная. Обширность России, качество ее земли делает ее обильным, можно сказать, неисчерпаемым источником сельских произведений <…> обрабатывание этих самых произведений, сообщение им первой, необходимой для употребления формы должно быть естественным занятием России".

При этом, в отличие от 1816 г., "фритредерский тариф 1868 г., - отмечал А. Финн-Енотаевский, - не убил русского предпринимательства; напротив, если судить по цифрам вновь открывавшихся крупных предприятий (акционерные компании), он даже дал ему весьма сильный толчок к поступательному движению". Выплавка чугуна - верный показатель положения металлургического производства - за 10 лет, с 1862 по 1872 гг., поднялась с 15 до 24 млн. пудов, а протяженность железнодорожных путей за 6 лет, с 1867-го по 1873 г., выросла в 3,4 раза. Правда, этот рост обеспечивал не столько фритрейд, сколько доходы от постоянно увеличивавшегося вывоза хлеба: более чем в 5 раз, по сравнению с 1840-ми гг. и в - 2, по сравнению с 1862–63 гг., на фоне относительно постоянных средних европейских цен на хлеб.

Реальным же следствием введения фритрейда стал быстрый рост импорта, по данным П. Байроха, в течение 1869-1879 гг. в среднем на 9% ежегодно. Например, английский ввоз в Россию за те же 6 лет с 1867 по 1873 гг. вырос в 2,3 раза. Но главное - период процветания окажется очень недолгим и уже с 1873 г. страна начнет погружаться в глубочайший экономический кризис:

Крах следовал за крахом: в округе одного московского коммерческого суда за 1876 г. было 113 дел о несостоятельности с общим пассивом в 3172 млн. р. "С середины 70-х годов до середины 80-х, - пишет М. Покровский, - мы видим кризис, денежный и промышленный, прервавшийся только на два-три года, непосредственно после русско-турецкой войны, когда российскому капитализму было впрыснуто возбуждающее в виде подрядов и поставок, связанных с войною, и обусловленных ею же выпусков новых кредитных билетов не на одну сотню млн. руб. Но очень скоро возбуждающее перестало действовать, - и российское предпринимательство вновь сникло".

По мнению М. Покровского, основные причины кризиса 1870–1880-х гг. носили внешний характер и заключались в наступлении мирового кризиса в 1873 г. и снижении европейских цен на зерно, что привело к снижению темпов накопления капитала.

В отличие от М. Покровского, Ф. Достоевский в 1881 г. находил причины кризиса внутри России: "у нас последние 15–16 тысяч верст железных дорог в десять лет выстроились, да еще при нашей-то нищете и в такое потрясенное экономически время, сейчас после отмены крепостного права! И уже конечно, все капиталы перетянули к себе именно тогда, когда земля их жаждала наиболее. На разрушенное землевладение и создались железные дороги". Подобное мнение высказывал и князь В. Мещерский: "В эти 40 лет мы отняли от земли все почти деньги, все почти умственные силы, изнурив землю и разрушив все виды земельного хозяйства, и получили взамен к началу нового столетия в придачу к разорённому земледелию - висящие на нитке банки и постепенно суживающие своё производство фабрики и заводы". Именно истощение деревни и стало причиной промышленного кризиса, капиталов на развитие брать больше было неоткуда.

С. Витте в свою очередь считал, что основные причины кризиса крылись в господствовавшей тогда в России политике фритрейда: "мы, русские, в области политической экономии, конечно, шли на буксире Запада, а потому при царствовавшем в России в последние десятилетия беспочвенном космополитизме нет ничего удивительного, что у нас значение законов политической экономии и житейское их понимание приняли самое нелепое направление. Наши экономисты возымели мысль кроить экономическую жизнь Российской империи по рецептам космополитической экономии. Результаты этой кройки налицо".

Экономический кризис привел к тому, что с конца 1880-х гг. в России началась "реставрация крепостничества". Та реставрация, которая, по словам М. Покровского, "казалось, отнимала у России всякую надежду стать когда-нибудь "буржуазной" страной".

"И вдруг, - отмечает М. Покровский, - … произошло нечто чудесное: сухая история народного хозяйства явно начинает принимать романтический оттенок. "До 1887 года на юге России работало только два железоделательных завода - Юза и Пастухова. С этого года заводы начинают расти, как грибы. За короткое время возник целый ряд чудовищных чугуноплавильных заводов - Александровский, Каменский, Гданцевский, Дружковский, Петровский, Мариупольский, Донецко-Юрьевский, Таганрогский и пр. Количество рабочих на чугуноплавильном заводе Юза - около 10 тысяч человек, на прочих - немногим меньше. В 1899 году на юге было 17 больших чугуноплавильных заводов с 29 действующими доменными печами и 12 вновь строящимися". Производительность российской промышленности "оценивавшаяся в 1887 г. в один миллиард триста миллионов, в 1900 г. оценивалась в три миллиарда двести миллионов рублей золотом".

Источником этого чуда стал постепенный отход от фритрейда начавшийся с русско-турецкой войны, когда для покрытия военных расходов с 1877 г. пошлины стали взиматься золотом, что сразу подняло их на 40% и более. В 1881 г. была сделана 10% надбавка почти ко всем пошлинам, а в 1885 они были увеличены еще на 20%, в 1887 г. были повышены пошлины на металлы, в 1890 г. еще на 20%. Примечательно, что пошлины росли почти пропорционально падению цен на хлеб на европейском рынке. Протекционистский таможенный тариф 1891 г. поднял среднюю ставку с 14% в 1870-х гг. до 33%, а часть импорта обложил запретительными пошлинами. Например, по сравнению с 1868 г. таможенные пошлины на чугун и листовое железо выросли в 10 раз, на косы и серпы - в 3,2, рельсы - в 4,5, бумажную пряжу в 1,5 и т.д. В то же время экспортные пошлины были весьма незначительны.

Необходимость введения протекционизма С. Витте обосновывал следующим образом: "Достаточно самого поверхностного наблюдения, чтобы убедиться, что различные страны мира находятся на разной степени экономического развития. Одни успели достигнуть высшей степени развития - обосновать прочно свою промышленность, выработать высокую технику торговли, накопить капиталы, которые уже не находят применения дома и ищут выгодного помещения за границей; другие только развивают у себя промышленную деятельность, но не имеют еще достаточных капиталов, чтобы разрабатывать в потребной мере свои природные богатства и поднять до настоящей высоты свою торговую технику; третьи, наконец, вырабатывают почти одно сырье, следовательно, очень бедны еще капиталами и находятся вообще на весьма низкой степени культурного развития.

Если допустить, что повсюду одновременно установлено господство полной свободы торговли, как это желали бы ее сторонники, то каждой стране пришлось бы оставаться почти в том же положении, в каком ее застало возникновение подобного режима. Действительно, страны с высокой торговой техникой, с развитой промышленностью и крупными капиталами имели бы в странах бедными капиталами - земледельческих или со слабо развитой промышленностью - свой естественный рынок сбыта и своих постоянных поставщиков сырья. Стоило бы стране со слабо развитой промышленностью сделать попытку для развития какой-нибудь отрасли промышленности, уже хорошо поставленной в стране с развитой промышленностью, как эта последняя страна, что бы не потерять рынка, немедленно выбросила бы туда массу товара по убыточной даже для себя временно ценам и убила бы новое дело.

Бороться с этим стране, бедной капиталами, было бы невозможно, ибо на первых порах, без подготовленного рабочего персонала, без налаженной организации дела, без капиталов, которые можно привлечь к делу в этих условиях лишь большими барышами, конкуренция оказалась бы совершенно непосильной. Не было бы возможно и накопление капиталов, потому что накопление это шло бы только за счет производства сырья, которое предназначалось бы исключительно для стран с развитой промышленностью, а эти последние, являясь единственными покупателями и хозяевами положения, приобретали бы сырье, которое в самой стране имело бы незначительный спрос, лишь по самой низкой расценке, продавая, наоборот, выделанный продукт дорого и беря сверх того в свою пользу за доставку. Другими словами, страна с развитой промышленностью и высокой торговой техникой выгадывала бы и на покупке сырья, и на продаже изделий, и на провозе того и другого, а бедная страна на всем этом неизбежно теряла".

Против идей С. Витте выступали аграрии, которые утверждали, что протекционизм приведет к разорению сельского хозяйства. И в этом была своя логика: протекционизм служил не только привлечению иностранных инвестиций, но и создавал тот насос, который перекачивал капиталы из сельского хозяйства в промышленность, путем повышения цен на промышленные товары относительно сельскохозяйственных. Жесткая эксплуатация деревни становилась источником капитала для индустриализации, для введения "золотого рубля", для содержания высших сословий и государства. И. Каблиц в этой связи замечал, что: "государство великодушно истощает платежную силу крестьянина".

Князь В. Мещерский утверждал, что протекционизм даст лишь временный положительный, а в конечном итоге приведет к кризису: "Будь эти миллионы добыты от избытка доходов с земли, можно было бы мириться с этим прогрессом мануфактуры, но ужасно то, что они отняты у нуждающейся земли… И что же выходит? Земледелие умирает, земледельцы разорены, и, вследствие этого, мануфактура, раздутая на счёт земледелия, начинает падать и разоряться за неимением заказчиков и покупателей". "А завтра отмените протекционизм, и три четверти наших фабрик закроются". Аграрии выступали за сохранение фритрейда, превращение России в хлебную фабрику Европы и постепенное естественное накопление капитала.

Но продолжение движения по аграрно-фритрейдовскому пути неизбежно вело Россию только в колониальный тупик. "Страны земледельческие и со слабо развитой промышленностью, - замечал в этой связи С. Витте, - при всеобщей свободе торговли осуждены быть данницами стран с развитой промышленностью". За протекционизм был всего один, но решающий аргумент - производительность труда, которая в российской промышленности была в 5-6 раз выше, чем в сельском хозяйстве. И именно эта высокая производительность труда обеспечивала пропорционально более высокие темпы развития и накопления капитала. Сохранение же экспортно-сырьевой, аграрной модели привело бы к тому, что уровня экономического развития европейских стран начала XX века Россия достигла бы лет через сто, т.е. к XXI в., если бы, конечно, к этому времени она еще оставалась существовать. М. Вебер в этой связи замечал: "При экспортном зерновом хозяйстве рабочая сила расходуется на eemep".

Соединенные Штаты ввели протекционизм на 30 лет раньше России, его необходимость четко определил президент Дж. Вашингтон: обладая такими огромными природными богатствами, мы навсегда останемся колонией Англии, если не сможем защитить нашу промышленность. В Америке введение протекционизма привело к гражданской войне между протекционистски настроенным промышленным Севером и фритрейдовским аграрным Югом. Но другого пути не было утверждал президент А. Линкольн: "Отмените налоги, поддержите свободную торговлю, и тогда наши рабочие во всех сферах производства будут низведены, как в Европе, до уровня крепостных и нищих". Что стояло на кону говорит американский экономический историк М. Биле: "без протекционизма промышленность [США] была бы практически уничтожена".

Назад Дальше